Саша уселся на землю. Хорошо хоть, что тепло и дождя нет, иначе укрыться было бы негде.
Лежавший по соседству боец в поношенном изодранном реглане спросил:
– Браток, закурить не найдется?
– Извини, не курю.
– Тебе повезло. Есть охота, но голод терпеть можно, а вот курить хочется – сил нет терпеть.
– А что, здесь, в лагере, не кормят, что ли?
– Я тут второй день. Воду дают, а со жратвой туго.
– Ну и порядки у них! – усмехнулся Саша. – Меня Александром звать, – он протянул красноармейцу руку.
– Меня Антоном, – красноармеец, оглянувшись, тихонько пожал руку Александру. – Ты как сюда угодил?
– Полк разбили еще под Пинском. Выходил из окружения. Прибился к другому полку, так и его немцы разгромили. Удалось к своим выйти, а с передовой сюда отправили.
– Почти у всех истории одинаковы. Я летчик, меня за линией фронта сбили. Неделю к своим пробирался, и вот – на тебе, вышел, называется.
Пилот в сердцах сплюнул.
– Антон, людей быстро… – Саша замолчал, отыскивая подходящее слово.
– Фильтруют, ты хочешь сказать?
– Вроде того.
– Кому как повезет. Хуже будет, если немцы в наступление попрут. Тогда, если не успеют всех вывезти, просто расстреляют.
– Ни хрена себе! А не лучше ли будет нам оружие дать и против немцев поставить?
– Это ты у особиста спросишь, когда вызовут.
– Он уже меня допрашивал.
– Погоди еще, это только начало. Не били?
– Нет.
– Значит, все еще впереди.
– Вот уроды!
– Ты потише, донесут.
Саша замолчал. Условий для содержания – никаких, да еще и бить будут. Перспектива не прельщала.
– Ночью прожекторами периметр освещают? – спросил Саша.
– Откуда у них электричество? Просто на ночь пускают вдоль колючки еще двоих часовых. Куда бежать, если документы у них, в бараке? К тому же, если убежишь – значит, точно враг. Тогда искать со всей силой будут.
– Куда ни кинь – всюду клин.
– А ты что, бежать собрался?
– Да нет, это я к слову. Я при свете прожекторов спать не люблю, потому и спросил.
Периодически из барака выходил рядовой, выкрикивал фамилии. Названные люди поднимались и шли в барак.
Когда начало темнеть, выкрикнули: «Савельев!» Саша даже не сразу понял, что это его вызывают.
Он подошел к бараку.
– Ты чего, уснул?
– Есть маленько.
Его завели в ту же комнату.
– Надумал признаваться?
– Не в чем мне признаваться.
Лейтенант был явно выпивши – от него пахло спиртным, лицо раскраснелось.
– Ничего, и не таких раскалывали. Ты у меня не то что говорить – петь будешь!
Лейтенант кулаком постучал в стенку. Вошел уже знакомый рядовой.
Лейтенант кивнул. Рядовой с ходу кулаком врезал Саше в ухо. Саша не удержался и упал, а энкавэдэшник с видимым удовольствием пару раз пнул его сапогом.
Саша поднялся, поняв, что если будет лежать, тогда его будут бить ногами, а это больнее. Но едва он поднялся, как мучитель ударил его снова – коварно, под дых. Саша согнулся, хватая ртом воздух. Нет, пора с избиениями кончать.
– Я… подпишу… все, – сипло выдохнул он.
– Ну вот, другое дело! – обрадовался младший лейтенант. – Вот бумага, ручка – садись и пиши.
Саша подошел к столу, уселся на табурет, взял в руку ручку – обычную, ученическую, какие тогда были в ходу, с деревянной ручкой, стальным пером, и… мгновенно ударил ею лейтенанта в глаз, вогнав ручку почти до середины. Лейтенант, не издав ни звука, рухнул на стол. Тут же мгновенный поворот назад и мощнейший удар ребром ладони по гортани второму, который бил Сашу. Рядовой схватился за шею, засипел, обмяк и сполз по стене на пол. Саша изо всех сил ударил его каблуком в переносицу. После такого удара не выживают.
Он снова повернулся к столу. Лейтенант уже валяется на полу.
Саша был вне себя от злости. Это вам не безоружных и покорных людей бить! Чешутся руки – шли бы на передовую. Так боязно небось! Немец – он ведь и убить может.
