Так же, как он прикоснулся к клавишам – но уже в собственном ресторане – сейчас.
Нет, совсем не так. Тогда, в баре, его короткие пальцы лишь приласкали для начала черно-белый гребешок, сейчас – сейчас весь зал весело замер от клавишно-колокольного звона: вот что такое рука мастера, сильная, уверенная, неостановимая.
И замер с саксофоном у губ Бруно, вздернув бородку, замолчал на время даже ударник – Рувим дорвался наконец до своей музыки.
– А плохо ты думаешь о наших таможенниках, – посмеялся Евгений на мои не очень удачные слова в перерыве, насчет благосостояния Васи. – Конечно, я мог бы яснее выразиться насчет того, что он тут делает. Он странствует, не сходя с места. У него есть путь. Который дао. Я плохо знаю эту историю, но он… он что-то ищет здесь, в Азии. Он год назад ездил в Шанхай – какие-то дела насчет харбинской эмиграции. И вернулся из Шанхая очень злой. Генконсулом тогда был кто? Иванов-Шанхайский? Нет, наш общий друг Витя, кажется. Но и Витя не волшебник, о шанхайской эмиграции в городе уже давно – только воспоминания, живых никого. И поэтому Вася тут теперь сидит… Да, так вот – ты здорово неправ, комната в доме у Арсения и Гузели – это так, для почета. Потому что, повторю, плохо ты думаешь о наших таможенниках, даже о тех, кого – с конфискацией. У них всего не конфискуешь. Видишь ли, Вася Странник приехал сюда совсем не бедным.
Тут я, в перерыве между двумя сессиями джаза, выслушал совсем уже невероятную историю.
Речь шла о сумме в пару миллионов долларов.
Вася вгрохал их все в студию звукозаписи. То есть в небольшой, хорошо оборудованный домик в Паттае, на верхнем этаже которого он живет, когда нуждается в одиночестве, – и живет совсем не так плохо.
А на нижнем он записал диск.
Он писал его почти год. Это все, что его интересовало тогда в жизни.
Он всегда хотел его сделать, диск, как говорят, много лет помещался в его голове целиком записанным, до мелочей, до всех и всяких оттенков инструментовки. И проблема была лишь в том, чтобы эти оттенки на все сто процентов стали реальностью. Так что оборудование студии было закуплено первоклассное. Рувим и Арсений помогали его освоить.
И не то чтобы Вася надеялся на этом диске заработать – нет, он просто раздает его друзьям, и у нас всех тут, сказал Евгений, этот диск есть. А Вася теперь, исполнив дело своей жизни, воспитывает молодое поколение.
– И что за диск?
– Как бы тебе сказать. Хороший вообще-то. Немножко в стиле техно. Необычный. Ты такого точно нигде не услышишь. Но он тебе, возможно, его даст, если у него с собой. А если нет, я тебе свой оставлю. А сам потом попрошу у Васи новый. В общем, очень хороший диск, между нами. Рувим ему какие-то треки писал, еще кто-то…
– А студия? – напомнил я.
– Ах, студия, – с удовольствием просветил меня Евгений. – Ты что думаешь, Вася, сделав свое дело, студию забросил, и ее сожрали термиты? Термиты, как это ни печально, сгрызли какой-то очень дорогой рояль Рувима, он его забыл обработать пропиткой. Видишь ли, оказалось, что такого класса студии нет нигде больше в Паттае, надо разве что ехать в Бангкок. А Паттая – это раньше она была дырой, а сейчас… Вот Бруно – ты думаешь, это какая-то шпана подзаборная с саксофоном? Бруно – а это, если ты слышал про такого, Бруно Дабревиль собственной персоной – каждый год сюда приезжает, покупаться, поиграть с Рувимом, но еще и кое-что записать. Здесь, видишь ли, ему хорошо пишется – пляж, девочки, море, – и он идет на студию к Васе, делает там основные треки, других студий не признает. И платит Васе очень серьезные деньги. Причем он не один такой. Вот.
Я перевел взгляд влево.
Вася Странник неподвижно смотрел на меня.
Мне оставалось только уточнить некий пустяк в разговоре, который я поначалу не уловил, – и сделать это побыстрее, потому что ударник и Бруно Дабревиль уже выходили к своим инструментам.
