При шофере беседа не клеилась. Анджей опять недовольно пыхтел, едва сдерживая свои очередные острые вопросы. Павла ограничилась лишь парой наказов заместителю по подготовке группы пилотов-перегонщиков на 'Харрикейны'. Перед отъездом с аэродрома ей удалось шепнуть Терновскому, что в ту группу обязательно нужно включить хотя бы пару прикомандированных к дивизиону советских разведчиков. Так сказать для закрепления у бриттов их антигерманской репутации на будущее... По информации, полученной от полковника Стахона, командованию 'Сил Поветжных', наконец, удалось раскачать британцев на воздушную отправку закупленной авиатехники. Вот только времени на все это оставалось все меньше и меньше, и вдобавок никто из пилотов не имел опыта пилотирования этих аппаратов. Французы, конечно, брались добросить до восточной Англии своими транспортниками две группы по шесть пилотов, но вот обратный 'бросок' должен был оказаться не менее рискованным, чем тот перелет с 'Беарна'. А ведь группе перегонщиков, перед взлетом с 'Корейджеса' еще предстояло всего за день-два потренироваться во взлете-посадке на Британской авиабазе... За этими размышлениями дорога пролетела незаметно.
Перед въездом в город была пробка. Как удалось узнать от пробегающего мимо подофицера, несколько минут назад завершился налет германских пикировщиков прикрытых словацкими бипланами 'Авиа'. Одна из 'словацких этажерок' сбитая меткой очередью дежурного звена французов из 'Сражающейся Европы' до сих пор дымилась рядом с разбитой колонной. Впереди пожарные вместе с жолнежами тушили и растаскивали груду покореженных грузовиков и телег. В этот момент к командующему этим процессом саперному офицеру подошел одетый в форму военврача старичок с торчащим над аккуратной бородкой вполне себе семитским носом. С ним за руку шел опрятно одетый подросток...
-- Звиняйте, пан поручник, могу ли я проследовать дальше во Львов?
-- Вы что же не видите, пан доктор, что дорога тут совсем забита?! Если уж так не терпится, то езжайте себе в объезд через брод. Но имейте в виду, что брички и телеги там не пройдут.
-- Тогда мы, пожалуй, пойдем пешком, нас пропустят?
-- Как угодно. Хотя, вам с мальчиком можно было договориться с водителями какой-нибудь из вот этих машин.
-- Благодарю вас, поручник. Но вряд ли нас кто-нибудь согласится взять.
-- Я соглашусь. В нашей машине есть два места. Анджей пересядь, пожалуйста, к водителю.
-- Не забывай Адам. Мы торопимся...
-- Они тоже. Не правда ли пан доктор?
-- Да, пан капитан. С благодарностью принимаю вашу помощь. Честь имею. Военврач Корчак.
-- Капитан Моровский, честь имею.
Машина неуклюже развернулась и свернула влево на грунтовку. У брода пришлось постоять, но вскоре и этот участок остался позади. Доктор с любопытством приглядывался к задумчивому соседу офицеру, поверх головы сидящего посредине парнишки.
-- Простите, пан капитан. Вы, случайно, не тот ли Моровский, который пилот и командир полка 'Сокол'?
-- Допустим. Только не полка, а только дивизиона. Вам это так важно, знать, уважаемый пан?
-- Простите, я просто многое про вас слышал. Даже была мысль написать про вас рассказ.
-- Так вы что же, еще и журналист?
-- Нет, я скорее воспитатель...
'Странный дядька. Явно семитских кровей, и вдруг военврач. Хотя вот таких-то 'выкрестов' в начале века вроде полно было. И фамилия у него польская Корчак. Хм. Прямо как у автора детских книжек. Как там оно звучало? Э-э... 'Король Матиуш I'. Гм. Мдя-я... '-- Дуб ты Василий Иваныч. --Да Петька, крепкий я крепкий...'. Совсем я с горя мозги-то пропила. Уже исторических личностей узнавать перестала. Мгм...'.
-- А вы, наверное, пан Януш Корчак, который воспитатель в Варшавском 'Доме Сирот' и по совместительству детский писатель?
-- Вот как, оказывается, мы с вами знакомы? Гм. А писатель я, действительно, только по совместительству. Слишком уж дел много. Время сейчас, знаете ли, такое, что редко писать удается. А что вы читали?
