Алпамыш, слова Култая выслушав, так ему ответил: — Тайну вам открою, дед Култай-ворчун: Не для баловства явился я в табун: Нужен неотложно мне один скакун! Вы не беспокойтесь: я годами юн, Но не страшен мне силач-батыр чужой, — Наделен и сам я силою большой! Есть в стране калмыцкой девушка одна, — Очень калмыками там угнетена! Преданный твой сын, мой добрый дед Култай, Выехать собрался в тот калмыцкий край, Привезти свою подругу Барчин-ай. Окажи мне помощь — скакуна мне дай! Я освобожу свою Барчин-аим, Расспрошу родню, как там живется им, — Может быть, вернуться думают к своим. Помоги мне, дед, поехать в ту страну! Калмыкам-врагам я головы сверну, Дяди-бия дочь от них освобожу, Всем откочевавшим помощь окажу, И тогда вернусь к родному рубежу. Вот зачем я здесь у табуна брожу, У тебя, Култай, коня себе прошу… Знаю, дед Култай, что любишь ты меня: Не гони меня — и подбери коня. Ждать ни одного теперь не смею дня. Счастью моему не будь помехой, дед! Буду я тебе всегда утехой, дед! Не для озорства, не ради смеха, дед, — Милую спасать мне надо ехать, дед! Култай на это говорит ему такое слово:
— Что же ты, стервец, опять сюда пришел? Или деда речь ты мирной шуткой счел? Что ты здесь оставил, чтоб ты смерть нашел! Иль шайтан тебя с пути прямого свел? Иль совет в пути коварный получил? Или палкой я тебя не доучил?.. — Так на Алпамыша дед Култай орет, В руки палку он тяжелую берет, Замахнулся. — Ну, проваливай, урод! — Алпамыш стоит, песку набравши в рот, — Он оцепенел, а дед идет вперед, Подошел — и палкой, не шутя, хватил, Три-четыре раза палкой угостил. Бека Алпамыша дед поколотил, — Палкою батыра к жизни возвратил, Бека не на шутку этим рассердил. Алпамыш поклажу наземь положил, Деда вновь к себе поближе подпустил, За кушак его как следует схватил. Дед Култай от страха всех лишился чувств, В ребрах у Култая раздается хруст. Осень подошла — цветник увядший пуст, — И ворона сядет на розовый куст. Палка совершила, видно, чудеса! За кушак Култая Алпамыш взялся — Поднял, раскачал — и бросил в небеса. За его полетом Алпамыш следит. Дед игральной бабкой с неба вниз летит, И с небес батыру юному кричит: — Э, сынок, смотри, как бы Култай, твой дед, — Быть ему живым-здоровым до ста лет, — На куски разбившись, не наделал бед: Без меня коням твоим присмотра нет! Сделать, что прикажешь, я даю обет. Лучшего коня поймаю в табуне, — Только б на куски не расшибиться мне!..— С неба долетали вопли старика. Вытянулась вверх батырская рука, За кушак поймал Култая Алпамыш, Подхватил — и наземь положил его, Грудь ему коленом придавил слегка: — Ну-ка, дедушка, поймайте-ка мне коня, — сказал Алпамыш. — Погоди, сынок, поймаю, — отвечает Култай, — только не сейчас. — Нет, сейчас же поймай! — Как же я тебе коня поймаю, если встать не могу? — рассердился Култай. Отпустил его Алпамыш, — Култай крикнул: — Курхайт! — Тут лошади со всех девяноста пастбищ, все, сколько их было, побежали на его зов, собрались перед ним. Култай дал Хакимбеку укрук, — сказал: — Сам лови, какого хочешь. Взял Хакимбек укрук, решил закинуть его на шею буланого коня или на гнедого коня с пегими ногами, или на крупного быстроного коня-шапака. Забросил он укрук, опустился укрук на шею одного чубарого коня с длинной, шелковистой гривой. Оказался конь не таким, о каком душа его мечтала, не пришелся он Алпамышу по вкусу, — отпустил он этого коня, думая про него: «Чересчур уж нежен конь этот, — невынослив окажется в походе». Закинул он снова укрук — снова попался тот же конь, снова отпустил его Алпамыш, говоря: — Э, навлечешь ты беду на меня, околеешь в походе, опорочишь меня, на несчастье мое попадаешься ты мне! В третий раз закинул укрук Алпамыш, в третий раз поймал он все того же шелкогривого чубарого конька. — Видно, это и есть судьба моя! — сказал Алпамыш. Подтянул он коня к себе, надел ему на шею свой кушак, подвел его к месту, где седло и упряжь лежали — и осматривать его стал, гадая, каким же окажется этот сужденный ему конь. Подходит к нему в это время Калдыргач-аим со своими девушками, — посмотрела на брата, поняла сразу, что недоволен он конем своим, что опечален потому Алпамыш. Взяла она из рук его поводья, погладила коня по крупу, осмотрелась по сторонам, — сказала: — Не печалься, не думай, что это плохой конь. Человек, севший на этого коня, увидит многие страны, достигнет цели своей. Подбодрила она этими словами брата, поздравила его, так говоря: — Конь серо-чубар, — каков уж есть, — таков. Но не сыщешь в мире лучших скакунков. Говорю тебе, — он счастье седоков: На таком коне сразишь любых врагов. В сбруе, под седлом нарядней аргамак. Ты к луке подвесишь золотой садак, — Ветром конь помчится в бой и на улак, И к миндалеокой ты примчишься так. Поздравляю, братец, — клад — не аргамак! Скакуна такого будешь ты любить. Только сядь, — он сам свою покажет прыть. Он тебе врагов поможет перебить, Вызволить Барчин — и с ней счастливым быть. Будешь за коня судьбу благодарить. Поздравляю, братец, — клад — не аргамак! Ласковой рукой по лбу его погладь. Собирайся в путь. Пора коня седлать! Ты о Байчибаре худо не суди, Выплесни сомнений горечь из груди, Счет его достоинств конских — впереди. По свету на нем сначала поброди, — Лучшего тулпара поищи — найди, — Не найдешь — и сердца зря не береди! Конь благословен, — с ним неудач не жди, Службу он тебе сослужит, — погоди. Только сам смотри — коня не повреди! Все твои желанья выполнит он, брат! Говорю тебе: не конь, а сущий, клад! Истинный тулпар, он истинно крылат, — Самой быстрой птице не лететь с ним в ряд. Верь, никто конем подобным не богат. По пескам пустынь, по кручам горных гряд Может он скакать шесть месяцев подряд. А что он чубар и неказист на взгляд, В этом, ака-джан, твой конь не виноват!.. Ака-джан, послушай слово Калдыргач: Крепкокостен конь, вынослив и горяч. Конь иной красив, а слабосильней кляч, Этот конь — тулпар, — из-за него не плачь. Ты, мой ака-джан, недалеко глядишь, Если Байчибара своего хулишь: Этою лошадкой мир ты удивишь, Славу всех батыров ты на нем затмишь. Если с ним свою судьбу соединишь, Первых силачей калмыцких посрамишь, — Дяди-бия дочь от них освободишь. Как ты недогадлив, брат мой Алпамыш! |
