– О, конечно, – уверила Ангелика. И посоветовала: – Будьте со мной предельно откровенны, так же, как и я с вами. – Положив руку на колено Вайса, посочувствовала: – Я понимаю ваши переживания. – Помедлила и вдруг сказала решительно: – Иоганн, я могу вам обещать: если вы – и очень скоро – предложите мне покататься на лодке по вашему Рижскому заливу, я охотно приму приглашение.

– Фрейлейн, вы сулите мне соблазнительные сны…

– Больше я пока ничего не могу вам сказать, – оборвала Ангелика эту галантную фразу. И серьезно взглянула на Вайса.

Иоганн подумал, не слишком ли поспешно дал понять Ангелике, как воспринял ее слова, и промямлил:

– Да, если б не этот пакт… – И сказал как бы про себя: – Но ведь у нас с Польшей тоже был договор!..

Ангелика снисходительно улыбнулась.

– Наконец-то! Как вы все-таки медленно соображаете! – Откинувшись на спинку стула, поправляя прическу, спросила с любопытством: – Ну а эти большевики вас сильно притесняли в Латвии?

Вайс опустил глаза.

– Если вести себя с ними осмотрительно… – Быстро поднял глаза и, поймав на лице Ангелики выражение жадного внимания, снова потупился, пробормотал неохотно: —…то можно было избежать неприятностей. – Встал. – Извините, фрейлейн, мне пора…

Ангелика вскочила, положила обе руки ему на плечи.

– О, прошу вас… – И пообещала многозначительно: – Останьтесь, вы не пожалеете.

Иоганн сделал вид, что воспринял это как призыв, и решительно обнял девушку. Как он и рассчитывал, она сердито вырвалась из его рук.

– У вас солдатские манеры!

– Но я солдат, фрейлейн.

– Если вы хотите завоевать меня, то надо действовать не так…

– А как? – ухмыльнулся Вайс.

– Будьте умницей, Иоганн. Сядьте и расскажите мне все, что вы знаете. – Добавила ласково: – Пожалуйста! – И снова положила руку на его колено.

Перебирая ее тонкие, холодные, чуть влажные пальцы, Иоганн сказал как бы нехотя:

– Если вам так хочется, фрейлейн, ну что ж, я готов.

– О! – удовлетворенно вздохнула Ангелика и ближе придвинулась к нему.

Иоганн толково, точно и обстоятельно рассказал то, что было ему рекомендовано в случае нужды передать немецкой разведке в качестве своего личного патриотического дара.

Это был хитроумный набор фактов мнимозначительных, за некоторыми скрывалась ловушка, а другие были столь обнаженно правдивы, что не могли не ввести в соблазн…

Ангелика слушала внимательно и напряженно, спросила:

– Откуда вам известны эти подробности, Иоганн?

– Вы знаете, я работал в автомастерской, и мне приходилось ремонтировать им машины. И после ремонта сопровождать в пробных выездах. Это очень недоверчивые люди.

– Они называют это бдительностью?

– Бдительность – это несколько иное. Это обычай проверять документы. И чем больше у тебя документов, тем больше ты внушаешь доверия…

Ангелика встала, видно было, что ее живо интересовал разговор с Иоганном.

– Одну минутку. – И вышла из комнаты.

Вскоре она вернулась и объявила торжественно:

– Иоганн, полковник Иоахим фон Зальц ждет вас у себя в кабинете.

Переступив порог, Вайс увидел бледного, сутулого человека, с впалой грудью и такими же запавшими висками и щеками на костистом, длинном, унылом лице. Стекла пенсне сильно увеличивали глаза навыкате, выражающие усталость, глубокое равнодушие ко всему. Полковник небрежно, чуть склонив плешивую голову, одновременно ответил на приветствие Вайса и показал ему на кожаное кресло с пневматической подушкой в изголовье. Когда Вайс сел, он уставился на него прозрачными, бесцветными, неморгающими глазами в красноватых жилках. Потом сложил перед собой кисти рук так, что палец касался пальца, и, устремив взгляд на свои ногти, стал сосредоточенно рассматривать их, совершенно углубившись в это занятие.

Вайс тоже молчал.

– Да? – вдруг обронил полковник, не поднимая глаз и не меняя позы.

– Ну, повторите, повторите! – нетерпеливо потребовала Ангелика.

Вайс встал, как для доклада, и сжато, но еще более твердым голосом повторил то, что он рассказывал Ангелике.

