– Так значит, – вымолвил, наконец, Хагнер, – вот как я буду выглядеть после смерти.

– Не значит, – нехотя возразил Ван Ален, не глядя на него. – Для начала – ты другого типа. Вы… умираете иначе. И к тому же, если смерть естественная…

– Мне, думаю, это не грозит, учитывая обещанное мне будущее.

– В любом случае, это сейчас не самая важная тема для обсуждения, – с заметной поспешностью произнес охотник, потянув Хагнера за локоть и оттолкнув от бойницы. – И не на что здесь с таким тщанием пялиться. Сбегай‑ка лучше к тому окошку в комнате и посмотри, что творится у задней двери – ну как они задумали провернуть там какую‑нибудь пакость, пока мы здесь точим лясы.

– Так ведь вы же сказали, что черный ход защищен, – настороженно возразил торговец, и Хагнер тяжело усмехнулся, отходя от проемов:

– Просто он хочет, чтобы я ушел и не видел того, что вижу.

– Однако пойди и взгляни, – подтвердил Курт, пытаясь разглядеть шевеление в темноте и не видя ничего. – Все же мало ли. Только в окно не высовывайся.

– Парень в большей безопасности, чем все мы вместе взятые, – заметил охотник, когда Хагнер ушел; Курт кивнул:

– Знаю. Потому и отпустил его со спокойной душой.

– Сейчас он сиганет в это самое окно, – пробубнил Карл Штефан, – и только мы и видели наше прикрытие. И из всех наших преимуществ останется только ваша спокойная душа.

– Никуда он не денется, – осадил его Бруно. – Не болтай попусту.

– Почему тишина? – скосившись в темноту за бойницами, пробормотал Курт. – Времени прошло достаточно для того, чтобы перестроиться. У него под рукой, даже если не брать в расчет раненых, остались еще трое живых и здоровых. Почему не повторяет штурм?

– Испугались? – предположил фон Зайденберг. – Быть может, в эту минуту он пытается урезонить их, а они противятся.

– Они продолжали атаку, даже окруженные пламенем, – возразил охотник. – Стало быть, возражений в этой армии не принимается, и его они боятся больше, чем своего самого сильного страха. Больше похоже на то, что ему не понравилось вот так просто терять своих подручных, и теперь он замышляет какую‑то гадость.

– У него нет иного варианта – только дверь, – с сомнением заметил Бруно. – Через крышу не проникнуть, окна слишком малы для них… Что бы ни пришло ему в голову, а идеи с тараном он не оставит…

– Я не дошел до окна, – оборвал его голос Хагнера, и парнишка почти выбежал из коридора на площадку лестницы, оглядываясь за спину и словно бы пытаясь услышать что‑то за воем ветра. – Но там, позади, что‑то происходит.

– Что именно и где? – уточнил Ван Ален; он неопределенно махнул рукой:

– Я не знаю. Но я что‑то слышал – за стеной, под самой крышей.

– Под крышей? – переспросил рыцарь недоверчиво. – Ты не мог услышать что‑то отсюда, через чердак.

– Мог, – отозвался охотник, бросив взгляд за окно, и отступил назад, с сомнением косясь в сторону коридорного прохода. – Парень на взводе: обращение не состоялось, однако зверь в нем все же бодрствует, и кое‑что, хочешь или нет, прорывается; слух же у волка не чета нашему. Что именно ты слышал?

– Не знаю. Словно кто‑то шуршит по стене под кровлей… Но ведь это невозможно, – сам себе возразил Хагнер. – Возможно, ветер просто, какая‑нибудь ветка…

– Здесь нет деревьев, стоящих вплотную, – заметил Курт, кивнув рыцарю и помощнику. – Элиас, со мной, взглянем, что происходит. Бруно – останься.

– И все же мне кажется… – начал фон Зайденберг и подскочил на месте, когда снова раздался грохот, только теперь доносящийся не от дверей, а сверху, и в самом деле из‑под самой крыши.

– Какого черта… – проронил Карл Штефан, попятившись. – Ваш помощник же сказал – через крышу не пробраться…

– Лестница! – ахнул трактирщик. – Лестница в дровянике! Она по самую крышу – я с нее туда и взбираюсь; если те твари двулапые по ней сумели вскарабкаться…

– За мной! – бросил Курт и метнулся бегом, не оглядываясь, дабы удостовериться в том, что рыцарь исполнил указание.

– Как это? – растерянно спросил фон Зайденберг, когда оба, наткнувшись на глухую стену, встали в дальней оконечности коридора, слыша треск разлетающейся на куски черепицы и удары в дерево кровли прямо над головой. – Неужто когтями? Быть того не может!

