– А если это и впрямь не задумка вашей верхушки, – продолжил фон Редер с мрачным злорадством, – если это и в самом деле измена, то пророчу вам, майстер инструктор, и еще одну приятную беседу – с вашим начальством. И массовую чистку в рядах вашей воинской братии.

– К слову, – произнес Курт, поднявшись с корточек с укутанным, как простуженный младенец, разобранным арбалетом на руках. – Мысль любопытная. Удалось покушение или нет – итог один: ворота на запоре, никто не входит и не выходит, каждый под надзором, пока покушавшийся не будет изобличен. А для того, чтобы сделать это было легче, сюда вызывается орда следователей посерьезней, чем я, повыше рангом, да и в решениях посвободнее – то самое упомянутое вами начальство. Так или иначе ситуация будет разрешена.

– К чему клоните, можно покороче? – нетерпеливо оборвал его фон Редер.

– Можно, – согласился он все так же спокойно. – В свете этого вопрос: как он намерен предотвратить все это? Голубь преодолеет расстояние от лагеря до академии за какие‑то часы, и уже сегодня руководство Конгрегации снарядит сюда людей, которые будут иметь полномочия даже и порешить для верности всех, если одного виновного вычислить не удастся. Как он предполагает обойтись одним мною?

– Здесь есть голубятня? – уточнил фон Редер, и Хауэр зло огрызнулся:

– Удивительно, верно? Однако – да, туполобые конгрегатские псы догадались содержать поблизости средство связи.

– Насколько поблизости?

– Вот, – указав вправо, пояснил Курт, по‑прежнему не повышая тона. – То небольшое строение, похожее на дрянной сарай.

– Его никто не охраняет.

– Голубятня, как видите, стоит на достаточно открытом пространстве и видна часовому у стены.

– Однако он не смотрит на нее все время.

– А теперь вы покороче, – потребовал Хауэр. – Это к чему?

– Как часто вы проверяете своих почтовиков? – не ответив, спросил фон Редер, и Курт, переглянувшись с инструктором, тихо вымолвил:

– Вот и ответ… Альфред, – все так же негромко и выдержанно повелел он, – сейчас мы спустимся и проверим голубятню. Это ничего не изменит, однако убедиться в версии барона все‑таки следует.

***

На сей раз, услышав обыденный вопрос «кто» из‑за двери комнаты наследника, фон Редер не отозвался равнодушно и ровно, как прежде, а рявкнул в ответ, и на лице телохранителя, отпершего дверь, впервые отобразилась человеческая эмоция – удивление и укор. Сам Фридрих сидел у стола, уткнувшись в него локтями и опустив голову на руки; и одежда, и руки по‑прежнему были перепачканы уже подсохшей и потемневшей кровью. К вошедшим он поднял взгляд медленно, глядя с выжиданием, и болезненно поморщился, когда Бруно тихо и уверенно констатировал:

– Он ушел.

– Какой догадливый, – с ядовитым сарказмом констатировал фон Редер, нервно и стремительно пройдя к табурету, однако не сел, лишь упершись в столешницу ладонями.

Курт приблизился к столу не спеша, с грохотом водрузив на столешницу завернутый в дерюгу арбалет и постаравшись сделать это так, чтобы разобранное оружие выскользнуло из свертка. Взгляды телохранителей скользнули по деталям, на миг на них задержавшись; во взглядах проскользнула злость, толика заинтересованности… и никакого узнавания…

– Святой отец сказал, что Хассель убит, – произнес телохранитель, стоящий за спиною наследника недвижно, точно статуя. – И, как я понимаю… он скрылся?

– И это лишний раз подтверждает тот факт, – едва разжимая губы, выговорил фон Редер, – что убийца – один из ваших. Слишком быстро он ушел, слишком просто, а значит – слишком хорошо знал, куда идти! И арбалет – это не оружие моих людей! И лишь ваши имеют возможность разгуливать здесь, в то время как мои – сидят тут, безвылазно!

– За ними никто не следил, – возразил Хауэр враждебно, – и они могли сделать что угодно, пока мы были на плацу!

– Отравленные голуби – один этот аргумент бьет все ваши вялые и бездоказательные выкладки!

– Голуби? – переспросил Бруно, и Курт кивнул:

– Здешние почтовики. Мертвы все до единого. Отравленное зерно.

