Потом, ощутив, как зыбко качается под нею мост, Стрекоза метнулась к храмовне и зависла на ее боку, продолжая разить паникующих паломников, безжалостно, быстро… естественно и беззаботно.

Внутри Хиларг Туиндин уже оставил попытки закрыть Книгу, он улепетывал к выходу вслед за Луммурахом Блажным, а пророческая надпись насмехалась им вослед, алая на белом:

Странны дела твои, Сатьякал! Встряска, уронившая на колени Шкиратля-Кукушонка, только заставила К'Дунеля протрезветь. Одним прыжком он преодолел расстояние до молодчика, рассеянно мотавшего головой, и хорошенько стукнул его в висок кулаком (а чем еще, зверобоги?! — да ладно, получилось ведь) — Шкиратль мигом вырубился.

Та-ак, а где Ясскен, змей болотный, почему не предупредил?!

Ишь ты, весь в крови, шатается, рукой машет: убегаем, мол, насилу, мол, того, второго, остановил. Как скажешь, дорогой, как скажешь. Убегаем так убегаем, здесь Жокруа больше делать нечего.

…Интересно, это тебя так шатает после дозы лепестков или всё-таки мир сошел с ума, а, капитан?

Мир, всё-таки мир — иначе отчего бы и Ясскен тоже шатался, лапая руками стены, точно перебравший выпивоха — трактирных девок, всех подряд! — лапает, но ползет к лестнице вниз, и в глазах его (ты видел, капитан?! ты видел) — ужас.

Если б не раненая Элирса, если бы не Клин, ушедший вслед за жонглером, ты бы велел уходить из монастыря. Бежать!

Но вы не ушли.

И потому остались живы, капитан.

О том, что произошло, Гвоздь узнал много позже. А тогда прочел слова в Книге, услышал вопли умирающих на внешней галерее («…и этот скрежет! будто что-то невероятно громадное пробирается по стене храмовни…»), увидел бегущих патта и верховного настоятеля — и просто начал действовать. Это как во время выступления: на раздумья времени нет.

Рывком, едва не упав, наклонился к Матиль:

— Малыш, слушай меня внимательно. Сейчас дядя Айю-Шун посадит тебя мне на плечи, а ты будешь держаться крепко-крепко, ногами за талию, а руками за плечи. Поняла?

— Д-да… А чего?..

— Фокус покажу, — подмигнул он и повернулся к тайнангинцу. Тот молча кивнул и приподнял малышку, в то же время отпихивая подальше напирающих паломников. Пока еще — напирающих неуверенно, растерянно. Они еще не поняли, что происходит.

— Дальмин, Айю-Шун, — сказал Гвоздь. — Я прыгаю, вы — за мной. Не тяните, потом будет поздно.

Он вскочил на перила оградки, отстраненно удивившись, каким же неупругим и постаревшим стало тело за последние месяца два-три. За спиной заволновалась толпа и вздрогнула Матиль, сообразив наконец, что он собирается сделать.

А что? — ничего особенного!

Выкрикнув «гвоздилку» — как заклинание, как молитву! — Рыжий прыгнул. Цепь больно ударила по лбу и рукам, но он удержался («несложно!»), намертво вцепившись в громадное звено пальцами. Потом поставил на металлический изгиб обе ноги и поглядел вниз. Да, спускаться будет… интересно.

И поспешил — медленно — вниз, понимая, что еще пара мгновений — и таких сообразительных, как он, станет чересчур много.

Уже стало.

Они прыгали… да нет, сыпались вниз, как перезревшие груши с сотрясаемого ветром дерева, как цвет яблони… как до смерти перепуганные люди, которым нечего терять. Чаще не удерживались, срывались и падали на мозаичный пол, на пюпитр с Книгой («МЫ СНИЗОШЛИ!»), застревали между безжизненно покачивающимися священными жертвами. Цепь сотрясалась от рывков и ударов, но Гвоздь держался крепко и даже ухитрялся понемногу спускаться. Матиль за спиной молчала, только сопела встревоженным совенком.

Рыжему оставалось надеяться, что Дальмин и Айю-Шун будут удачливее, чем остальные паломники, и найдут путь к спасению. Сейчас он ничем не мог помочь своим спутникам, он даже не был уверен, что сумеет позаботиться о девочке, которая испуганно прижималась к его спине.

Цепь заканчивалась на высоте двух-трех человеческих ростов над полом.