– Нет, – возразил Курт, озираясь. – Прислушайтесь, это металл. Думаю, в дровяном сарае, кроме лестницы, и топор тоже нашелся, и наверняка немаленький; у хозяина не хватило ума об этом сказать, ну, а у нас – этим поинтересоваться… За мной, – повторил он, развернувшись, и так же бегом устремился обратно в трапезный зал.

– Что там? – шагнув к нему навстречу, настороженно спросил Ван Ален. – Они разгуливают в отдалении от двери, я их вижу, но они не нападают. Что он задумал?

– Один из его подручных долбит крышу – судя по всему, с той самой лестницы. Удручает то, что место выбрано удачно – поблизости нет окон, из которых мы могли бы его увидеть, а чердачное и вовсе в другой стороне.

– То есть, мы ничего не сможем сделать, пока они не прорубят дыру в крыше и не хлынут сюда? – уточнил торговец. – Быть может, стоило бы господину охотнику с луком подняться на чердак и отстреливать их?

– Дурная идея, – не дав Ван Алену ответить, возразил рыцарь. – Чердак не лучшее место для такой обороны, и если хоть один из них сумеет пробиться, мы обречены. Думаю, майстер инквизитор, пришла пора для вашего замысла. Откроем, наконец, дверь и дадим им бой.

– А вам всё лишь бы в драку, – буркнул Карл Штефан, не зная, от чего пятиться теперь – от порога или от лестницы. – Кулаки чешутся?

– Он прав, – осек его Курт. – Выбора не осталось.

– Господи… – прошептала Мария, глядя на дверь с ужасом. – Неужели иного выхода нет? Совсем никакого?

– Довольно, – подытожил Ван Ален решительно и, подобрав связку стрел, сбежал по лестнице вниз. – Пока мы здесь треплемся, эта тварь разносит нашу крышу. Отставить споры.

– Может, все‑таки обсудим? – попытался возразить Карл, и Курт повысил голос, не дав охотнику разразиться долгой и явно нецензурной тирадой:

– На готовность десять секунд. Все по местам. Женщины – на кухню.

– Наверное, стоило бы кому‑нибудь за ними присмотреть? – предложил отставной возлюбленный, медленно отступая следом за Бертой Велле. – Мало ли что, и оставлять их одних…

– Замри, – повелел Курт холодно, и тот застыл на месте, окончательно сравнявшись по цвету со скопившимися у порога сугробами. – Займи свое место и соберись. Макс, ты понял, что ты должен делать и чего не должен?

– Должен стоять за вашими спинами, чтобы меня можно было увидеть в дверь. Должен уйти на кухню, когда все начнется. Не должен вмешиваться. Хотя лично я полагаю, что пренебрегать мною…

– Не обсуждается, – оборвал Курт, на миг обернувшись к лестнице. – Время вышло. Готовы?

– Нет, – тоскливо отозвался Карл Штефан, и он кивнул:

– Начали.

– Вот теперь, – с нездоровым весельем сообщил Ван Ален, обнажив клинок и сдвинув засов в сторону, – молиться могут все желающие. Не возражаю.

– Fiat voluntas Tua[761], – с готовностью отозвался фон Зайденберг, на миг зажмурясь, когда из распахнувшейся двери навстречу рванулось студеное дыхание ветра.

– Думаешь, сработает? – спросил Бруно напряженно, и охотник уверенно отозвался:

– Он зол и спешит. Сдадут нервы. Просто будьте готовы.

Ему никто не ответил – возражения не имели уже смысла, согласие ничего не меняло, и конечный рубеж в любом случае был уже в действии.

То, что Курт назвал «последним штрихом» в обороне осажденных, представляло собою довольно приближенное подобие баррикады – участок в несколько шагов перед дверью был огражден тремя опрокинутыми набок столами, упроченными мешками с зерном из трактирных кладовых. Сейчас за столешницами, съежившись, дабы не быть увиденными в открытую дверь, на полу сидели Альфред Велле и сам Курт, готовясь распрямиться по сигналу охотника. Их оружием были длинные толстые жерди, с помощью отчищенных от ржавчины и заточенных кос превращенные в пики – в случае верного стечения всех обстоятельств на это произведение оружейного мастерства должны были, не успев увернуться, напороться как минимум первые двое, ворвавшиеся в раскрытую дверь. Рядом, попросту выложенное на пол, покоилось все железное добро из найденного в повозке скарба, которое обладало хоть малой возможностью быть использованным как колющее, режущее или рубящее.