– Ооооо!!!

Харуюки собрал остатки сил и запрыгнул на задний ряд сидений шаттла. Джигсо быстро оглянулся. На его лице-раме было написано легкое удивление.

Похоже, на таком близком расстоянии эффектов коррозии практически не было, как в глазу тайфуна. Но все тело Сильвер Кроу успело здорово проржаветь, пока он пробивался через инкарнационный шторм. От его хит-пойнтов оставалось уже процентов тридцать. Роняя кусочки брони, Харуюки отвел правую руку, соединил пальцы и направил туда остатки своей концентрации.

Напряг воображение. Сгенерировал оверрей, сосредоточил его на кончиках пальцев и придал ему форму клинка.

– …«Лазерный меч»!!!

И Харуюки направил в грудь Джигсо единственный инкарнационный прием, который освоил полностью.

С громким металлическим звуком серебряный свет вырвался из вытянутой правой руки, коснулся ржавой брони, чуть погрузился –

Но в этот момент правая рука Сильвер Кроу переломилась в локте. Серебряный свет бессильно растворился в пространстве, и атака Харуюки закончилась, стерев лишь точку в полосе хит-пойнтов Джигсо.

Прежде чем Харуюки, силы которого истощились, рухнул на сиденье шаттла.

Тонкая полоска, протянувшаяся от внешней стороны правой руки Раст Джигсо, воткнулась в левую подмышку Кроу и удержала его от падения.

– …Ку, ку-ку-ку.

Захихикав, ржавый аватар полностью развернулся лицом к Харуюки. Он убрал ногу с акселератора, и шаттл постепенно замедлял ход, Но даже если Харуюки удастся остановить его здесь на время, это будет бессмысленно, если выжившие шаттлы – №1 и те два, которые вели Блад Лепард и Эш Роллер, – повреждены слишком сильно.

Одновременно с полной остановкой машины №10 инкарнационная буря наконец-то улеглась, и Вселенная обрела изначальные цвета и тишину.

Купаясь в холодном сиянии звезд и ярком свете солнца, Раст Джигсо приподнял Харуюки на тонкой двухметровой полоске, торчащей из его правой руки, и прошептал:

– Признай. Это ваш предел – всех, кто слепо верит, что этот мир – игра.

Внезапно тонкая черная полоска начала вибрировать. Ее верхняя кромка была покрыта мельчайшими треугольными лезвиями.

Пила. Несомненно – это было главное оружие Джигсо, которое доставило Харуюки и Блад Лепард столько неприятностей во время сражения в Акихабаре.

– И почувствуй. Вот цена твоей глупости.

Вибрация пилы вдруг резко усилилась. Одновременно ее окутал бледный оверрей. Он не только усиливал режущую способность пилы с помощью инкарнации, но и отменял правило этой арены – фиксацию хит-пойнтов.

Из левой подмышки Харуюки вырвался пронзительный металлический визг, по нервам прошла обжигающая боль.

– Уу… ааааа!

Крича, Харуюки попытался отскочить. Но тело его не слушалось. Благодаря весу Сильвер Кроу пила быстро въедалась в его левую руку у самого основания.

Несколько секунд спустя под россыпь искр рука отвалилась целиком. Полоса хит-пойнтов окрасилась красным и упала до 10%.

Лишившись обеих рук, Харуюки свалился на сиденье шаттла, как сломанная кукла. И в него вновь полетели слова пополам с издевательским смехом.

– Ку-ку… Посожалей, что ты, раз уж все равно металлик, не заполучил какой-нибудь устойчивый к коррозии цвет – золото, платину, хотя бы нержавеющую сталь.

Джигсо выпустил вторую пилу, на этот раз из левой руки. Перекрестил две пилы, зацепил их за шею Харуюки и поднял его.

Голова распятого Харуюки бессильно задралась, взгляд упал на последнюю уцелевшую зрительскую трибуну.

Среди сотен зрителей по-прежнему царили смятение и непонимание. Но помимо этого чувствовалось еще и разочарование в адрес Сильвер Кроу, который, несмотря на храбрую погоню, так и не нанес ни одного удара и теперь бессильно подвешен на пилах. В ушах Харуюки раздавалось бесчисленное «Ну и зачем он туда полез?» и «Вот и все, чего он добился, а мы-то надеялись…».

Вы можете и не говорить все это; сильнее всех разочарован я сам.

Так мысленно шептал Харуюки, ожидая, когда пилы разорвут ему горло.

