Раздосадованный Терновский сначала пытался с вопросами дергать за рукав этого 'безумного новатора'. Но, даже получив на бегу пару ответов, так и остался с острым ощущением горячечного бреда. Потом они понеслись к ремонтным ангарам, где Адам надеялся застать отремонтированные самолеты. И это был первый раз, когда утраченные надежды напарника и написанное на его лице отчаяние, по-настоящему порадовали Терновского... Но, та его радость была, увы, не долгой. Авиамеханик Вейхура, бывший одним из недавних постояльцев гауптвахты вдруг вспомнил, что всю авиатехнику перегнали своим ходом на соседний полевой аэродром. Оттуда по тревоге должно было вылететь истребительное звено. При этом механик точно был уверен, что один какой-то недоремонтированный 'Люблин' укатили куда-то в соседний лесок.
И тут напарник снова удивил Терновского, моментально получив разрешение от дежурного капитана, на эвакуацию в Грудзёнз этого поврежденного самолета. Престарелый самолет-разведчик стоял под охраной единственного часового, который только по счастливой случайности узнал в лицо вахмистра Щуку, привлеченного к мобилизации 'крылатого инвалида'. За считанные минуты пара техников из недавних арестантов, поставила на место валяющиеся отдельно крышки капота и подготовила машину к взлету. Но, как выяснилось, на борту аппарата оказалась всего одна патронная лента к турельному 'Виккерсу', которую Адам тут же, разделил пополам для снаряжения сотней патронов пустой 'брезентовой змеи' синхронного пулемета. Пока шло снаряжение ленты, Моровский загрузил в заднюю кабину несколько дымовых шашек, ответив на немой вопрос напарника непонятным 'Щоб було'. После этого, он зачем-то приказал привязать к днищу аварийно сбрасываемого бензобака притащенные им с собой с аэродрома, большой кусок гудрона и ручную гранату, чеку которой проволокой прикрепил к борту 'Люблина'.
Далее был тот безумный полет, который Анджей и через пару часов после посадки с дрожью вспоминал как один сплошной кошмар. Над Хелльской Косой они застали атакующие базу флота германские пикировщики. Анджей впервые увидел, как кружащиеся, словно стая уродливых ворон, 87-е поочередно заходят в атаку на польскую военно-морскую базу. Даже сюда, в кабину 'Люблина' долетал свирепый вой их сирен, сквозь который донесся искаженный переговорным устройством, азартный голос напарника.
-- Анджей, ты слышишь меня? Готовься, сейчас удачный случай набраться боевого опыта.
-- Адам, их тут слишком много, а у нас только эта старая этажерка. Не вздумай лезть туда!
-- Спокойно, пан шляхтич. Патронов у нас мало, поэтому 'бальные танцы' на сегодня отменяются, но пугнуть их все равно придется, так что готовься сплясать 'гопака'. Патроны пока не трать, но если кто окажется в прицеле, не буксуй...
-- Адам, стой! Куда ты?!!! Это же не наше дело...
Но напарник сделал вид, что не слышит возмущенных криков и, набрав высоту, устроил форменный цирк, который в качестве тактического приема никак не укладывался в голове Терновского. Вместо нормального воздушного боя, Адам вдруг начал выписывать прямо внутри вражеских порядков некую непонятную комбинацию из фигур пилотажа. Он, провоцируя столкновение, скоростными спиралями и косыми петлями то и дело пересекал путь готовящихся к следующей атаке 'Юнкерсов'. Вражеские пулеметные трассы уже несколько раз зацепили крылья польского самолета-разведчика. При этом сам пилот-анархист изредка постреливал короткими очередями, и время от времени заставлял Терновского зажигать прикрепленные снаружи к борту дымовые шашки. В результате весь участок неба над портом вскоре был расчерчен странными узорами, а 'Юнкерсы' стали нервно шарахаться от идиотских бросков 'сумасшедшего поляка'. И что странно, но эта безумная атака все же, принесла свои плоды. Выходя из очередного бомбометания один 'Штук' не рассчитал скорость и свалился в штопор, закончившися между причалов.
