«Сын я дочери царя Катила,
От тебя рожденный егет.
На коня я сел в восемь лет
И объездил почти весь свет.
В месте одном я кровь увидал —
Ее не впитывала земля,
Даже ворон ее не клевал.
Даже звери ее пугались,
Во все стороны разбегались.
Матери я о том рассказал,
Просил ее тайну крови открыть
Ничего не сказала мать,
Только села и стала рыдать,
И не знал я, что ей сказать.
Был растерян я, удручен,
Не зная, что значат те слезы и стон;
По стране я много бродил,
Много людей встречал по пути —
И стариков, и молодых,
О тайне крови спрашивал их.
Не объяснил мне толком никто,
Только одно говорили про то:
„Отец твой — как Тенгри-бог для нас,
Всех от страшной участи спас,
Честь его мы в сердцах храним,
Тайну матери свято чтим.
Ты у отца могущество взял,
Грудь своей матери ты сосал,
Для обоих ты — общий сын.
И если так твоя хочет мать,
Сам постарайся все понять“.
Услышав такое, я в дом воротился,
Снова к матери обратился;
Вновь сказать она не пожелала,
Тайну свою от меня скрывала;
Сел тогда я, стал слезы лить —
Но все не хотела она говорить,
Спать уложила меня потом,
Стала баюкать меня шепотком.
И тогда я решил притвориться,
Что уснул. А сам сквозь ресницы
Следил за нею. И вот она,
Решив, что я уж во власти сна,
Моего бдения не замечая,
Слезы горючие роняя,
Склонила голову надо мной,
Зашептала полночной порой:
„Ушел Урал мой и с тем пропал;
Видно, уже не вернется он.
Сын подрос, коня оседлал —
Но об этом не знает он.
Родился таким же, как и отец,
Бесстрашным, словно с парой сердец;
Кровь же злую отца моего
И поныне земля не впитала.
С тех пор, как дитя ее увидало,
Вконец покинул его покой,
Батыр успокоится ли такой?
Как теперь я с ним поступлю,
Тайну открою? Как стерплю?
Если скажу — он тайну узнает,
Голову в том краю потеряет,
Поедет разыскивать отца,
Одну меня бросит в стенах дворца“, —
Сидя так, моя мать причитала.
Поднялся я, когда светало,
Туда завернул, где та кровь трепетала,
Все вокруг нее я бродил,
„Эх ты, кровь, ты кровь! — говорил, —
Тебя отец, оказалось, пролил!
Когда отец мой сюда ступил,
Ты, выходит, с ним воевала.
Не потому ли ты не остывала,
Что рука батыра тебя проливала?
Еще оттого, что ты грязна,
Ворон не пьет, не вбирает земля,
Лоснясь, лежишь ты, гнилью дыша,
Мукой исходит твоя душа…“
Только такое успел я сказать,
Кровавое озеро стало вскипать.
Когда кипящая капля упала
На белый камень, ушедший в грязь,
Слизь каменистая задрожала
И прямо из грязи речь полилась:
„Мы четыре батыра-раба
Дедушки твоего Катила.
Бились против отца твоего,
Но кровь царя нас в яд превратила.
Даже земля нашу кровь не пьет,
Солнца луч ее не берет.
Воронов выпить ее умоляем —
Они же в ответ: мол, нет, не желаем.
Мучится наша душа и страдает.
Поди к Уралу, отцу своему,
Всю нашу боль поведай ему:
Пусть снизойдет, нашу кровь оживит,
Пусть в достойных богатырей
Вновь из крова нас превратит“.
Услышав такое, я тайну узнал,
Матери обо всем рассказал.
Недолго она раздумывать стала,
Молча в сторону гор зашагала,
Воронов всех вокруг собрала
И, проводив одного куда-то,
Каждодневно его ждала,
С гор своего не спускала взгляда.
Однажды, не помню, в какую пору,
Шумно назад воротился ворон,
Воду в клюве своем принес —
Была та вода прозрачнее слез;
Мать плеснула на кровь водой —
Четверо встали из крови той.
Тогда сказала батырам мать:
„Позор за отца моего принять
Вам пришлось. Вы кровью алели.
Станьте ж друзьями Уралу на деле —
Всех друзей моего отца
Уничтожьте теперь до конца;
Вместе с сыном моим ищите
Урала по белому свету всему,
Хоть под землей его найдите,
Мой привет передайте ему“.
Взяв четверых батыров с собой,
Осознав, кто отец мой родной,
Что я — Яик — рожден был тобой,
Издалека я приехал к тебе,
Чтобы товарищем быть в беде,
Чтобы помощь тебе оказать,
Чтобы рядом с тобой воевать.
Пояс потуже я повязал,
Что есть мочи к тебе прискакал».
