-- А что, налет 'Хейнкелей-111' на вражью столицу в штабе уже согласовали?

   -- Гм... Что? А, нет. Пока не до этого... Обернитесь ка пан Адам, кого это вы там видите?

   Павла удивленно уперлась взглядом в лицо стоящего в отдалении незнакомого майора запенсионного возраста. Что-то в его лице было знакомым... На быстро всплывшей в памяти фотографии, этот мужчина был моложе лет на десять...

   'Ну, держись пан разведчик! Пришел-таки сюда один из критиков нашего спектакля, свое фи высказывать. Мдя-я. Но на враках ему меня не словить. Подумаешь, в пять лет он Адама видел, и письмами с Софией обменивался. Нам, 'всепольским героям летчикам' не до всяких там мелочей, мысли наши в горних высях обитаются. И ни хрена этот дед подмены просечь не должен. Ну, с Бо... э-э... в смысле с боевым кличем советских воинов, и вперед на амбразуру...'.

   -- Пан Залесский?

   -- Это, с каких же пор, мой внучатый племянник стал звать меня по фамилии? Ну, здравствуй, пропащая душа. А-адам. Подумать только! В два десятка лет и уже капитан. Ты глянь Стась!

   -- Не перехвалите... э-э... дедушка. Кто его знает, как оно там выйдет. Война ведь дело непредсказуемое...

   -- Нашел время скромничать! Ну ка, не мешай ка мне твоему двоюрному деду радоваться за наш род! Наград у хлопака на груди столько, сколько у нас с тобой Стась и вдвоем не наберется. А? Каков орел?!

   -- Да Вацик. У Софии, не смотря на все совершенные ею глупости, сын вырос настоящим воином и рыцарем. Даже швабы его уважают... и побаиваются.

   -- А говорить-то по-польски почти совсем разучился, и не узнал бы его по говору. Возмужал. Ну, оно и понятно. С пятнадцати лет ведь всего сам добивается... А где ты Йоганна похоронил?

   -- На лютеранском кладбище в Чикаго, пан Вацлав...

   -- Пусть покоится миром...

   -- Вы простили его?

   -- Бог ему судья...

   -- Вы тут поболтайте пока, а мне в штаб пора. Поздравляю вас со встречей.

   -- Благодарю пан подполковник.

   -- Не забудьте, у вас скоро вылет, пан капитан.

   -- Не забуду...

   -- Я тебя Станислав потом сыщу. А ты, ну ка покажись ка, мой мальчик. Красавец! Кабы не кровное родство отдал бы за тебя Анну мою дочь и твою тетку... Хорош! Кстати хоть, сейчас и война, но и помимо Анны другие партии, достойные такого героя найдутся...

   'Этого еще мне не хватало! У меня тут последний, можно сказать, 'дембельский аккорд' остался. Уже совсем скоро 'узника фашистких застенков' играть буду, а он мне 'амурные партии' предлагает исполнять. Вот уж хрен! Аусвайс свой перед Загсом съем, и прочими папирами закушу, если силой меня к алтарю потянут...'.

   Бодро оттарабанив заученный еще в Москве набор 'воспоминаний' и вопросов о здоровье родни Адама, разведчица включила терпение. Вытерпев неумеренные восторги Вацлава Залесского, Павла договорилась встретиться с ним сразу после своего доклада о результатах вылета. Впереди еще ждал высотный полет на 'Хейнкеле-111' над районом контрнаступления...

   ***

   Слух все никак не мог привыкнуть к противному завыванию хейнкелевских "ЮМО". В кресле пилота сейчас сидел Мирон Христенко, из второго набора в дивизион 'Сокол', помимо него и 'американцев' в состав ополченцев попало еще двое советских агентов. Но Мирона Павла сразу стала готовить на командира звена. В рейде на Восточную Пруссию он летал на RWD-11 одного из чехов в качестве штурмана. А в этом полете штурманом был сам командир дивизиона, а Терновский исполнял роль стрелка и одновременно наставника у Христенко. Но терпения дождаться от командира ответов Анджею и в этот раз снова не хватило...

   -- Радио отключено?

   -- Именно так.

   -- Теперь ты расскажешь нам с Мироном для чего вся та возня с бомбами и ракетами?