Полковник сидел все в той же позе, прикрыв глаза тонкими сизыми веками. Ни разу он не прервал Вайса, ни разу не обратился с вопросом.

Пытливо вглядываясь в фон Зальца, Иоганн силился определить, какое впечатление на того производят его слова, но лицо полковника оставалось непроницаемым. И когда Вайс закончил, полковник продолжал глубокомысленно созерцать собственные ногти.

Молчание становилось тягостным. Даже Ангелика начала испытывать неловкость, не зная, как воспринята ее настойчивая просьба выслушать Вайса.

И вдруг полковник спросил сильным, несколько дребезжащим голосом:

– Кто из ваших земляков, находящихся здесь, может выполнить долг чести перед рейхом и фюрером?

– Господин полковник, мы все, как истинные немцы…

– Сядьте! – последовал приказ. – Это лишнее. Назовите имя.

– Надо уметь обращаться с парашютом? – решительно осведомился Вайс.

– Имя!

– Папке, господин полковник. – И, снова вытянувшись, преданно глядя в глаза фон Зальцу, Вайс отрапортовал: – Бывший нахбарнфюрер, средних лет, отменного здоровья, решительный, умный, отлично знает обстановку, владеет оружием, часто выезжал в пограничные районы, имеет там связи.

Полковник помедлил, взял телефонную трубку, назвал номер, проговорил с томительной скукой в голосе:

– Дайте срочно справку о Папке, прибывшем из Риги. – Положил трубку и снова погрузился в молчаливое созерцание своих холеных ногтей.

В последнее время Папке избегал встреч с Иоганном, но осведомлялся о нем у сослуживцев и даже наведывался в его отсутствие к фрау Дитмар, пытаясь узнать, как проводит время ее жилец. Поэтому неудивительно, что Иоганн постарался при первой же возможности отделаться от Папке, тем более что, если в Советскую Латвию зашлют именно Папке, обезвредить его не представит особого труда. Для этого достаточно сообщить в шифровке его имя – приметы и так известны.

Полковник по-прежнему сидел в позе застывшего изваяния, изредка подымая пустые, невидящие глаза.

Иоганн оглянулся на Ангелику, как бы вопрошая, что ему делать дальше.

Ангелика ответила строгим взглядом.

Здорово ее выдрессировал полковник, если она в его присутствии боится даже слово произнести. Интересно, наедине они столь же бессловесны?

Зазвонил телефон.

Полковник приложил трубку к бледному, широкому, оттопыривающемуся уху и, изредка кивая, сказал несколько раз, будто прокаркал: «Да, да». Положил трубку и вопросительно посмотрел на Вайса, словно удивляясь, зачем он здесь. Ангелика поспешно поднялась и, оглянувшись на Вайса, пошла к двери. Он понял, встал, щелкнул каблуками, повернулся и, бодро чеканя шаг, вышел в сопровождении Ангелики.

Как только они оказались одни, раздался звонок.

– Одну минутку, – извинилась Ангелика и исчезла за дверьми кабинета.

Вернулась она не скоро. Но когда вышла, улыбалась и держала в руке незажженную сигарету. Протянула ее Вайсу.

– Это вам от полковника.

– Значит, все хорошо? – осведомился Вайс.

Ангелика снисходительно похлопала его по спине и проводила до внутренней лестницы.

По дороге домой Вайс весь был поглощен сложной работой мысли. Как бы получше уложить в минимум знаков все, что ему удалось сегодня узнать, как избежать слов, выражающих его переживания, и вместе с тем найти такие слова, которые передали бы все значение того, что было недосказано?

Когда Вайс встретил на аэродроме майора Штейнглица, он так горячо приветствовал его, что даже при всей своей черствости и надменности майор не мог не испытать в душе приятного чувства и великодушно простил Иоганна, когда тот, суетясь с вещами, чуть было не уронил термос. Вайс подготовился к встрече – засунул в багажную сетку за передней спинкой букет.

Майор, конечно, увидел цветы, но по привычке к скрытности сделал вид, будто ничего не заметил.

За долгое свое пребывание на специальной службе Штейнглиц выработал правило выискивать в каждом слабости и, будучи большим знатоком всяческих мерзостей, чувствовал себя уверенно только с теми людьми, которые сами были готовы на любую мерзость. А если исследование личности в этом направлении не увенчивалось успехом, то он считал эту личность недалекой и ни на что не способной.