– А я‑то полагал, что вам сдали полную информацию обо мне, – язвительно хмыкнул фон Редер. – Оказывается, не всё знают господа конгрегаты? или просто поленились?.. Ульбрехт фон унд цу Редер, барон. Тридцать девять лет. Состою на службе у Его Императорского Величества шестой год.

– Все это любопытно, – заметил Курт настойчиво, – однако мне хотелось бы узнать, как вы очутились на такой службе и по какой причине пользуетесь таким доверием.

– Это не имеет к делу никакого отношения, – категорично отрезал тот. – И это уж точно не касается вас, майстер инквизитор.

– Повторю, что это решать мне, – возразил Курт, – и чем больше вы упираетесь, тем больше у меня крепнут подозрения в том, что…

– А мне плевать! – повысил голос фон Редер. – Можете думать все, что угодно, майстер инквизитор, но исповедоваться вам я не стану!

– Это несерьезно, Ульбрехт, – вновь заговорил наследник, подняв, наконец, голову с ладоней и распрямившись. – Ведь я знаю эту историю. Да и половина двора ее знает, и наверняка кое‑кто в Конгрегации тоже, посему, даже если я смолчу, то майстер Гессе, выйдя отсюда, без труда добудет все необходимые сведения. Почему не рассказать сразу?

– Хороший вопрос, – согласился Курт, успев уловить неясную тень во взгляде оставшегося в комнате телохранителя. – Как мне уже доводилось убедиться на опыте, с таким упорством замалчивают лишь нечто очень любопытное и, чаще всего, неприглядное. Вы тайно устранили кого‑то, неугодного Императору?.. Нет, – сам себе возразил он, видя, как в глазах фон Редера разгорается злой огонек, – об этом половине двора вряд ли может быть известно… В чем же дело?

– О, Господи, – вздохнул Фридрих, когда в ответ по‑прежнему не прозвучало ни слова, – это уже не просто несерьезно, но еще и неумно… Ульбрехт обязан моему отцу жизнью, майстер Гессе. Он в буквальном смысле снял барона с плахи.

– Ваше… – зло начал фон Редер и осекся, вовремя поняв, что превысил допустимый тон.

– Ульбрехт был некогда прославленной личностью в определенных кругах, – продолжил наследник, игнорируя укоряюще‑угрюмый взгляд своего охранителя. – Если говорить точнее – в кругах торговцев, проезжающих поблизости от его земель, и среди его соседей. «Барон‑разбойник» – это было о нем; потому, собственно, Йорг и напрашивался в его свиту столь назойливо. Барон фон унд цу Редер слыл удачливым рейдером, а кроме того – всегда делился добычей со своими соучастниками почти по‑братски.

– М‑м, – отметил Курт, следя за все более темнеющим лицом барона. – Похвально.

– При очередном налете ему не повезло. Точнее, как выяснилось, один из соседей снарядил «торговца», груженного вместо товара наемниками. Бо льшая часть людей Ульбрехта была убита, а он и еще несколько его бойцов пленены и представлены суду. Как несложно догадаться, этот суд лишил его рыцарского звания и приговорил к казни. Тем временем…

– Ваше Высочество, – проговорил барон уже не столько со злостью, сколько просительно; Курт вздохнул:

– Бросьте. Все самое главное уже сказано.

– Тем временем, – продолжил Фридрих, – отец как раз был в Баварии. И так случилось, что эта история достигла его слуха. Дальнейшее подобно событиям какого‑нибудь сказания – отец даровал барону и его людям жизнь в обмен на верную службу.

– Любопытно. А что дало Императору повод решить, что барон достоин столь ответственной работы и не предаст своего работодателя при первом удобном случае?

– А та самая его разбойная жизнь, – пояснил Фридрих охотно. – Как узнал отец, Ульбрехт никогда не трогал монахов и женщин, убивал же и вовсе лишь в крайних случаях, чаще всего от безвыходности. Разумеется, это привело к образованию огромного количества живых свидетелей, которые потом давали показания на суде против него, но…

– Ясно, – кивнул Курт и, помедлив, уточнил: – Так стало быть, господин барон, ваш боец «жил» а не «живет» в ваших владениях потому, что вас их лишили?

– Нет, – через силу отозвался фон Редер, не глядя в его сторону. – Его Величество сохранил за мной мое имение и титул.