– Так что ты сказал насчет того, что Вася Странник тут, в Азии, что-то ищет?
– Я плохо это знаю, но Арсений говорит, что Вася сейчас даже не ищет. Он чего-то ждет. Космос должен… В общем, что-то такое обязательно произойдет.
Потом мы ели множество вкусных вещей – рыбку с пряностями, запеченную в банановых листьях, и полупрозрачную, темную от соевого соуса лапшу фуад тай, и хрустящие весенние блинчики с ростками сои, и многое другое (правда, никогда не надо заказывать у «Флинта» стейк), а люди с Нассим-роуд рассказывали мне про своего завхоза.
Который, среди прочего, нес ответственность за противозмеиное опрыскивание территории российского посольства.
Нассим-роуд проходит параллельно той улице, куда выходит знаменитый сингапурский ботанический сад. Посольство попросту помещается между двумя этими улицами. И никаких особых отличий его территории от сада нет – это лучшая часть Сингапура, настоящие джунгли, перемежаемые зелеными газонами, среди которых высятся красноватые черепичные крыши под веерами пальмовых верхушек.
Но как бы ни был хорош ботанический сад, в нем живет много ползучего зверья, которое свободно путешествует по окрестным территориям. Борются с ним, подстригая траву (змеюки не любят оказываться на открытом месте), а также – опрыскивая ее какой-то дрянью, которая известна всем местным жителям и везде продается.
Завхоз же – недавно назначенный и горящий энтузиазмом – учинил однажды суперопрыскивание, в результате чего все пресмыкающиеся пришли в ярость и заползли на деревья. А поскольку от репеллента у них, видимо, помутилось сознание, то иногда они в бессилии и злобе падали с этих деревьев. Две упали за шиворот завхозу.
Но конец истории был хороший, поскольку завхоз потребовал себе особой надбавки за вредность работы. И получил ее.
Тут Евгений мягко толкнул меня локтем в бок.
Вася Странник ласково кивал мне и хлопал тяжелой ладонью по подушке рядом с собой. Кто-то только что освободил это место.
– Это что у них – вот так делается? Как при дворе короля? – углом рта сказал я Евгению.
– Ты можешь отказаться, – разрешил он мне. – Но… Космос, знаешь ли, огромен. Вломит – костей не соберешь.
И я встал и пошел.
– Мне только что сказали – вы были на Филиппинах, – сообщил мне Вася.
Не знаю, каким у него был голос раньше – но теперь и правда он стал хриплым. И тонким.
– Был, – подтвердил я. – Три года. И потом приезжал раз десять.
– Ну вот, – сказал он удовлетворенно и задумался.
А потом Вася вдруг стал очень серьезным – его рука, положенная мне на колено, пару раз дрогнула. От нее шло странное… пожалуй, прохладное, искрящее тепло.
Это невозможно объяснить, но, кажется, на террасе «Капитана Флинта» стало очень тихо. Я не хотел уходить в окружившую нас тишину, уходить с подушки рядом с этим человеком, мне здесь было спокойно. И еще – с ним почему-то не надо было поддерживать беседу. Можно было что-то говорить или слушать. А можно было молчать.
– Зачем? – спросил он наконец. Голова его была склонена, как у музыканта, настраивающего инструмент.
Я почему-то понял, что тут стоит ответить серьезно. Потому что это был не пустяковый вопрос.
– Это лишняя страна, – сказал я, подумав. – Можно и без нее. Ну вот без Франции или Китая нельзя, а тут… Возможно, ее зачем-то придумали. Поставили мюзикл, забыли убрать декорации. Актеры продолжают играть и петь. Возможно, теперь это параллельный мир. Где все почти как настоящее. Люди влюбляются почти всерьез. Убивают друг друга по ошибке. Ты там живешь – и для тебя нет ничего важнее Филиппин. Ты уезжаешь – и все забываешь. А твои тамошние друзья легко забывают тебя. Но страна нужна, чтобы… может быть, чтобы что-то понять…
И я замолчал, успев только подумать – ведь эти слова надо бы записать, их как будто говорит кто-то другой.
Вася кивал тяжелой головой с металлической щетиной – кивал в такт своим мыслям. Мы оба молчали.