-- Звиняйте, пан Корчак, не припомню. Что-то про маленького короля мне кто-то из знакомых рассказывал.
-- Хм странно. Я только начал 'Короля Матиуша', и его пока мало кто знает. А кто ваш знакомый?
--Простите, пан доктор, а куда вы направляетесь?
-- Да вот Юзефа везу к его родителям во Львов. Меня еще ждут в 'Народной школе' на углу Зигмунтовской, и Городоцкой улиц. Хотя мне-то самому и неправильно было отлучаться из 'Дома'. Как там сейчас мои ребятки в Варшаве? Все эти проклятые бомбежки... Такая глупость!
-- А как же вы прорвались из Варшавы, пан Корчак?
-- Да вместе с первой эвакуационной колонной. Генерал Бортновский как раз позавчера прорвался в Варшаву с войсками. А генерал Чума, командующий обороной Варшавы, разрешил гражданским организованно покидать город через прорыв, чтобы войскам оборонять Варшаву до самого конца. Но если б не дела, то я бы, ни за что не поехал во Львов, у нас там, в 'Доме Сирот', занятия вести некому...
-- Угу. Понятно. То есть вам известно, что город вскоре станет 'Польским Верденом', но вас это вовсе не смущает.
-- Простите?
-- Я спрашиваю, почему ж вы тогда, зная, что город в осаде и, что это возможно последний шанс спасти ваших детей... Почему вы не вывезли вместе с этим мальчиком всех своих воспитанников?
-- Всех?! Да столько детей невозможно вывезти даже за месяц! Что вы пан капитан, это смешно...
-- Смешно?! Невозможно?! Нет такого слова 'невозможно'. А смеяться вы точно поспешили. Вы могли бы сформировать колонну из крестьянских подвод, и под развернутыми флагами 'Красного Креста' вывести из Варшавы всех, пока коридор еще не перекрыт тевтонцами. Или вы считаете, что этот путь будет свободен вечно?!
-- Хм... Вы зря так горячитесь, пан капитан. Даже если германцы и войдут в Варшаву, в городе ребят не ждут такие же опасности, как в предлагаемом вами исходе. А вот там от бескормицы и человеческой грубости кто-то из ребят может даже погибнуть!
-- Кто-то или все?
-- Не понимаю, вашего равнодушия!
-- Вы сейчас мне напомнили одного раввина вашего возраста. Я разговаривал с ним в Поможже. Он тоже сокрушался о том, 'что же будут кушать в дороге маленькие дети' и решил остаться в Польше. И это после 'хрустальной ночи', и прочих 'антисемитских подвигов' нацистов в Германии!
-- Отдельные мерзавцы всегда были и всегда будут. Но настоящие-то немцы не допустят гибели детей, а во время эвакуации кто-то из них наверняка может погибнуть. Вы же видели, что только что натворили самолеты на шоссе!
-- А в Варшаве, по-вашему, дети будут в безопасности?
-- Там все же не столь опасно... А вот гибель ребенка в дороге - это трагедия!!! Но вам этого не понять, своих детей у вас нет. Вы не знаете, что такое забота о детях.
-- Трагедия?!
'Когда в 42-м ты поведешь их стройной колонной по четыре в ваш последний путь к газовой камере Треблинки. Вот тогда случится трагедия. НАСТОЯЩАЯ ТРАГЕДИЯ. Но те, для кого ты сыграешь эту свою трагедию, того вашего 'протеста невинных' не поймут, и не оценят выступления. Освобожденные волей их Фюрера от 'химеры совести' они будут потешаться над глупыми евреями, и не менее глупым старым доктором. Но твое-то имя хотя бы будут помнить... После войны появятся памятники 'герою Корчаку', не бросившему своих ребят перед смертью. А герою ли?! Ты мог спасти их, но вместо этого ты взошел с ними на вашу общую 'Голгофу'. А зачем?! Чтобы люди после войны возмущались варварскому убийству детей, чьи имена в мое время не помнил практически никто? А вот тебя... Тебя помнили... Жаль, что после смерти человека не мучает стыд. И за миллион лет ты бы не смог избавиться от стыда за то, что не спас тогда этих ребят. А не спас ты их, просто потому, что не верил в бесчеловечность фашистов...'.
