Солнце садилось. Лодка почти остановилась и медленно поворачивалась вокруг своей оси. Весла без дела лежали на поверхности воды.

Так они какое-то время сидели и ничего не говорили. Бекер закурил. Ему мало что оставалось — только наблюдать, как голова скульптора опускается все ниже и ниже.

В город он вернулся уже поздно и зашел в ресторан. На террасе перед рестораном никого не было, кроме шумной группы военных. Они грязно ругались и запускали в канал подставки под пивные кружки.

Когда официант принес заказ, Бекер достал из кармана фотографию и показал ему. Хотя здесь, внутри, все столики были свободны, официант сначала внимательно посмотрел по сторонам, а потом уже наклонил голову к уху Бекера. Так он узнал от официанта, что человек на фотографии действительно живет за несколько улиц отсюда и приходит в ресторан минимум раз в неделю.

Бекер открыл бумажник и положил рядом с тарелкой купюру. Вместо того чтобы сразу убрать купюру в карман, официант опять начал шептать. Он рассказал, что у его соседей сверху часто допоздна горит свет. Никакого шума не слышно, но свет — это же непорядок? Он уже некоторое время к ним присматривается. Может, дней через десять он сможет рассказать еще что-нибудь.

Когда Бекер наклонился над тарелкой, купюры уже не было.

По дороге домой он оказался на улице, на которой еще ни разу не был. Фонари неподвижно висели на проводах, натянутых между домами. Их тусклый свет падал на всякую рухлядь и разорванные мешки для мусора, грудой приваленные к деревьям. Несмотря на теплый вечер, большинство окон были закрыты. Нигде не горел свет.

Из-за припаркованной машины вынырнул подросток и стал угрожать ему ножом. Бекер выбил нож у него из руки. Потом вывернул ему руку за спину. Услышав, что парень тяжело дышит, усилил хватку.

Через какое-то время он отпустил его, поднял нож и дал парню знак следовать за ним. Они шли по району, где расстояние между домами становилось все больше. Участки были огорожены глухими заборами. Из них торчали осколки стекла, как будто за стенами находилось что-то очень ценное, что следует защищать от грабителей.

Мальчик рассказал, что, с тех пор как его уволили с последнего места работы, он бродяжничает. Иногда он использует нож в супермаркетах, перед закрытием, когда почти все кассирши уже ушли домой. Так он удовлетворяет свои жизненные потребности.

У него нет никого, к кому он мог бы пойти, сказал он. Родители умерли, братьев и сестер у него никогда не было.

Они вышли на окраину города. Перед ними расстилалась сортировочная станция. Товарные вагоны бесшумно скользили по многим путям. На противоположной стороне виднелись красные огоньки радиовышки. От нее доносилось тихое жужжание.

Парень повернулся к нему.

У вас есть револьвер? — спросил он.

Ох, сказал Бекер. Он сделал жест рукой.

Они стояли на мосту, перекинутом над станцией. Освещенный поезд проехал под ними и исчез в ночи.

У вас наверняка есть револьвер, сказал парень на этот раз. Они стояли совсем близко друг к другу, облокотившись на перила моста. Бекер увидел много татуировок на его голых руках. Почувствовав тепло, исходящее от его тела, чуть отодвинулся.

Вы бы оказали мне большую услугу, если бы пустили мне пулю в голову.

Да, сказал Бекер. Он хотел уйти, но мальчик схватил его за руку.

Я уже пытался однажды, сказал он тихо, но не решился. Вы должны мне помочь.

Бекер чувствовал на своей руке пальцы парня. Он посмотрел вниз. Там тускло светились рельсы, по которым поезда уезжали в далекие пункты назначения.

Они шли всю оставшуюся ночь. Время от времени парень останавливался, смотрел вокруг и качал головой. В первых утренних лучах они смотрели на трамваи, один за другим выезжающие из депо, чтобы потом разъехаться по городу в разные стороны. Из ворот казармы маршем вышел отряд поющих солдат.

Начинается день, сказал парень. Надо торопиться.

Они прошли мимо офисного здания, подъезд к которому был перегорожен шлагбаумом в красную и белую полоску. Они подлезли под шлагбаум и спустились на подземную парковку. Там не было машин. Где-то в темноте капала вода.

