Вредить или мешать пастве в ее войне Итамар не собирался. Все, что останется в истории от его оппозиции графу, – несколько напоминаний о христианском милосердии в проповедях да полные горечи строки в письмах и летописи: «Прежде бритты были развращены, многогрешны и не ведали праведности, потому Господь отдал их земли народу пусть и не знающему истинной веры, но невинному в простодушии. Теперь же среди англов и саксов брат убивает брата, камбрийские же бритты, очистившись страданием, несут знамена свои к востоку. Потому надлежит встречать их молитвой и возвращением к благочестивой жизни, но не мечом – и тем верней остановить…»

Подобное письмо направилось и в Кентербери, к архиепископу Адеодату. Которого сам и рукоположил этим летом. Горечи в нем было – куда той полыни. Итамар упрекал младшего летами, хотя и старшего местом прелата в грехе гордыни. Желание сделаться апостолом Хвикке на чужой крови принесло большую беду и самим Хвикке, и английской Церкви.

«И будет свара перед святейшим престолом, – сокрушался Итамар. – Сочтут нас варварами, кои мы, увы, и есть… Нескоро Рим вновь утвердит за нами право поставить архиепископом сакса».

Расстроился, а тут еще графиня. Как всегда – прослышала. От камбрийки, конечно. Явилась не римлянкой, фурией. Заявила, что не желает становиться вдовой из‑за Итамаровых дружков. Кричала, ругалась, как базарная торговка. Когда ушла, епископ обнаружил, что передал ей в бесплатное пользование до весны десять барок. И даже грамотку в том, что делает сие одолжение однократно, подсунуть на подпись забыл. Значит, теперь королева каждый год корабли на вторую половину зимы отбирать будет. Убытки…

Королева, напротив, пришла в отличное расположение духа, обыграв очередного сакса его же костями – в этот раз варварского права. Собралась помогать камбрийке в остальных делах, да та сама прекрасно управилась. Все поняла – и то, что ремесленники едва концы с концами сводят. И то, что именно оттого они заносчивость показывают. Ибо, кроме гордости, за душой только инструменты. И те, того и гляди, продавать придется. Однорукая не подкупала и требовала – просила и взывала. Цену дала невысокую, да пристойную. Да и заказ большой. И куда деваться мастерам да мастерицам? Сговорились!

Над Глостером – недовольное мычание согнанных в город стад. Под городом стучат топоры, воины ставят частокол. Одна за другой вспухают палатки. Обычная вечерняя работа. Рождение лагеря. Пока – очень скромного. Но есть и те, кому можно от нее отлынивать. Не заносчивые еще позавчера рыцари Клидога Кередигионского – эти как раз роют ров не хуже прочих. Интересные приключения выпали на долю их отряду. Сперва гонка с сидой. Тут‑то и выяснилось, что лучшая конница на большое расстояние передвигается не быстрее, чем ее обоз! Так что в первый день кередигионцы вырвались вперед, собирая восторги и вассальные клятвы, а к вечеру ушли назад. Ужинать и ночевать. Так и на второй день марша было. А на третий догнать гленцев не смогли. Свое наверстали на вражьей земле. Начали жечь деревни саксов – больше пустые. Главное – старались найти зимние запасы. И себе нужны – в котлы да в тороки. И врага голодным оставить хорошо. Хвикке, что жили вдоль границ, убегать да прятаться оказались свычны – и кередигионцы с ходу залезли поглубже. Пешее ополчение саксов за ними не успевало. Само его наличие стало для многих немалым сюрпризом. Пленив нескольких врагов, удалось выяснить: саксы вообще не прерывали мобилизацию. Главное войско в поход выступило, а вторая очередь только собиралась, рассчитывая успеть к осаде. На границе с Гвентом остались заготовленные для Кер‑Мирддина тараны – бревна с железной оковкой. Порубленные да обугленные. Теперь они саксам не нужны! Теперь у них другая забота – алое, скачущее по соломенным крышам деревень. Алое, стекающее по лезвиям камбрийских мечей. Гарнизон же в каждую деревню не поставишь: и слаб окажется, и от войска ничего не останется. Пришлось семьям гордых завоевателей бежать в леса. Обычно наспех. В заросли камбрийцы пока не лезли.