– Уж этого мои парни бы не смогли – они понятия не имели, где голубятня!

– Наверно, они слепы и глухи, ибо как еще можно не заметить ежевечерне слетающуюся стаю птиц?

– Мой человек убит!

– Разменивают монеты и покрупнее.

– Ваши‑то? – пренебрежительно уточнил фон Редер. – В этом – не сомневаюсь! Ваши – могут!

– А ваши – нет?

– Еще один такой намек!..

– Никаких намеков, прямое обвинение! Это вашим немецким патриотам богемский род поперек горла!

– «Вашим» немецким?

– Тихо! Оба!

Тишина и впрямь воцарилась – разом и вдруг; на голос, отдавший этот короткий и четкий приказ, все обернулись, и все – с удивлением.

– Тихо, – повторил Фридрих, подняв голову с замаранных кровью ладоней и распрямившись. – Вы будто торговки, не поделившие место. Я хочу услышать четкое и внятное разъяснение ситуации. Я стал мишенью убийцы; чтобы это понять, не надо быть гением. Вопрос – как он мог оказаться в этой крепости, и, как я понимаю, ответ заключается в том, что убийцей является человек изнутри – либо из моих же телохранителей, либо из ваших бойцов, майстер Хауэр. Так или нет?

– Все верно, – подтвердил Курт, когда в ответ воспоследовало молчание. – Он, кем бы он ни был, невзирая на сегодняшнюю ошибку, в остальном предусмотрел все, в том числе и то, как не позволить нам связаться с вышестоящими и призвать на помощь хоть кого‑то. Почтовые голуби отравлены, судя по всему, этим утром. А это, как верно заметил барон, говорит в пользу его версии, то есть, виновности, скорей всего, не ваших оберегателей.

– Гессе! – укоряюще проронил Хауэр, и Курт кивнул:

– Если, конечно, в деле не замешаны те двое, что оставались в комнате сегодня утром, пока их подопечный был на тренировке…

– Ну, знаете, майстер инквизитор!

– Всё возможно, – оборвал барона Курт и, перехватив взгляд инструктора, вздохнул: – Понимаю твои чувства, Альфред, однако опираться я буду не на них, а на факты. Барон кое в чем прав: его люди вряд ли смогли бы проникнуть в голубятню: пусть часовой и не смотрит на нее постоянно, однако пространство вокруг так или иначе находится в его поле зрения. Зондер сумел бы пробраться мимо, хваленая императорская стража – не думаю. И голубятня заперта, а взлом замка есть умение, явно в их арсенале не наличествующее, к тому же, требующее времени и нарочных инструментов – каковы здешние замки , я знаю. С другой стороны, я не знаю, что внезапно может оказаться среди навыков незнакомых мне людей…

– Мои парни бойцы, – сквозь зло сжатые зубы вытолкнул фон Редер. – И не учились воровским штучкам! И, если уж на то пошло, все полдня они были у меня на глазах или в присутствии Его Высочества! Если спорить с этим, придется допустить его участие в организации собственного убийства.

– А убийства‑то не было, – заметил инструктор. – Телохранитель – тот да, убит, а наследник живехонек. Отличный ход: прибавить себе веса и цены, а попутно и опорочить Конгрегацию.

– Его Высочество, – с явственным состраданием в голосе возразил Бруно, – жив потому, что был вовремя замечен стрелок.

– К слову, уж слишком вовремя, – неприязненно проговорил фон Редер. – Никто и ничего не видел, а ваш чудо‑инквизитор задницей узрел снайпера на крыше. Быть может, потому просто, что знал о нем? Потому, что таков был план? Прославленный Молот Ведьм, отмеченный императорской милостью, самое громкое имя Конгрегации, спасает жизнь наследника трона и – оп! – он доверенное лицо будущего императора.

– Можете думать, господин фон Редер, что это дарованный мне свыше талант, – пояснил Курт по‑прежнему невозмутимо. – Я лично считаю это приобретенным reflexus’ом: в моей службе бывало всякое, и, думаю, именно потому я чувствую, когда кто‑то смотрит мне в спину. Мой помощник же полагает, что это физическое проявление параноидального расстройства моего рассудка. Мои многочисленные недруги – что это моя врожденная способность. В любом случае, примите это как данность: если вы пожелаете что‑то скверное сделать за моей спиною, скорей всего я это почувствую.