Зверюга, как будто почувствовав грустное настроение хозяина, подошел и потерся головой о колено. Кирилл потрепал пардуса по загривку, опустив взгляд ниже. Луны не было видно, Бета светила совсем уж слабо, да еще костер мешал, но ночное зрение все-таки позволяло разглядеть редкую на этой широте степь довольно далеко. Если бы еще не этот заросший холм с севера…

Он смотрел, и вдруг откуда-то из глубины подсознания выплыло:

И вечный бой, покой нам только снится

Сквозь кровь и пыль летит, летит степная кобылица

И вьет ковыль…

Герцог повторил про себя строчки еще раз. Насколько к месту! Но вот откуда они? Собственные таланты по стихосложению у Кирилла отсутствовали напрочь. Сколько в детстве учитель словесности не бился с ним, ничего не получалось. Запомнить с первого раза чужие стихи и прочитать с соответствующим выражением – это легко. А самому пару слов зарифмовать никогда не получалось. Тогда откуда эта красота взялась?

Зверюга опять ткнулся головой в колено, но в этот раз ему требовалась никак не ласка. Гепард, чуть прикусил руку и потянул к центру лагеря, где в окружении палаток подразделений, стояли шатры командования. Все понятно – опять на ночную охоту намылился. Сдаст хозяина с лапы на лапу волкодавам под охрану и оборону, а сам усвистит, только его и видели. Тихо приползет ночью сытый, еще и псам в зубах кусок мяса притащит – как-никак друзья-товарищи, вместе любимым хозяевам служат. Не выспавшегося в путь утром поднимут? Так во время марша он не особо и нужен. Запрыгивай в любую кибитку и кемарь.

Кирилл усмехнулся – прочитать намерения пардуса по его взгляду особых сложностей не составляло – и пошел, подгоняемый кошкой. Впрочем, его самого ждут в шатре новые впечатления. По намекам принцессы, вместе с ней этой ночью будет юная баронесса Находкина. Монументальные бедра, весьма приличных размеров упругие ягодицы и не менее упругие груди, каждая размером с его голову. И все это при наличии талии, приятного личика и совсем не пустой головки. Очень любопытно! А насколько точно и быстро из своего гигантского лука стреляет! Вот только, как у нее с выносливостью и опытом в ночных забавах?

Герцог непроизвольно прибавил шаг.

****

Мало того, что щенки оказались форменными проглотами, попрошайничая и таща со стола прямо на глазах все съедобное, до чего могли дотянуться, так еще уже к концу второй недели жизни они принялись грызть обувь. Затонов, демонстрируя жене умение обращаться с инструментами, сколотил большую будку и выселил Боню и Тяпу, как назвала Сюзанна пушистые комочки, во двор замка. На утверждение, что лапушки замерзнут, ведь ночью температура в маленькой долине снижается до пятнадцати градусов, отреагировал брошенной в конуру рядом с подстилкой электрогрелкой. А на следующий день за завтраком продемонстрировал жене запись с камеры, прилаженной внутри будки.

– Дрыхнут, твои дурни, обрати внимание, у самой дальней от грелки стены.

– Пашка, ты совершенно бессердечный тип. Ну посмотри, какие они милые.

– Смотрю, – кивнул подполковник, глядя не на экран, а на жену.

Сюзанна не выдержала, расхохоталась, пересела к нему на колени и принялась целоваться. Потом, взглянув на часы в углу экрана, ойкнула, заявила, что у нее важный эксперимент на Наташке, еще раз чмокнула его в кончик носа и пулей умчалась в ванную комнату. Затонов убрал со стола и последовал за женой мыться. У него сегодня тоже был "важный эксперимент" – первая попытка отковать булатный клинок.

За работой, возней с действительно милыми, на глазах растущими щенками и обязательными, уже привычными, но совсем не надоедающими ласками по вечерам, "медовый месяц" пролетел как-то очень быстро.

Переключение состава атмосферы по образцу Наташки прошло практически без каких-либо неприятных ощущений. Первые минуты старались дышать пореже и не очень глубоко, опасаясь кислородного опьянения. Все-таки давление повысилось почти вдвое. Но, буквально через полчаса уже забыли об изменениях. Незаметно наступил давно ожидаемый день…

Они стояли перед биорепликатором и смотрели на таймер, отсчитывающий последние секунды. Короткий писк и контрольное табло начало мигать, докладывая о готовности. Сюзанна решительно нажала локтем на сенсор, аккуратно подхватила из открывшейся камеры вытянутый колобок и, перевернув его чуть более толстой стороной вниз, легонько потрясла. Из маленького рта младенца тонкими струйками потекли околоплодные воды из легких. Еще пару встряхиваний, и прерывистый кашель возвестил о начале самостоятельного дыхания ребенка. Врач, немедленно уложив колобок на руку ротиком вверх – тельце почти полностью уместилось на ладони – стала качать младенца с боку на бок.

– Вот здесь надо чуть-чуть подождать. Принудительно удалять пуповину нежелательно, – повторила Сюзанна один из пунктов уже выученной наизусть инструкции.

Павел только молча кивнул, разглядывая колобок. Тот вдруг немного выгнулся, закряхтел и с характерным звуком отходящих газов тонкая, миллиметров шесть, не больше, кожаная трубочка провалилась между женских пальцев обратно в камеру репликатора. Туда же последовало несколько капель крови. Сюзанна бережно протерла специальной влажной салфеткой маленькое личико, прямо на ладони опустив в глубокую кювету с теплой водой, обмыла тельце и, промокнув влагу мягким бумажным полотенцем, уложила в капсулу-колыбельку дрона-няньки. Маленькая пародия на личико сморщилась, безгубый еще ротик широко открылся – младенец, видимо собрался выразить свое недовольство плачем – но придвинутая манипулятором соска заставила заняться более увлекательным делом. Сосал молочную смесь ребенок явно с удовольствием.

– Ну здравствуй Адам! С рождением тебя, первый человек расы суперменов, – произнесла Сюзанна и, сдирая перчатки, взглянула на часы. – Всего в семь минут уложились.

– Как у тебя все просто и ловко получилось, – кивнул Затонов, не отрывая взгляда от насилующего соску малыша. Животик, до того впалый, на глазах медленно приподнимался.

– На наших волкодавчиках потренировалась. Ту живность, что сейчас по Наташке бегает, дроны принимали, – и вдруг сменила тему, сделав шаг назад и стянув с лица медицинскую маску: – Что-то пить хочется. Пошли по-быстрому кофе глотнем.

– Я бы сейчас лучше стопарик принял, – признался подполковник, тоже избавляясь от маски и не потребовавшихся перчаток.

– Я тебе дам, стопарик! – грозно отреагировала жена. – Еву кто принимать будет?! Договаривались же работать по очереди, страхуя друг друга.

– Все-все, – Павел на ходу поднял руки в защитном жесте. – Уж и помечтать нельзя.

– Мне со сливками, – сказала Сюзанна, устраиваясь в кресле. – А мечтать будем, когда закончим принимать детишек. Где-то до месяца можно скинуть все на нянек, а вот потом у них откроются глазки, появится слух и обоняние. Но главное – нарастет в достаточной степени кора головного мозга. То есть, появится способность к восприятию и анализу внешних раздражителей. Вот тогда надо будет обязательно на руки малышей брать, разговаривать с ними, улыбаться гуканью и хмуриться, когда обделают родителей.

– Сразу со всеми детишками? – ужаснулся Затонов. Перспектива быть обделанным его особо не смутила – только и надо, что озаботиться большим запасом чистых комбинезонов. – Шестьдесят мальчиков и столько же девочек?

– Ну, пусть не со всеми сразу, но придется ежедневно толику внимания уделять каждому малышу, – ответила жена, смакуя кофе.

Подполковник в некоторой растерянности крутил давно пустую чашечку на блюдце. И очень удивился, когда Сюзанна прямо у него из-под пальцев выдернула чашку и отправила в мусорный контейнер.