-- Андрюха, тебе половину победы! Мы молодцы! Если только флотские зенитчики его себе не припишут. Видишь, они с краю "в молоко" садят из своих пукалок?
-- Хватит, уходим!
-- А вот уж хрен без масла этим 'тевтонцам'. Рано нам еще уходить. Вон тот 'утюг раскочегаренный' зришь? Нам туда теперь!
-- Ты с ума съехал! Нас же его зенитки в клочья порвут!!! Псих ты недоделанный!
-- Не дрейфь, гусар, прорвемся! Али мы не казаки, али Дон не речка?!
-- Адам ты псих!
Потом был полет в гавань. Терновский видел из задней кабины как мощные залпы 'Шлезвига-Голштейна' накрывали раз за разом уже невидимые за дымами снарядных разрывов польские позиции. Еще сильнее его изумило, что их практически безоружный разведчик вдруг пошел в атаку на огромный бронированный корабль. Видимо того же не ожидали и немцы, потому что зенитный огонь в их сторону хоть и был открыт, но уже вдогон. Лишь когда палуба броненосца промелькнула под крыльями, и яростный голос Адама стегнул его по ушам из шлемофона, Терновский заметил, как небольшой дымный султан поднялся над носовой орудийной башней.
-- Как мы его, а? Гляди ка, даже стрельбу 'задробили'.
-- Откуда у тебя бомбы?! Адам, что это было?
-- Используй то, что под рукою, и не ищи себе другое. Вот так пан шляхтич.
Оказывается, Моровский не побрезговал в этой атаке аварийным сбросом бензобака с той притороченной гранатой, использовав это "чудо" в качестве эрзац-бомбы. Затем их ковыляющая на последних литрах бензина машина зачем-то полезла вверх. Туда где довольно близко крутился над бухтой немецкий 'Хеншель-126'. Анджей вдруг увидел как такой же, как и у него турельный пулемет 'немца' вышивает в небе строчку в направлении их 'Люблина', и услышал в шлемофоне спокойный и слегка ироничный голос Моровского.
-- Настал твой звездный час, Андрюша. Я уж давно 'пустой'. Патронов на него не жалеть! Не надо их обратно везти.
-- Как мне стрелять в него?
-- Не ссы. Сейчас я размазанную бочку закручу, а ты его аккуратно в прицел вгони.
-- Да, я не смогу!
-- Сможешь!!! Не позорь мои седины!
Руки советского разведчика тряслись от волнения. Но вскоре, скупая очередь турельного 'Виккерса' нереально удачно поразила врага в бензобак. Пылающая вражеская машина понеслась к серой глади залива, и быстро скрылась в волнах. Радость от своего первого сбитого к Анджею пришла уже потом. А сначала Терновский испытал лишь разочарованное удивление 'Неужели все?! И это весь бой?!'. Сквозь шум 'Юпитера', чихающего последними каплями бензина, в шлемофоне прозвучала скупая дружеская похвала.
-- Да ты ж у нас снайпер, паныч! В следующий раз 'на развод' оставь нам хоть одного такого 'языка'. А то даже и поговорить не с кем, оба они теперь 'водолазами'... Ну как, перестал уже дрожать?
-- Сам ты дрожал! Хоть сейчас объяснишь мне, зачем нам все это было нужно?
-- А затем, дружище, что в ближайшие дни нам с тобой предстоит гонять уже не кривокрылых 'Юнкерсов' в лаптях, а летающих на лучших, на сегодняшний день, самолетах немецких 'ягеров'. Парней что прошли Испанию! Да и здесь они клювом не щелкали! И даже мне не каждый такой вот орех по зубам будет. И вот там-то нам с тобой, Андрюша, вера друг в друга ой как понадобится. А вот сейчас... Еще утром я опасался доверить тебе в бою свою спину, но теперь, ни каких сомнений не осталось. С этого вылета ты, Андрюха, обстрелянный пилот. Это не так чтобы много, но это наш с тобой шанс все здесь сделать как надо. Да и сбитый у тебя уже есть. Может и 'цацку', какую на грудь повесят... И совсем уж не важно 'как' ты его сбил. Главное, что ты это сделал...
