Убив калмыцкого шаха, устрашив калмыков, объезжал бек Алпамыш, как победитель, калмыцкую столицу. Тут попадается ему чабан Кайкубат. Говорит ему Алпамыш: — Когда мы в зиндане сидели ты, Кайкубат, много нам удружил-послужил. Я убил калмыцкого шаха Тайчу, — хочу чтобы ты был шахом этой страны. Мы верны своим обещаньям; на Тавке-аим, шахской дочери, женить хотим мы тебя. От калмыков счастье откочевало, — наше настало время. Много ты нам услуг оказал, — теперь, друг мой, управляй этой страной, что хочешь, то и делай. Твое право. Царствуй наславу, кого хочешь — милуй, кого хочешь — карай, но только край калмыцкий этот держи в руках. Должен ты себя показать нашим угнетателям, калмыкам, большим силачом, грозным правителем. Для этого начинай с меня: как увидишь меня перед народом, говори со мной властно, грозно, ни за какое твое грубое слово я на тебя не обижусь. Пусть я для вида пред тобою унижен буду. Эти слова сказав, собрал Алпамыш всех калмыков, а Кайкубат, будто ничего не зная, палку волоча, подходит к нему и, палкой размахивая, грозно кричит на него: — Что тут натворил, глупец-мальчишка, ты! Разбуянился, я вижу, слишком ты! Сколько калмыков напрасно погубил, Шаха самого калмыцкого убил! Я сейчас уйму мальчишеский твой пыл. Где ты, озорник, булат свой раздобыл? Зря рубить людей кто дал тебе права? Захотел щенок пойти тропою льва? Видно, не видал ты пред собою льва! Проучу тебя — поймешь мои слова: Сила у меня — ты знаешь какова? Кулаки мои не лезут в рукава! Сразу отучу тебя от озорства. За твое бесчинство — голову б отсечь, — Стыдно на мальчишку поднимать мне меч: Палкою простой поколочу тебя, — От самоуправства отучу тебя!.. Выслушал Алпамыш притворно-грозные слова Кайкубата и такое почтительное слово сказал ему в ответ: — Как бы ни был грозен ты со мною, брат, Я тебе во всем повиноваться рад. Славишься ты силой всюду, Кайкубат, Только калмыки не ведали о том, Что батыр скрывался в пастухе простом. Я же сам давно, отлично это знал, — Никогда себя с тобою не ровнял, Голову всегда перед тобой склонял; Быть тебе опорой с детства я решил, В честь тебя я много подвигов свершил, — Преданную службу я тебе служил. У тебя учиться храбрости, уму Я от всей души мечтал, и потому Покорюсь любому слову твоему. Если и побьешь, себе за честь приму. Места нет во мне обидам на тебя. Шаха дочь, Тавку, я выдам за тебя, Самого тебя я шахом объявлю! Кайкубат на эти слова так Алпамышу ответил: — Я доволен речью дружеской твоей. Преданность свою мне доказать сумей: Ну-ка, Ай-Тавку доставь мне поживей! Я тебя пока, пожалуй, пощажу, — Дела не исполнишь — сильно накажу!.. — Низко поклонившись, Алпамыш бежит — Службу Кайкубату сослужить спешит, — Похвалой его, как видно, дорожит. А народ калмыцкий, затаивши дух, В изумленьи смотрит, размышляя вслух: «Вот каков он, этот Кайкубат-пастух! Силой он своей прославлен на весь мир, Рад ему служить его земляк-батыр! Что за чудеса! Такого удальца Не ценили мы, оказывается! Должен был он быть на помощь нами зван, Как только покинул Алпамыш зиндан: Сколько пользы б нам принес такой чабан! Должен был давно он шахским зятем стать, В битве с Алпамышем войско возглавлять, — Не дал бы ему народ наш истреблять. Нам узбек свое узбекство показал, А пред Кайкубатом — как унижен стал!..» Так-то Алпамыш врагов перехитрил: Всю страну своей он воле покорил, Кайкубата он героем объявил Пастуха на трон калмыцкий посадил. Правит Кайкубат страною калмыков. Тут к нему приходят прежние друзья — Много пастухов и прочих бедняков, Входят — с удивленьем на него глядят, — Слово поздравленья высказать хотят: Мол, счастливо царствуй, будь здоров, богат. Милостиво их встречает Кайкубат. Он, на троне сидя, их благодарит, С каждым о его нужде поговорит, Обещает он заступничество им, — Горя, мол, не будут знать они под ним… В это время входит Алпамыш-Хаким. Посланца направил он к Тавке-аим, Ай-Тавка в урде изныла от тоски, Никакого нет терпенья у Тавки. Минули ее счастливые деньки — Друг ее ушел, а злые языки Говорят — не хочет он ее руки. Так она скучает меж своих подруг,— Весть от Алпамыша получает вдруг: Видеться, — мол, с ней желает милый друг. «Он по мне тоскует! — думает она. — Встретит — возликует! — думает она. — Страстно поцелует! — думает она.— Мешкать — время минет, — думает она, — Он ко мне остынет!» — думает она. Посланца Тавка не заставляет ждать, — Девушек зовет — ее сопровождать. Посланцу сказала: «Веди!» Ну-ка, погляди на нее: Сердце ли в груди у нее. Птица ли трепещет в груди? Радость какова, посуди. Девушки, как надо, идут: Десятеро их — впереди, — Встречным объявляют: «Пройди!» Десять с нею рядом идут, Десятеро их позади, Десятеро — песни ведут. Приходит Тавка-аим во дворец, подходит к Алпамышу, стоящему у трона, — Алпамыш, к Тавке обращаясь, такое слово говорит: — Слово я скажу, красавица, тебе, — Может быть, и не понравится тебе: Службу твою — дружбу я ль не уважал, В дни, когда в зиндане пленником лежал? Если б уваженья не питал к тебе, С просьбой обращаться я б не стал к тебе: Помощь мне твоя отныне не нужна, — Как-никак, ты прежней власти лишена, Все, что прикажу, ты выполнить должна. Принуждать тебя, однако, не хочу, — Этим уваженья дань тебе плачу, Да не буду грубым я в твоих очах: Твой отец убит, калмыцкий падишах, — Видишь, — падишахом стали [41] Кайкубат, Славой на весь мир они теперь гремят. А к тебе они давно благоволят, — Сердце ты свое не мучь, Тавка-аим, И на их любовь ответь любовью им: Ведь они платили за тебя калым, Значит — были первым женихом твоим: Первый покупатель должен быть любим. О твоей красе прослышав, Ай-Тавка, Кайкубат сюда пришел издалека: Чин — страна его — богата, велика. От любви к тебе он стал в стране чужой Бедным пастухом. Теперь он — шах большой, Ты его любовь не отвергай, Тавка, Будет с Кайкубатом жизнь твоя сладка. вернуться Алпамыш говорит о Кайкубате во множественном числе, чтобы подчеркнуть его высокое положение. |