– И вернул рыцарское звание?

– Да.

– Что ж, вот теперь мне ясно все. Ну, и, поскольку вы баварец, надо думать, у вас есть и некие личные чувства, если можно так выразиться, к вашему подопечному?

– Мне плевать на околопрестольные интриги, – по‑прежнему хмуро вымолвил тот. – Фридрих фон Люксембург по линии его матери в отсутствие иных наследников в любом случае является баварским герцогом, и как бы ни повернулось всё, что бы там ни замыслили ваши вышестоящие, что бы ни предприняли курфюрсты – он останется таковым, даже если не займет трона Империи.

– Принимается, – подытожил Курт, мельком обернувшись на дверь. – Хотя подобное верноподданническое рвение штука редкая и сама по себе вызывающая подозрение…

– Я бы попросил… – начал фон Редер, и он повысил голос, оборвав:

– Но. Но, – продолжил Курт, когда тот настороженно умолк, – некоторые явственно видимые мне признаки побуждают меня вам поверить. И даже в некотором роде вашим людям, ибо они, кажется, обладают неким бессомненно полезным качеством – лишены желания думать самостоятельно.

– Чего о ваших не скажешь, – желчно отозвался барон. – И вы сами заметили (хотя я и не сомневался в этом ни на мгновение), что конгрегатские вояки будут врать напропалую, причем так, что любой политик им позавидует. Как вы намерены вычислить предателя среди них?

– Как уже и сказал. Буду говорить с каждым. Как только возвратятся наши водоносы, я возьму Альфреда в сопровождающие и…

– Мы возьмем, – поправил фон Редер решительно. – Если вы, майстер инквизитор, отчего‑то вдруг решили, что я выпущу вас из виду и уж тем более позволю говорить с вашими собратьями в мое отсутствие – вы либо наивны, либо слишком самонадеянны.

– Самонадеян, – подтвердил Курт безмятежно, кивнув в сторону наследника: – А как же ваш подопечный? Оставите его без присмотра?

– Мои люди отличаются не только отменными умственными качествами. Они, замечу, еще и хорошие бойцы, а также, как вы сами заметили, достойны доверия. Думаю, я могу их оставить наедине с Его Высочеством на то время, что понадобится нам для допросов.

– А после? – с неподдельным интересом осведомился Курт. – Когда мы опросим всех, кого опросить потребуется, вы вернетесь в эту комнату, а я – в свою, ведь так?

– Ну, так, – настороженно согласился барон, и он пожал плечами:

– А если не так? Если, расставшись с вами, я снова отправлюсь к моим сослужителям, дабы поговорить с ними без сторонних глаз?

Фон Редер замер, не сумев скрыть растерянности, и внезапно пробудившаяся энергичная мозговая деятельность отразилась на его лице отчетливо и ясно.

– Вы об этом не подумали, – вздохнул Курт понимающе. – Хотя должны были бы… А я должен предупредить вас, господин барон, что мне, возможно, все‑таки придется говорить с кем‑либо из наших подозреваемых в ваше отсутствие. Разумеется, я передам вам все, мною услышанное, но здесь проблема заключается в том, что вы ведь в это не поверите, так?

– Разумеется, – совладав с первой оторопью, раздраженно согласился тот, – и не вижу, чему тут удивляться.

– Я и не удивляюсь. Всего лишь выражаю свое сожаление по этому поводу.

– И даже это странно, ибо…

– Позвольте я вам кое‑что объясню, – оборвал его Курт, и тот умолк, глядя на него с подозрением. – Точнее, я вам продемонстрирую въяве причину, по каковой мною описанное может иметь место.

– Ну? – весьма неучтиво согласился барон, и он кивнул, обратясь к Фридриху, наблюдавшему за их беседой молча.

– Скажите, – поинтересовался Курт буднично, – вы уже лишились девственности? Хотя – разумеется, даже и спрашивать нечего; в таком‑то возрасте, при таком‑то титуле – наверняка нет отбою от придворных девиц и прислуги. Или в первый раз вы предпочли покупную любовь, для надежности?.. – уточнил он, получив в ответ лишь ошеломленный взгляд наследника. – И как прошло?

– Да вы отдаете себе отчет… – едва не задыхаясь от бешенства, начал фон Редер, и Курт вскинул руку, призывая к молчанию: