Следующую остановку Маккензи сделала у комнаты матери. Дверь была приоткрыта для Оливии, хотя девочка спала крепко и среди ночи никогда не просыпалась. Теперь, когда Мак была дома, дверь можно было закрыть. Когда она потянулась, чтобы сделать это, раздался голос ее матери: “Я не сплю.”

Маккензи замешкалась, а затем вошла в комнату.

“Как все прошло?” - Сьюзан Брент села в кровати и протерла глаза. Ее темные волосы были растрепаны после сна, и пожилая женщина выглядела так же невинно, как и четырехлетняя девочка, которую она помогала растить.

“Они приняли новость удивительно легко. Если бы я знала их хуже, то решила бы, что им уже все известно.”

“Хорошо, думаешь, они догадались сами?”

Мак присела на кровать матери. Ей в голову уже приходила мысль о том, что Копленды могут подозревать, что брак их сына существует только на бумаге. Но, когда она высказала это предположение Нику, тот лишь рассмеялся.

“Ник считает, что, если бы они узнали, то уже сообщили бы ему об этом.”

“Возможно, но иногда гораздо легче игнорировать проблемы, надеясь, что они разрешатся сами собой.”

“Не думаю, что Копленды были бы так спокойны, если бы знали.”

“Что насчет твоего свидания? Судя по тому, как поздно ты вернулась, все прошло хорошо, не так ли?”

Маккензи залилась краской. Она восстановила отношения с матерью, лишь когда забеременела Оливией. В юности Мак нуждалась в матери, с которой могла бы поговорить. В ком-то, кто мог бы предложить ей поддержку, когда отец называл собственную дочь исчадием ада, обнаружив вырезки с красивыми женщинами из журналов, наклеенные с внутренней стороны ее шкафа. И, хотя Маккензи все еще не отпустила горечь последних лет, прожитых в отчем доме, но, узнав о своей беременности, сразу же пошла прямо к матери. Та, к ее удивлению, отреагировала, как настоящая мать: обняла Мак и пообещала с этого дня быть рядом с дочерью и ее ребенком. И сдержала свое обещание.

Маккензи встала.

“Пойду переоденусь, пока Оливия не проснулась и не стала интересоваться, почему ее мама до сих пор во вчерашней одежде.”

“Кстати, очень красивое платье.”

Мак смущенно улыбнулась комплименту матери и пригладила подол.

“Оно нравилось мне ровно до тех пор, пока Барб не сказала, что мои руки слишком мускулисты для него.”

“А что сказала Колби?”

Маккензи улыбнулась, вспоминая восхищенный взгляд, которым окинула ее женщина. Она бы выслушала еще сотни колкостей Барб Копленд, чтобы в итоге Колби снова так же на нее посмотрела.

“Мне кажется, оно ей очень понравилось.”

“Вы поговорили?”

Улыбка Мак погасла.

“Не думаю, что она хочет говорить о прошлом, а я не могу рисковать…” Она пожала плечами. - “Я не очень хорошо ее знаю, мам. Я хочу, но не уверена, что сейчас подходящее время для этого. Она живет в Портленде, а я - здесь. И у меня есть Оливия, мне нужно подумать о ней. У таких женщин, как Колби, в жизни нет места для детей.”

“Ты в уверена в этом? Ты сама только что сказала, что знаешь ее недостаточно хорошо.”

“Я знаю достаточно, чтобы понять, - если бы Колби хотела детей, они бы у нее уже были. Она умна и целеустремленна.” - Маккензи снова пожала плечами. - “Колби всегда была такой. И даже если бы ей захотелось попробовать, то я не хочу, чтобы она приучила к себе Оливию, а потом исчезла бы из ее жизни, поняв, что это не то, чего ей хочется. У Оливии сейчас такой возраст, в котором дети осознают, когда люди, к которым они привыкли, больше не рядом с ними. Она уже два раза спрашивала у меня, почему Ник здесь больше не живет.”

“Ты беспокоишься об Оливии или о себе?”

Мак нагнулась и, обняв мать, ответила: “Я беспокоюсь о нас обеих.”

***

Колби полежала в постели еще несколько минут, сожалея, что ей не хватило смелости поцеловать Маккензи на прощание, и осознавая, почему она этого не сделала.

Становилось все труднее ограничивать их отношения только рамками секса. Если бы Колби позволила Мак узнать, что она не спит, то их ожидал бы серьезный разговор.

Ей пришлось бы выложить правду о том, почему она здесь и для чего она здесь.

Колби выскользнула из постели, покраснев, когда ее чувствительные места заныли, затем почувствовала запах своего тела и улыбнулась. Она бы не отказалась снова забраться в кровать и вспомнить их вчерашние занятия.

Взяв в руки записку, оставленную Маккензи, Колби дважды перечитала ее, чтобы понять до конца.

“Колби,

прости, что оставила тебя, но через два часа у меня встреча с клиентом. Уходить от тебя этим утром было очень трудно, поэтому я пишу тебе это письмо. Я знаю, что это - трусость, но ты, наверное, уже привыкла ожидать от меня подобного. Я пыталась все объяснить тебе прошлой ночью, но, кажется, ты не захотела ничего слушать. К сожалению, это единственное, что я могу предположить. Если бы мы встретились через год, возможно, все сложилось бы иначе. В данный же момент я прохожу через очень сложный период своей жизни. Я понимаю, что, возможно, для тебя все произошедшее было лишь веселым времяпрепровождением, но боюсь, что не смогу жить по таким правилам.

Я прошу у тебя прощения за то, как обращалась с тобой в школе. Я знаю, что этому нет оправдания, но у меня были дома проблемы из-за моей ориентации, а ты напоминала мне о том, что я считала неправильным. Мне казалось, что если я буду обращаться с тобой жестко, то это остановит мое влечение к тебе. Но это лишь усугубило его, и теперь мне приходится жить еще и с чувством вины.

Я знаю, что у тебя есть жизнь в Портленде, работа и все остальное, что требует твоего внимания, но я хочу, чтобы ты помнила: если однажды что-то изменится или если однажды ты захочешь поговорить о прошлом, - я здесь, рядом. И всегда буду.

Маккензи”

Колби бросила записку на стол и пошла в душ. Значит, все кончено… Мак написала, что они больше не увидятся… Взглянув на влажное полотенце, аккуратно висящее на вешалке, Колби включила душ на полную мощность. Намыливаясь, она ругала Маккензи всеми словами, которых, к своему сожалению, не сказала той в школьные годы, и успокоилась, лишь обнаружив, что более обижена, нежели зла. Колби не имела права обижаться. Мак просто сделала то, что должна была сделать она сама, если они продолжали бы и дальше в том же духе.

Колби осознала, что потеряла всю объективность, если она вообще у нее была. Тебя даже не должно быть здесь! Ты взяла деньги за работу и переспала с замужней женщиной, которая, как ты должна была доказать, изменяет мужу. Что это говорит о тебе? Выключив воду, Колби открыла дверцу душевой кабинки и потянулась к полотенцу.

Едва ее пальцы коснулись влажной материи, как она поняла, что это - то самое полотенце, которым вытиралась Маккензи, но все равно взяла его в руки.

Затем прижала к своему лицу и закрыла глаза, но не почувствовала никакого запаха Мак, только запах мыла, которым и сама только что воспользовалась.

Решительно стиснув зубы, Колби бросила полотенце на пол, взяла сухое и небрежно вытерлась им. Маккензи права, все было ошибкой. Пора с этим покончить.

Глава 7

До ланча с Коплендами оставалось четыре часа, и Колби потратила это время на проверку почтовой корреспонденции и посещение тренажерного зала отеля. Она пришла на встречу за двадцать минут, но Коплендов, разумеется, еще не было. Прошло еще полчаса, а они так и не появились.

Как обычно, супруги опаздывали, и было бы удивительно, если бы сегодня они пришли вовремя. Мысли Колби постоянно возвращались к прочитанной утром записке, в которой Маккензи так красиво ее отшила.

“Мисс Деннис.”

Перед ней стоял Арнелт Копленд, и Колби поспешила поприветствовать его. Он разглядывал лежащую на столе папку так жадно, что, казалось, у него вот-вот потекут слюнки. Колби встречались люди, похожие на него. Едва учуяв запах крови, они были готовы растерзать свою жертву в клочья. А на этот раз кровь принадлежала Мак.