– То есть… не совсем понимаю… Вы меня что же – сажаете на крючок, майстер Гессе?

– Увы, – кивнул Курт. – Иной выход – не думаю, что он вам по душе. Что же вам, однако, не нравится? Будут ученики, которым вы сможете передать свое знание, будут люди, которые сумеют им верно распорядиться, будет финансирование, что немаловажно, для ваших исследований…

– Нет‑нет, – поспешно возразил старик, – я вполне доволен, это… Это не то, что я ожидал – в том смысле, что я приятно удивлен тем фактом, что остаюсь в живых.

– И еще одно. Вы, прежде всего прочего, лекарь; и если к вам однажды постучится в дверь человек со Знаком (следовательским, курьерским, каким угодно) – вы окажете ему требуемую помощь немедленно, скорее всего, безвозмездно… и тайно, если это будет нужно. Условимся так?

– Конечно, да, но… Но я по‑прежнему должен городу круглую сумму, и мою лавку могут отнять в любой день, посему…

– Ваши долги я оплачу, – вмешался фон Вегерхоф. – Это не беда. Майстер Зальц, кроме того, находится со мною в отношениях… деловых; полагаю, я сумею добиться того, чтобы к вам не цеплялись особенно и в будущем. Если же у вас возникнут затруднения снова – прошу вас, не дожидайтесь новых конфликтов с ратом и обращайтесь ко мне. Посмотрим, что я смогу для вас сделать.

– Вот оно что… – проронил Штайн, глядя на стрига с откровенным состраданием. – И вы у них на крючке, господин барон… Интересно было бы знать, что натворили вы.

– Вам ведь известно, как я люблю интересные книги, господин профессор, – с неподдельным смущением развел руками фон Вегерхоф, и старик понимающе кивнул. – Не меньше, чем вы, и лишь чуть менее увлекательные, чем ваши… Кстати сказать – вы ведь позволите мне навестить вас еще несколько раз и просмотреть те из них, что хранятся в вашей лаборатории?

– Конечно, – немедленно отозвался Штайн почти с радостью, – и вы, и майстер Гессе – когда вам будет угодно, я с удовольствием поделюсь всем, что знаю. В одном вы были правы, майстер инквизитор – это ужасно, когда некому рассказать, не с кем поделиться всем тем, что сумел накопить, сберечь, увидеть… Приходите. Читайте, смотрите, спрашивайте – я к вашим услугам.

– Кое‑что я спрошу уже сейчас, – кивнул Курт, доверительно понизив голос. – Господин профессор, раскройте секрет – как вы сделали то, что я видел в склепе? Что это было?

– О, – оживился старик и поднялся, суетливо и неловко указав вперед: – Идемте в лабораторию, если желаете, господа, я представлю вам наглядно. Это и в самом деле безмерно занимательно.

В подвале, войдя и запалив светильники, Штайн долго озирался, оглядывая свои сокровища пристально и придирчиво, и Курт понимающе усмехнулся:

– Нет, профессор, все на месте; беспорядка мы не оставили. Проведение обыска – наука точная. Все на своем месте, там и так, где и как было до нашего прихода.

– Ни один reactivum не тронут вовсе, – добавил фон Вегерхоф; старик кивнул:

– И правильно, правильно. Не приведи Господь…

– Так что же там было? – нетерпеливо поторопил Курт. – Что за substantia?

– Для начала я хотел бы знать… не воспримите за обиду, майстер Гессе, это лишь для пользы дела… насколько велики ваши познания в этой области? Сможете ли вы понять?

– Некоторые начальные сведения в академии мне, разумеется, были преподаны – именно на случай допроса кого‑то вроде вас. Приступайте, а там поглядим.

– Вот, – с гордостью произнес Штайн, торжественно указав в сторону, где на полу, убереженные от прочего пространства оградкой из нескольких каменных кирпичей, стояли четыре стеклянных бутыли с укупоренными и залитыми воском горлышками. – Это оно. Мое открытие. Только, прошу вас, не троньте руками, если разбить одну из них, мы с вами станем схожими с тем несчастным.

– Это еще один вопрос, который меня беспокоит, – заметил Курт многозначительно. – Насколько несчастен он был до того, как попасть к вам на экзекуцию?

