8 августа 2011 года.
10:15. Идем в ознакомительный поход по острову. Среди разваливающихся, заброшенных в середине девяностых строений ПВО и прогнивших железных бочек, из которых маслянистыми ручейками вытекает солярка, стоит маленький мемориальный домик экспедиции Г. А. Ушакова. Изба, в которой он жил и работал вместе с Н. Н. Урванцевым, С. П. Журавлевым и В. В. Ходовым в 1930 — 1932 годах, перенесена сюда с острова Домашний, где сейчас находится его могила. Зимой со Среднего на Домашний можно пройти пешком прямо по льду. На глаз это не более двух километров. На могиле Ушакова всегда лежат цветы: это его дочь Маола Георгиевна передает их сюда с каждой возможной оказией. В домике музей экспедиции Георгия Алексеевича множество фотографий, документов и личных вещей легендарных полярников. Я оставил запись в гостевой книге от имени нашей экспедиции «По следам двух капитанов». Среди заброшенных и разбитых домиков бывшей воинской части, несметного количества строительного хлама и проржавленных бочек странно и противоречиво выглядит этот скромный памятник человеку, так много сделавшему для изучения всего архипелага Северная Земля. Наверное, это очень символично для нашей страны.
Возвращаясь к заставе, мы забрели в полуразрушенный дом и неожиданно столкнулись нос к носу с огромным медведем. Обосновался он по–хозяйски на заброшенном продовольственном складе. Здесь, еще с советских времен, оставались целые стеллажи запечатанных консервных банок, которые мишка не без удовольствия и уплетал. На нас он посмотрел как на досадное недоразумение своей суровой, будничной жизни. К счастью для всех, случайная встреча обошлась без выяснения отношений. По возвращении на заставу мы напилили дров и истопили добрую полярную баньку.
9 августа 2011 года.
07:00. Пролив между островами Средний и Домашний почти полностью забит льдом, а ведь еще вчера здесь была чистейшая водная гладь.
09: 20. Едем в гости на действующую полярную станцию на острове Голомянный. Если идти пешком, то это около тринадцати километров отсюда, но гостеприимные хозяева погранзаставы выделили нам грузовик. Вообще‑то Голомянный уже давно полуостров, так как к Среднему намыта широкая галечно–песчаная коса, по которой спокойно ездят армейские «Уралы». Но даже на современных картах его почему‑то упорно продолжают обозначать как остров. Игорь Михайлович, главный на станции, работает здесь с 1986 года, в сентябре юбилей — двадцать пять лет! Кроме него на базе еще только двое молодых ребят. Работы у полярников непочатый край: один на хозяйстве, второй на метеонаблюдениях, третий отсыпается. И так по кругу без всяких выходных, а нередко и без отпусков. Друг с другом все уже давно переговорено, а тут вдруг свалились на голову свежие собеседники. За разговорами время пролетело незаметно. Между прочим, я прочитал ознакомительную лекцию по экспедиции Брусилова. Даже сам удивился, как много и долго я могу об этом рассказывать. Все слушали с нескрываемым интересом Игорь Михайлович вспоминал, как приехал сюда еще совсем молодым романтиком и как всего через два месяца после его приезда сотрудник станции один–единственный раз вышел на улицу без ракетницы и был разорван белым медведем
— Да, заехали на двадцать минут, — попрощавшись и выйдя на крыльцо, комэска выразительно посмотрел на часы. Был уже поздний вечер.
11 августа 2011 года.
08:00. Запуск двигателей. Курс на Диксон. Температура воздуха +1° С.
08:10. Взлет. До свидания, остров Средний, край Ушакова, Урванцева и других, может, и менее известных, но не менее мужественных героев–романтиков.
К материку летели постоянно в тумане. В открытую дверь кабины пилотов я видел напряженные лица летчиков. Все‑таки иногда хорошо, когда не можешь оценить всей серьезности ситуации, в особенности если не можешь на нее повлиять. Но вот и Диксон — неофициальная столица Арктики. Здесь уже ощутимо теплее, температура воздуха +8° С. Аэродром расположен на островной, гораздо меньшей части поселка. В 1985 году здесь проживало около пяти тысяч человек, сейчас едва доходит до пятисот! Тенденция к покиданию поселка продолжается. Неужели это и есть современное развитие Крайнего Севера?