Так, что теперь делать? За совершенное двойное убийство он теперь враг советской власти – но не страны. А впрочем, не он – документы-то на сержанта Савельева. Надо уходить, не ровен час – заявится кто-нибудь.
Барак имел, как уже заметил Саша, два выхода. Один – в лагерь, другой – за периметр, на волю. Но рядом с бараком – ворота, и там часовой. Надо надеяться, что освещения нет, и глядишь – фокус удастся.
Саша быстро оглядел убитых. У лейтенанта гимнастерка в крови – не годится. Саша стянул гимнастерку с рядового, разделся сам до трусов и надел трофей на себя. А галифе он снял с лейтенанта – тот подходил ему по комплекции. И ремнем офицерским опоясался, благо на нем висела кобура с «ТТ». Сапоги же взял рядового – они подошли по размеру. У лейтенанта уж больно маленькие, наверное – не больше сорокового.
Он уже шагнул к двери, как вспомнил о фуражке. Нет, не пойдет. Фуражка – принадлежность офицерской одежды, а не одежды рядового. После некоторых поисков нашлась пилотка, отлетевшая после удара в угол.
Саша вытащил из кобуры пистолет, передернул затвор и сунул пистолет в карман галифе – так быстрее достать можно. Расстегнул карманы гимнастерки, достал документы, поднес их к керосиновой лампе. На обложке солдатской книжки надпись – Народный Комиссариат Внутренних Дел. Раскрыл, прочел: «Сахно Павел Иванович». Надо же знать, кем придется быть некоторое время. Вышло нелепо, но раз так… В конце концов, он вышел к своим, чтобы воевать, а не сидеть в камере и не быть битым ни за что ни про что. Он – не овца, покорно идущая на заклание.
Саша подошел к двери, прислушался. В коридоре тихо. Он открыл дверь и, не скрываясь, хотя коридор был пуст, пошел к входным дверям. Распахнул их, обернулся назад и сказал несуществующему собеседнику:
– Я скоро вернусь.
Часовой у ворот буквально в десятке шагов посмотрел мимолетом в его сторону, зевнул и отвернулся. Саша спокойным и уверенным шагом направился прочь, хотя его так и подмывало побежать.
Он шел по дороге и размышлял. Понятно, что убитых обнаружат, и, скорее всего, утром. Но на кого, на кого думать? Да черт с ними, пусть ищут, кого хотят.
А вот что теперь ему делать? Искать другую часть? Глупо – у него документы энкавэдэшника. Эх, поспешил он. Наверняка в столе у лейтенанта были его документы, вернее – сержанта Савельева. Ну чего стоило ему задержаться еще на пару минут, найти и забрать «свою» солдатскую книжку? Нет, обрадовался близкой свободе, ушел. Хоть назад возвращайся!
Сказать, что документы утеряны? Снова в лагерь фильтрационный отправят. И не исключено, что в этот же. Не так много таких лагерей в полосе обороны дивизии, скорее всего этот – единственный.
Как ни прикидывал Саша, реального плана не вырисовывалось. Вот это попал так попал! Он, конечно же, не надеялся на радушный прием с угощением, когда фронт переходил, и даже был готов в душе к тому, что его будут проверять. Но не бить же с перспективой расстрелять! Реальность оказалась жестче и страшней, чем он думал.
За ночь Саша отмахал от лагеря километров пятнадцать по грунтовой дороге и только один раз нарвался на патруль.
Из придорожных зарослей в лицо ударил луч света, на миг ослепив его. И тут же последовал негромкий, но властный голос:
– Стой! Руки вверх! Вперед и – медленно!
Пройдя несколько шагов, Саша увидел перед собой сержанта, рядового и торчащее из зарослей колесо мотоцикла.
– Стой! Кто такой? Документы! – Сержант осветил лицо Саши и что-то сказал напарнику.
Саша спокойно предъявил документы рядового.
– Куда следуете ночью?
– Не могу сказать, дело особой важности.
С НКВД, всесильной и жесткой, связываться никто не хотел. Вечно у них секреты и тайны. За излишнее любопытство самому можно в застенок угодить.
Документы Александру вернули, козырнув, и он вздохнул свободно. Неплохие документы, можно сказать – вездеход.
Саша посчитал, что уже отошел на достаточно большое и безопасное расстояние от лагеря, и устроился неподалеку от дороги – под кустами – на ночлег. Утро вечера мудренее, как говорится в пословице. В сложившейся ситуации надо было отдохнуть, выспаться, чтобы наутро иметь свежую голову.