– Господь с вами, – оскорбленно и немного испуганно возразил Штайн, – с чем я никогда не имел дела – так это с душегубствами. Тело этого бедняги мне предоставил совет. Я не знаю, кто это, и они не знают; бродяга, арестованный за кражу и умерший в тюрьме.

– Вы верите в это?

– Я проверил. Все же мне было не по себе, и я, майстер Гессе, тоже заподозрил… Не хочу порочить ульмский совет более полагающегося им по справедливости, однако мне также пришли в голову нехорошие мысли – уж больно кстати оказался этот человек… Но нет. Причина смерти – pneumonia, с такими легкими ему оставалось бы жить дня два и вне тюремных условий.

– Ну, что ж, на эту тему я продолжу уже не с вами… Итак, прошу вас, профессор. Что за адское зелье вы придумали?

– Воистину, – с невероятной смесью сокрушения и гордости согласился тот. – Озеро серное наверняка и состоит из чего‑то схожего, ибо это и есть formatio от серы. Acidum sulfuricum. Но не та, что получали до сих пор по рецепту Альберта Магнуса, а густая, а оттого более сильная.

– Звучит угрожающе.

– Сообразно сущности, майстер Гессе. Эта и в самом деле адская смесь опаляет, сжигает дотла все, что живо либо когда‑то было живым – траву, кожу, плоть, кости, дерево; ей не по силам лишь изначально мертвое, как камень или стекло.

– Это мне известно.

– Тогда вы меня понимаете, – кивнул Штайн. – Потому я и храню ее в стеклянных вместилищах, под стеклянными заторами, залитыми воском; а место хранения, как видите, оградил камнем на случай, если сквозь какую трещину она просочится вовне.

– И для чего вы занялись этим? Это был заказ совета или…

– Нет‑нет, совет – они ничего в этом не понимают; мне было сказано лишь сделать фальшивый труп стрига. «Не наше дело – каким образом»…

– Так для чего же?

– Философский камень, майстер Гессе, – пояснил Штайн с заметным смущением. – Lapis exilis. Это, если так можно сказать, дело чести для любого алхимика, безнадежное, но непременное. А один из шагов на пути к нему…

– Remedium dissolvens universalis[588], – тихо проговорил фон Вегерхоф, и старик кивнул:

– Все верно, господин барон. Он самый. Эта substantia и сама по себе ценна невероятно; сколько всевозможных применений ей можно придумать…

– Любая армия мира озолотит за нечто подобное, – согласился Курт. – Сколько этой жидкости вам потребовалось, чтобы так сжечь тело?

– Одна такая бутыль – полностью.

– Стало быть, если равную двум или трем этим бутылкам емкость зарядить в катапульту и метнуть через городскую стену, если метнуть прицельно, если она разобьется, скажем, о колокольню в момент звона, возвещающего окончание служб – id est, когда под стенами церкви будут сотни людей… Что произойдет?

– На них прольется дождь пронзающих плоть капель, – не сразу отозвался Штайн, содрогнувшись. – Казнь египетская… Оружие массового уничтожения… Господи Иисусе, я создал монструма…

– Это верно; куда там пушкам с сечкой до вашего детища, – усмехнулся он невесело. – Не тревожьтесь, профессор. Не думаю, что описанное мною случится в скором будущем.

– Случится, – обреченно возразил старик. – Не сейчас – так позже.

– Не поддавайтесь гордыне. Наверняка «позже» кто‑нибудь изобретет нечто столь же убийственное, но более безопасное в обращении. Скажите лучше, как вы ухитрились это сделать?

– Это очень сложно, майстер Гессе…

– Постараюсь осмыслить; в конце концов, рецепт Магнуса мне более‑менее известен. Если же я чего‑то не пойму, вам придется прочесть мне лекцию; как я уже говорил – я готов слушать, сколько понадобится.

– Тогда простите заблаговременно, если я стану растолковывать все излишне детально, излишне…

– В расчете на дурака, словом, – уточнил Курт, приглашающе поведя рукой: – Прошу вас. Из каких невероятных составов изготовлен этот?

– Из вполне обыденных, – вздохнул Штайн и, пройдя к одной из полок, снял с нее отливающий золотом камень размером с ладонь. – Вот, взгляните; я оставил его ради его внешней приглядности, а кроме того, если повернуть вот так, напоминает облик льва… Это, если вам доводилось слышать, «золото дураков».