— Держись, конопатая, — шепнул Гвоздь.

Он прыгнул, крайне неудачно: не смог погасить силу удара и, поскользнувшись, завалился на бок. Позади ойкнула Матиль — и тотчас, отпустив ручонки, заглянула ему в глаза:

— Ты как?

— Жи-ивой, — усмехнулся Гвоздь, хотя, кажется, слов она не расслышала. Барабаны уже молчали, но в зале ни на минуту не смолкали крики раненых или просто перепуганных до смерти людей, а снаружи доносились грохот и вопли, еще более надрывные, безнадежные.

Он взглянул наверх — с галереи продолжали прыгать паломники, некоторым удалось-таки зацепиться за звенья и теперь кто висел, боясь сдвинуться с места, а кто и понемногу спускался. Но ни Дальмина, ни Айю-Шуна среди них…

— Вставайте, — похлопал его по плечу тайнангинец. — Храмовня рушится и, думаю, долго не выдержит.

— Где Дальмин? — Гвоздь поднялся и ощупал себя: одни ушибы, переломов нет, а значит, еще поживем! — Он был с вами?

Лицо смуглокожего помрачнело.

— Он упал, но неудачно. Я проверил… он мертв.

«Был ли он мертв, когда ты проверял?» — подумал Рыжий. Айю-Шун наверняка понимал, что с раненым они бы далеко не ушли. Впрочем, вполне может быть, что Дальмин умер сразу и Гвоздь зря подозревает тайнангинца в милосердной жестокости.

— Куда теперь?

— За мной, — приказал Айю-Шун.

Пока Рыжий приходил в себя, тайнангинец откуда-то раздобыл ритуальную глефу, с какими здесь стояли стражники, нынче все как один сбежавшие. С глефой наперевес смуглокожий и возглавил их троицу, безошибочно выбирая нужные повороты и двери.

Они выбежали из центрального зала храмовый и помчались по запутанному клубку коридоров, где уже воцарились сумятица и паника. Несколько раз Айю-Шуну приходилось применять силу, чтобы отбиться от обезумевших служек или стражников-«мотыльков».

— Куда мы?! — прокричал, задыхаясь, Гвоздь.

— К причалам! Мосты наверняка разрушены, а в воде у нас будет хоть какой-то шанс.

«По правде сказать, — подумал Рыжий, — не слишком большой».

Но выбора у них не оставалось… как и лодок у причала.

— Проклятие!

— Вы же не думали, что кто-нибудь из местных жрецов будет нас дожидаться, — съязвил Айю-Шун.

— Тогда — как?! Вплавь? По такой погоде?! Да мы тут же пойдем ко дну!

— До берега не так далеко, — отрезал тайнангинец. — Или вы хотите погибнуть здесь, господин Кайнор?

— А если найти надежное убежище?..

— Не выйдет. Там, наверху Стрекоза! — Он ткнул пальцем в гранитный потолок; причал-пещера, устроенный внутри утеса, на котором стояла храмовня, отозвался злобным плеском волн и эхом под сводами. — Стрекоза разрушает стены, купол, потом доберется до остального. Нас здесь завалит камнями.

— А, з-зандробова сыть! — Гвоздь не стал говорить ему, что потолок пещеры уже заулыбался сетью трещин. — Может, поищем хоть какие-нибудь доски?

— Некогда!

— А вон! — закричала Матиль. — Это чего такое?

— Лодка! — Гвоздь метнулся к коричневому днищу, горбатившемуся, будто выброшенная на берег щука-переросток.

— Дырявая, — не скрывая разочарования, протянул он. Слышно было, как наверху обрушиваются опоры моста и как лютует пробравшаяся в центральный зал храмовни Стрекоза. По коридору к причалу уже бежали, вопя от ужаса, выжившие паломники.

— Хватит! — махнул рукой Айю-Шун. — Прыгайте и поплывем. До берега, — повторил он, — недалеко.

Оба они понимали (а Матиль, наверное, догадывалась), что это неправда. Но быть растерзанными или затоптанными обезумевшей толпой?..

Они вошли в холодную воду и поплыли.

— Это ведь именно то, чего вы столько ждали, чего так хотели?! Вот вам, получили — что теперь?! — Камэн Свендирэг размашистым, свирепым жестом указал в одно из окон Храма. В окне было видно, как низошедшая Стрекоза крушит мосты и храмовню Мотылька.