— Значит так. Вот тебе мое решение. Свое чудо ставь куда хочешь. Но на самолетах бригады крепить эту хрень запрещаю! Летать сбоку кино снимать, пожалуйста. И, как ты думаешь, кто в этот твой испытываемый самолет полезет, чтобы с ракетой в заднице летать, а? Хрен ты чего продумал, старлей!

— Нет, не хрен! Все я продумал, Иваныч! Я на нем полечу. — Последние, негромко сказанные слова прозвучали в тишине бытовки, как треск запального шнура к тротиловой шашке.

— Что ты сказал, старлей? — Голос полковника прозвучал еще тише, но еще страшнее.

— Если не пустишь меня в этот полет, то прямо сейчас напишу рапорт о переводе в десантные войска, в армейскую разведку нахрен. Куда угодно! Взводным пойду. И когда реактивные "Капрони", "Мессеры" или "Хейнкели" будут вас с неба выносить, я буду ваши парашюты на земле встречать. И от фашистских поисковых команд огнем отсекать.

— Сопли утри! Десантник хренов. Разведчик. Без тебя если надо будет сами всех с неба вынесем. Ты же, дубина, два месяца за ручку не держался, как ты лететь собрался? Ты своими идеями, Паша, себе, как дятел все мозги отстучал уже. Ладно я! Я-то ладно. Ну снимут меня с комполка, так я завсегда эскадрилью потяну. А что ты прикажешь мне мамке твоей в Саратов писать?! Что ваш засранец-сын, в мирное время, не на войне, не в командировке, а "В ОТПУСКЕ" взорвался вместе с самолетом, и оставил вас одну-одинешеньку. Так, что ли?! Она всего-то и видела тебя, дурака, три недели после Китая. На войне, значит, уцелел, герой-героем вернулся, а тут… Хрен с тобой, Колун. Жизнь твоя. Не стану я тебя отговаривать, и мешать тебе не буду. Но если хоть одна малюсенькая авария случится, то пиши рапорт. Мне такие брехуны и задаром не нужны!

— А ты, Иваныч, разреши мне сейчас по два вылета на наших спарках сделать. Два на "Чиже", два на "Ишаке". В каждом вылете по четыре-пять посадок. Ты же в меня у "Театрального" поверил, так уж верь до конца. Только, пожалуйста, не сам меня вози, а кого из приемщиков уговори.

— Через полчаса к старту подходи. Все, иди Колун, не мозоль мне глаза. Без тебя тошно. Иди, псих, выбирай себе летающую могилу.

Павла четко отдала честь, и четко повернулась кругом через левое плечо. Долго тренировалась в туалетах. Вчера в туалете Центральной научной библиотеки, а сегодня утром в туалете ХАИ. Давным-давно забытый навык полученный почти сорок лет назад на уроках НВП, можно сказать вышел из летаргического сна. Павла была спокойна. Она сделала то, что обязана была сделать. Какие бы хорошие отношения не связывали этого Павла с его командиром, и какие бы нежные отношения не были у него с матерью, живущей в Саратове. Все это не стоило одного вылета на летающей могиле, способный раньше других стран подарить Родине крылатый огненный меч реактивной авиации.

— Где ты ходишь?! Я уже договорился с руководством завода. Пошли аппараты смотреть.

— Я тоже договорился, Глеб. У нас с тобой полчаса на поиски. Потом я слетаю на спарках, и отработаю свои будущие действия в испытательном полете. Потом перегоним наше испытательское звено в "Померки". Ну, давай, товарищ инженер, командуй, куда нам идти?

Аппарат был тускло-металлического цвета. Никаких звезд и белых номеров. Иссиня-черный цифробуквенный номер на боку и на одной из плоскостей. Этот самолет Павла узнала сразу. И хоть была атеисткой, но зачем-то запрокинула голову вверх и сказала "Спасибо". Словно бы в небесной канцелярии, наконец, открыли некрещеной старой коммунистке постоянную кредитную линию. Это был он. Именно тот самолет, который годился для этой цели лучше других. Да, на нем нельзя было испытывать нормальный полноразмерный ТРД, но вот того недомерка, носившего гордое название "Тюльпан", можно было испытывать спокойно и даже довольно комфортно. Обшивка фюзеляжа самолета при всем желании не могла воспламениться от реактивной струи. Шасси аппарата не могло сложиться при ударе колесами об землю при грубой посадке. В общем это было ОНО. И хотя для своих задач, этот аппарат так толком и не смог никогда быть применен, но сегодня, по-видимому, был его день. День выкупающий у истории все страдания над этим уродцем его создателя Дмитрия Григоровича.