Парень шел впереди него, твердым шагом, как будто знал дорогу. Они дошли до стены, и дальше идти было некуда. У Бекера звенело в ушах. С улицы на парковку не доносилось ни звука.

Парень остановился и обернулся. Бекер посмотрел на его руки, где, как он предполагал, были татуировки, но глаза отказывались приспособиться к окружающей темноте.

Днем он дошел до большой площади. Вошел в кафе и заказал пиво. Официантка села к нему за столик, но Бекер отвернулся.

Он заказал еще пиво. Молча он осушал бокал за бокалом, но пиво не освежало.

На улице у него возникло ощущение, что площадь нахлынула на него, как накатывающая волна. Непроизвольно он закрыл лицо руками. Когда он открыл глаза, площадь уже выглядела пустой, как прежде. Он заметил, что стоит, прижавшись головой к дереву. У него дрожали руки.

Он свернул с площади на улицу и пошел вдоль высокого и черного здания, растянувшегося на всю длину квартала. Над входом висела большая вывеска, на которой были изображены разные яркие рыбы. Он купил билет и спустился по каменной лестнице, ведущей в аквариум.

Внизу было едва ли холоднее, чем на улице. Других посетителей не было. Бекер сложил руки за спиной и спокойным шагом пошел вдоль аквариумов. Глазами он следил за рыбами, скользящими в подсвеченной зеленым светом воде с томностью и медлительностью неспешно тянущегося воскресного вечера.

Посмотри на этих приятных глазу рыб, прошептал он, прижимая лицо к стеклу. На этих тропических праздных гуляк, которые стеклись сюда со всех концов света, чтобы позволить любопытствующей публике насладиться необычностью их форм и расцветок. Давайте будем относиться к их бесполезному и излишнему существованию со всей возможной мягкостью.

Звук шагов на другом конце зала заставил его вздрогнуть. Он увидел служителя в форме, медленно движущегося в его сторону. Он быстро сделал шаг назад. Дождался, пока служитель пройдет мимо, и поспешил к выходу.

Он уселся на скамейку рядом с урной, вокруг которой жужжали осы. У его ног скакало несколько воробьев, несомненно, ожидавших, что он бросит им хлебных крошек или арахиса. На некоторое время он задумался, а нужно ли носить форму в присутствии одних только рыб. У него стучало в висках. Послеполуденная жара застряла в его одежде. Воротник рубашки прилипал к шее.

Еще помедлив, он встал и продолжил путь. Так он дошел до торговой улицы и свернул на ту, где жила мать скульптора. Перед крыльцом теснилась небольшая толпа.

Тут женщина повесилась, сказал кто-то из толпы.

Да, сказал Бекер. Он закурил и спрятал руки в карманы. Люди ненадолго обернулись к нему и снова продолжили разговаривать.

Это вы пианист? — спросил он у человека в длинном, темном плаще, как раз вышедшего на улицу.

Да, правильно, сказал мужчина. Но так как выступать мне больше негде, я теперь играю только дома.

Бекер поднял взгляд на второй этаж.

Шторы и раньше подолгу бывали задернуты, сказал пианист. Вот и не было поначалу повода для беспокойства.

Теперь шторы были широко раздвинуты. На вымытых окнах лежал блеск чистоты, как бывает только в домах, где только что кто-то умер.

Он хотел уже развернуться, когда ему показалось, что он слышит еле различимый, будто очень издалека, звонок телефона. Он не ушел и опять посмотрел вверх. Толпа постепенно расходилась. Вскоре он остался на улице один. Из дома со второго этажа теперь отчетливо доносилась трель телефона.

Это ничего, прошептал Бекер. Кто-то пытается связаться с человеком, которого уже нет. В пустом доме звонит телефон. Ничего не поделаешь.

Спустился вечер. Городской автобус без пассажиров промчался мимо. Низко склонившийся над рулем водитель, по-видимому, не считал себя связанным ограничениями по скорости в этот поздний час. Поручни, за которые при такой скорости только и могли бы хоть как-то удержаться люди, теперь без дела раскачивались в грязно-желтом свете.