Я был наивен. Я ничего не знал. Я даже не думал, что инкарнация, рожденная ненавистью, может обладать такой страшной силой…

И тут кто-то произнес в его голове.

«Это же естественно. Ты что, серьезно верил, что "надежда" может превзойти "злобу" по атакующей мощи?»

Закрыв глаза, Харуюки ответил:

Я просто не знал ни о чем таком. Я ведь не могу пользоваться подобной силой.

И снова непонятный кто-то ему возразил:

«Это ложь. И ты это знаешь. Эта сила давно уже спит в тебе. Сила даже более чистая, чем "ненависть". Злость, которая не расплескалась во внешний мир, а накапливается внутри тебя, становится все острее.

Это "гнев". Сила "гнева" существует в тебе уже очень долго, все это время она ждет, когда ты ее высвободишь».

Дерг.

Внезапно в середине спины вспыхнула ледяная боль. Дерг, дерг. Она пульсировала, как сердце, и холодной жидкостью, ртутью растекалась по всему телу.

«Ну же.

Ну же!!!

Назови мое имя сейчас же!!! Высвободи меня!!! И я превращу твой гнев в силу!!!»

– Уу… аа!..

Холод, пронзающий все тело, вдруг сменился жаром, и Харуюки, будто охваченный огнем, резко раскрыл глаза.

И увидел. Ауру, окутавшую его тело, – оверрей. Однако цвет ее был не серебряным. Он был серым, почти черным – этот цвет Харуюки точно уже видел когда-то.

Происходило что-то ужасное. На миг Харуюки охватил страх, но он тут же испарился, едва Харуюки взглянул на подвесившего его Раст Джигсо.

Похоже, слова того незнакомца дошли до Харуюки в долю секунды, прошедшую между тем, как Джигсо поднял Харуюки, и тем, как заработал пилами. В шее возникло неприятное ощущение, тонкие лезвия начали вгрызаться в броню. Однако Харуюки начисто забыл страх того, что вот сейчас ему отрежут голову, и, не сводя глаз с Джигсо, прошептал:

– Не… прощу. Тебя одного… никогда не прощу.

– Ку, ку-ку. Смирись. Ты ничего уже не сможешь сделать.

– Не прощу… не прощу…

Вокруг его холодного как лед сердца обжигающим огнем бушевала ярость; Харуюки повторял одни и те же слова, как в горячечном бреду.

Раст Джигсо уже не был для него просто Раст Джигсо. Это был символ бессмысленной злобы, которая давила Харуюки на протяжении большей части четырнадцати лет его жизни.

Если бы здесь оказался хоть кто-то из его товарищей, с которыми Харуюки был связан сердцем.

Возможно, Харуюки сумел бы сейчас остановиться. Как два месяца назад во время дуэли в «Безграничном нейтральном поле».

Но Черноснежка, Фуко, Такуму и Тиюри сейчас получили тяжелые раны от инкарнационной атаки Джигсо и застряли далеко позади в обездвиженном шаттле №1. Это лишь сильнее распалило гнев Харуюки, и он не мог больше сдерживаться.

– Вас… вас, гадов…

Голосом, в котором проявилось металлическое эхо, Харуюки наконец проревел:

– Абсолютно никогда… не прощуууууу!!!

Внезапно.

Его гнев превысил некий порог.

Харуюки почувствовал, как что-то прорвалось сквозь броню на спине и, извиваясь, вытянулось в длину. Оно махнуло вперед вместо потерянных рук и переломило обе пилы, удерживающие Харуюки за шею.

– Мму… – тихо проворчал Джигсо; Харуюки тем временем подпрыгнул, разрывая дистанцию. Опустился он за пределами остановившегося шаттла и пробил поверхность башни штуковиной, торчащей из его спины. Раздался невероятный грохот, посыпались ослепительно яркие искры.

Штука эта выглядела как очень зловещий «хвост», сплетенный из множества темно-серебряных червеобразных тросов; а на конце его был острый как меч вырост.

Колыхая темно-серебряным хвостом, как змеей, Харуюки сделал глубокий вдох, прогнулся и взревел:

– Уу… оо… оооОООООООО!

Темная аура хлынула из всего его тела, арена жестоко содрогнулась. Среди зрителей наверху поднялся переполох. Но их голоса уже не достигали ушей Харуюки. Вместо них резкий приказ ударил точно в центр его мозга.

«Ну же! Назови – мое – имя!!!»