"Успокойся, Паша, успокойся. Знаю, что ты последний раз ЯК-18 четверть века назад поднимала. Ничего. Не боги горшки обжимают, то есть обжигают. Сначала пусть покатают меня ясны соколы. Потом, как в ознакомительном полете, начну с простых маневров, а там и на карусель взлет-посадка".

— Эй, Колун, ты не заснул часом? Давай покажи класс. Как там в Китае было?

— Класса сегодня не будет, Саша. Летаем по коробочке и взлет-посадка.

— Чего так? Летать разучился? Или поджилки трясутся.

— Ты, вон там у конуса, Петровского видишь. Мы с ним договор заключили. Так что закрой глаза и поспи чуток.

— Аааа. Ну, как хошь. Мне-то что. Можно и поспать.

"До чего ж мерзко и противно его голос переговорной трубкой искажается. Итак, вираж…скольжение…разворот. Не спать! Ориентироваться на конус. Заход на посадку в холостую… Чуть в сторону снесло меня. Довернуть. Убрать высоту скольжением… Непривычно второе крыло над башкой видеть. Отвлекает, собака. А скорости в принципе ЯКовские. Ничего, освою…".

Самолет Павлы летал уже минут тридцать. За это время было девять заходов на посадку. Небольшой козлик на первой пробной и пять довольно уверенных взлетов-посадок, сопровождаемые строго выдерживаемым, но совсем не зрелищным комплексом простых маневров. Петровский стоял и нервничал на старте.

"Ну, Пашка! Вот ведь засранец. Ладно! Хоть ведет себя в воздухе спокойно. Даже слишком спокойно как-то. И не хулиганит, что для него не типично. Что-то не похоже на прежнего Колуна. Или это он для начальства старается. Нашел чем удивлять. Сажай уже, "артист", вижу, что летать можешь".

ДИТ зарулил к стоянке. Павла пару секунд посидела в передней кабине с закрытыми глазами. Дыхание и пульс успокоились. Поднялась, перекинула ногу и, оперев ее на ступеньку, спрыгнула на землю. К ней не спеша подходил Петровский.

— Ну что? Доволен собой?

— Никак нет, товарищ полковник! Старший лейтенант Колун тренировочный полет закончил. Разрешите получить замечания по полету.

"Рука к виску, очки на лбу. Насмотрелась всякого кино про войну. Давай, давай, бравируй. Петровский вроде удивлен, что Паша "вышака" не показывает. Ничего, Иваныч, привыкай. Я теперь серьезным буду".

— Все-таки чуток забыли руки-то. Ничего восстановишься. Давай отдохни минут тридцать перед следующим.

— Нет, товарищ полковник. Дело не в отдыхе. Просто я испытательный полет сейчас отрабатывал. Нагрузка была небольшая. Разрешите вылет на УТИ-4.

— Разрешаю. Но смотри у меня! Я знаю, что ты на них в Китае немного поучился. Запомни старлей! Пары-тройки вылетов для переучивания мало. И-16 строгая машина. Чуть расслабился и все, привет родителям. Это тебе не наши "Чайки" И-15, которые любые ошибки прощают. И не "Чиж" твой Китайский. Давай. Не подведи меня, сынок. "Хм. "Чайки"? Да "Чайки"! И-15 так ведь раньше назвали, чем И-153. А последние сейчас вообще еще пешком под стол ходят. Их строевые пилоты только к концу лета впервые в Монголии увидят".

"Зеленая ракета, взлет разрешен. Схема та же. О! А этот майор, молчун оказался. Это хорошо. Не будет меня отвлекать, как тот Саша старлей. Ничего, я и к этому аппарату привыкну. ЯК-18 конечно проще был. Чтоб того в штопор свалить нужно хорошее усилие прикладывать. А вот этого зверя еще предстоит осваивать и осваивать. Наберем-ка мы высоты побольше. На двух тысячах я себя буду спокойнее чувствовать… Хоть гарантированно из штопора выйду, если что… Теперь коробочка… Помахали крыльями. Посмотрели на поле. Сориентировались… Теперь заход на посадку…".