   -- Ты решил разыграть тут третью партию, и думаешь, что вам двоим я скажу больше, чем тебе одному наедине?

   -- Дело не в этом. Просто времени почти не осталось. Нам давно уже пора в плен попадать. А ты все крутишь... Мы ждем, Адам. Но пора бы тебе объяснить, для чего мы тут теряем время. Так как, скажешь?

   -- А для чего ты думаешь, я вас в этот вылет вытянул? Скажу... Но скажу, только если вы с Мироном, кроме развешивания ушей, будете хорошенько смотреть за воздухом, чтобы нас тут не прищучили!

   -- Командир иду вдоль реки, переправы скоро будут под нами.

   -- Вот Мирон молодец, сразу врубился в тему. Ладно уж, приобщайтесь к тайному знанию... Шучу и сам хоте все рассказать, но до утренних испытаний нашей 'первой ласточки' все как-то недосуг было. Вот эту недостроенную ниточку видите, а за ней у самых болот маленький пятачок, где костры горят. По нам они не стреляют, самолет-то немецкий. Вот здесь завтра утром мы своими ракетными талантами во всей красе и сверкнем...

   -- А старых наших 'талантов', что уже мало?

   -- Зря ты Андрюша меня все время дергаешь, но причины твоих опасений мне видны. Вроде бы немцы про наши реактивные полеты уже много чего знают и пора нас уже в плен сдавать. Ан нет, не пора. Допреж нужно боевые испытания новых ракет провести. Да так это сделать, чтобы никакой тевтонский гад в плену даже не вздумал нас поскорейча в расход пустить. Что б пылинки они с нас там сдували...

   -- Хм. И ты думаешь, что твои ракеты их к этому вот так легко и сподвигнут.

   -- Безо всяких сомнений. Это тебе не стартовые ускорители, это боевые, хоть и собранные изо всякой хрени, системы. Восемь ракет уже практически готово. Казалось бы ерунда полная. По семь пороховых стартовых ракет навешенных на сварной каркас из уголков и стальных полос, со вставленными в него трехсоткой и баком огнесмеси. И вся эта хрень взлетает с треноги. Фигня вроде бы. Но сегодня утром местное начальство от этой фигни в шоке было. Немцы я думаю, тоже все это оценят. Вот для чего ребята мы с вами сегодня этом 'Хейнкеле' над речкой крутились. И другого такого удобного случая у нас не будет.

   -- Хочешь по немцам их испытать.

   -- А то ж. И местечко подходящее нашлось. То самое. Видели, как они большой понтонный мост у края болот достраивают? Там, где развилка дорог с нашей стороны.

   -- ну.

   -- Так вот рядом посреди болот малюсенькая полосочка имеется, это гать. Я утром по одной старой карте года 1915 углядел. С их стороны там кроме кустов и невидать-то ничего. Вот если на лодках доставить туда наши ракеты и утречком когда на этой стороне станут кучковаться первые танки и заправщики, по ним как треснуть, то такого немцы точно не забудут.

   -- Но переправа-то быстренько свежих сюда доставит.

   -- Не доставит. Но это уже отдельный разговор. Мирон разворачивай этого 'коршуна' в сторону дома.

   -- Слухаю.

   -- Я тебе дам 'слухаю'!

   -- Виноват. Так, ест!

   -- Ну, то-то же...

   Набрав еще сотню метров высоты, разведчик над верхним краем кучевых облаков развернулся в сторону Львова. Все трое молчали...

   Замаскированный командный пункт расположенный вблизи Мёнихкирхена готовился к переезду в Краков, но сроки передислокации уже дважды переносились. И хотя часть штабного персонала уже упаковывала второстепенное имущество, основные помещения штаба работали в обычном режиме. А поезд 'Америка' оставался на запасных путях. Роммель вернулся из радиовагона в штабной салон и сразу был замечен Фюрером...

  -- Что там, Роммель?!

  -- Радиограмма от командующего фронтом под Кутно генерал-полковника Рундштедта. Мой фюрер.

  -- Есть новая информация?

  -- Да, мой фюрер. Генерал-полковник сообщает, что момент дезорганизации уже завершился, в войсках наведен порядок. Сейчас генералы Бласковиц и Рейхенау своими армиями уже выдавливают поляков из-под Кутно и из Бзурской поймы.