Так что хоть рыцари Клидога и отказывались согласовать действия, польза от них была. На их фоне маленькая армия Немайн, звенящая копытами по римскому тракту, не сворачивая, казалась меньшим злом. «Росомаха» над строем, не отвлекающимся на грабеж и фуражировки, выглядела сущей насмешкой. Саксам никто не доложил, что на одной из проповедей Немайн пообещала армии – возьмем много. Но разом. А по мелочи пусть другие крысятничают. Что возьмешь в деревнях? Впереди же – Глостер!

И вот он, город на восточном берегу Северна. Реку перешли, не промочив ног, да и топоры остались без работы. Урок и ученицам, и самой Немайн, полководице начинающей. И слава шести человек, что тянут руки к огню и с нетерпением поглядывают на котел. Сегодня они освобождены от любых работ. А чествование будет тихим. Пусть привыкают к особенностям новой службы.

– Вы подарили мне мост. Благодарю еще раз. Отныне каждый из вас будет числиться, как пять рыцарей. И получать соответствующие деньги. Что до тебя, Нион Вахан, ты отдала приказ, о котором я забыла. Я бы отблагодарила, да как‑то неловко говорить спасибо себе. Ты – это я, но мне временами начинает казаться, что я – это ты, и никак иначе…

Нион аж покраснела. Барды‑аннонцы переглянулись.

– Я не понял, – спросил один, – а при чем тут мост?

Спросил беззвучно. Теперь игры в аквариум начинались просто в присутствии сиды. Что поделать, права говорить: «Я – это ты!» барды пока не заслужили. Для этого нужно получить следующее звание, пророческое. Причем со специализацией по Неметоне. А другого знака отличия Немайн пока не придумала.

– Сейчас расскажу. – Сида зябко охватила предплечья ладонями. Это людей костер на открытом воздухе спасает от холода. А сиду колотит! Полтела прогрелось – и организм решил, что не стоит тратить ограниченный запас топлива на обогрев. И другая половина мерзнет, как ни повернись! А палаток поставить не успели. Можно, конечно, уйти от костра подальше, но не мерзнуть же десятерым ради одной. – Хотя нет… Хочу услышать, как поняли ваш успех ученицы.

Старшая шепчет на ухо. Права.

– Сестра, расскажи ты.

Эйра тянет руки к огню. Не так уж ей и холодно. Но повод время на размышления получить. Хоть капельку.

– Мы много говорили про Северн, – начала издали, а сама думает, решает задачку. Хороший дипломат получится. – Река – проблема для армии. Большая река – проблема большая. На целый мост мы надеяться не смели. Все, что придумали, – это снова сделать наплавной. Как через Нит.

Вопросительный взгляд. Кивок в ответ. Пока все верно.

– Немайн говорила: получим барки из Роксетера, поставим на половину лучников и так прикроем строительство переправы. Так бы и сделали: надежно, но долго. А тут вы со своим «языком»…

Барды переглянулись. Пущенное Неметоной прозвание для захваченных пленников им понравилось. И понемногу приживается в войске. На деле «языков» было трое. Один ничего не сказал, другой пытался лгать. А толку, если было с кем сверить показания? Ну, разве прожил подольше, но неприятно.

– Так мы узнали о засаде. Наследник Хвикке – до гемота, ихнего народного собрания, он все еще не король – решил поймать наших союзников из Кередигиона. Отобрал из ополчения вояк похрабрее, присмотрел лощинку, куда те собрались наведаться за добычей. По бокам – лес, поперек дороги завалы приготовлены, деревья подсеченные… Все и случилось, как задумывал, только позади кередигионцев принц Рис шел. Со всей нашей конницей. Саксы окружили союзников, а за спиной следить забыли. Рис навалился на саксов сзади – сразу стали не вепри, а поросята: бегут и верещат. Молодой Хвикке на коня залезть успел, а удрать не сподобился. Вот и получилось – не стало у саксов ни короля, ни наследника. А от полутора тысяч самых сорвиголов несколько беглецов на тот берег прибежали. Что понарассказывали – не знаю, только Глостер затворил ворота, ополчение отступило дальше, на восток, да еще и на части развалилось: всяк норовит свой хутор прикрыть. А про мост забыли. Вот и выходит: не узнай мы о засаде, не видать нам моста, как своих ушей!