Садимся на катер и едем на материк. О былой славе здесь говорят только старые, ставшие теперь экзотическими, лозунги на обшарпанных стенах заколоченных зданий: «Таймыр — за мир!», «Решения XII пятилетки в жизнь!» и тому подобное. Уже ночью, прогуливаясь по спящему поселку, подошли к местной больнице. Разруха, как после войны: битые, кое–где заклеенные полиэтиленовой пленкой окна, отвалившаяся штукатурка. У входа стоит без колес и дверей единственная в поселке машина «скорой помощи». Решив, что больница не работает, я тем не менее машинально постучал в запертую дверь. Каково же было удивление, когда дверь больницы внезапно отворила моложавая медсестра. Она сообщила нам, что несмотря ни на что, медицина здесь все еще жива. Правда, это всего двенадцать стационарных коек в маленьком крыле огромного здания. Профильных отделений как таковых не существует, только палаты: хирургия, терапия и гинекология.
— Если хотите, — доброжелательно сказала мне медсестра на прощанье, — приходите завтра за интервью к главному врачу. Он будет утром.
Я как‑то живо представил себе, куда бы мы были направлены, разбудив ночью в родном Подмосковье сестру приемного отделения, для того чтобы задавать свои глупые вопросы.
Ночевать остаемся на местной погранзаставе.
12 августа 2011 года.
07:15. Наш штурман Антон Аксенов запрашивает погоду на мысе Каменном, это уже полуостров Ямал. Диспетчер дает добро на вылет. Короткие сборы, и мы снова в небе. По пути следования вертолета, у большого тундрового озера не спеша рысачит полярный волк–одиночка. Заслышав шум моторов, он останавливается и с удивлением разглядывает непонятную для него железную птицу. Несколько раз прямо среди тундры попадались брошенные нарты. Кем и когда они были здесь оставлены?
13:50. На Ямале:
— Борт двадцать три — сто двадцать один диспетчеру. Разрешите запуск двигателей.
— Диспетчер борту двадцать три — сто двадцать один. Запуск двигателей разрешаю.
Начинается уже знакомое зачитывание контрольной карты:
— Энергетика…
— Включена…
— Перекачивающие насосы…
— Включены…
— Авиагоризонты…
— Включены, разарретированы…
— Курсовая система…
— Включена, согласована…
Фразы летят четко и коротко, как выстрел. Радист Николай Морохин записывает в полетном блокноте неведомые для меня цифры. Бортовой техник Евгений Громов чутко вслушивается в шелест вертолетных винтов. Экипаж сливается с машиной в единый организм. Быть вертолетчиком в Арктике — работа особая!
И снова под нами бескрайняя тундра. Высота две тысячи двести: в иллюминаторе замаячили заснеженные хребты Уральских гор — скоро Европа. Хорошо, что на этот раз повезло с погодой: пролет через горный массив напрямую сокращает путь минут на сорок. Это наш крайний перелет.
16:05. Под нами появляется «медвежий угол» — Воркута Отсюда до Москвы рукой подать: чуть меньше двух тысяч километров. Очень тепло прощаемся с вертолетчиками прямо на аэродроме. За эти несколько недель мы как‑то незаметно подружились. Да, Олег Продан оказался прав: слетай с ребятами, не пожалеешь!
— Может, до завтра останешься, у нас впереди выходные? — комэска хитро прищурил глаз и подпер языком щеку.
— Михалыч, ты же знаешь, что, если я останусь до завтра, получится, как в том анекдоте: «в ночь с двенадцатого на восемнадцатое августа..». Так что от греха.
Лавочки возле воркутинского вокзала, видимо, не были предусмотрены строителями по определению. Не беда! Привычно уселся прямо на землю.
— Это у тебя чё? — кивнул на мой кевларовый кофр с карабином станционный бомж Сашка, как он не мешкая торжественно и представился.
— Скрипка, — я попытался уклониться от разговора.
— А, композитор, — со знанием вопроса кивнул бездомный человек.
Откуда‑то прибежала большая бродячая собака, обнюхала мой пакет с продуктами на дорогу, в котором заботливо была спрятана поллитровка. Хорошо еще, что не пометала. Подали поезд. Крайний плацкартный вагон, верхняя боковая полка возле туалета. До скорой встречи, хмурый батюшка Север!
