Через четыре дня пал Брюссель, на каждого защитника приходилось по десять завоевателей. Дороги Фландрии заполонили мышиные мундиры. Враг шагал на запад, и Антверпен был следующим.

— Армия оставляет город! Армия оставляет город! Король ведет её на запад! — прокричал мальчишка, промчавшись мимо с кипой газет в руках.

— Пора, — прошептал худощавый прохожий, — уже скоро.

Отто фон Людендорф тронул коня. Обогнав колонну бравых гвардейцев, он буквально взлетел на холм, вглядываясь в силуэты уже не таких далеких городских башен. Маленькая мерзкая страна. Под непокорным Льежем легла треть дивизии. Но ничто, ничто и никто не прервут великого марша на запад. Вперед, к берегам Северного моря, за которым притаилась вечная проститутка Британия.

— Макс! — кликнул он сверху.

Как верный пёс, что бежит на зов хозяина, тот, скользя, вскарабкался по склону и застыл, уставившись носом в стремя.

— Макс! Говорят, что у фламандцев независимый характер. Но ещё говорят, что их жёны более покладисты. Что на этот счёт думают наши солдаты?

— Господин майор, фламандцы дурно воспитаны — эти люди не снимают шляпы, войдя в церковь, они не снимают её ни перед Богом, ни перед своим королём-углекопом.

— Это верно, о них идёт дурная слава, мы уже имели возможность в том убедиться. Но разве добрый Ганс упрашивает Марту снять чепчик прежде, чем задерёт ей юбку? А, Макс?

Долговязый Макс довольно хмыкнул, и острие его блестящей каски недобро блеснуло на солнце. Светило последний раз взглянуло на самоуверенного Людендорфа, потом глянуло на марширующие колонны, на могучих, лоснящихся лошадей, приданных под орудия, — взглянуло и скрылось за набежавшей тучей.

Вдали загрохотало, но быстро стихло, и нельзя было понять, то ли это последние громы этого года, или это — оборванная на полуслове канонада.

Майор прислушался и перевёл взгляд на Макса, точно не расслышал последних слов за внезапным рокотом.

— Никогда, герр майор! — ещё раз улыбнулся тот.

— Я тоже так думаю, — согласился Отто, довольный уже тем, что умеет ладить с подчинёнными. — Надвигается гроза, вот и ветер не слишком ласковый… Вы подобрали надежных парней?

— Так точно. Двух — из самых проверенных.

— Что им известно?

— Я в точности передал Ваши слова, герр майор: «Солдаты, нам предстоит решить особую задачу, и решить её любой ценой. Никому другому я её не поручу…» — сказал я им.

Конь под майором встрепенулся, нервно мотнул головой и резко тронулся с места, так что, будь на нём менее опытный наездник — не усидел бы. Отто невозмутимо развернул коня, и склонившись, похлопал по холке.

— Правильно Макс, — подтвердил он. — Инструкции вы найдёте в этом конверте, вскроете в два часа десять минут пополудни. Ступайте!

— Вас понял, герр майор! — ответил Макс, принимая приказ.

Проводив широкую спину верного прусака безучастным взглядом, Отто фон Людендорф ещё некоторое время стоял, столь же невидящим взором завоевателя глядя в горизонт. На запад тянулись колонны загорелых и бравых белобрысых парней. Они вышагивали, славные парни, и многие желали бы оказаться в их строю: максов, фрицев и ганцев. И тяжеловозы тащили всё те же орудия крупповской стали, и ехала лихая кавалерия, поблескивая начищенными касками.

Многие, очень многие будут слагать об этих нелюдях в мышиных мундирах героические саги и нелепые небылицы, восхищённые выправкой и приставками «фон».

…Конь буквально приплясывал под майором. Он снова глянул в горизонт, прищурив глаза.

Увиденное заставило его побледнеть, и если бы не чёрные яблоки пятен на скакуне, со стороны можно было бы подумать — они с конём одно целое. Нервной рукой Людендорф вскинул бинокль.

Заполняя поля, натыкаясь на брошенные дома пригородов, чернеющие мёртвыми веками ставень, огибая, захлёстывая и круша хилые строения, на германцев надвигались свинцовые валы Северного моря. Моря, к которому майор так стремился. Но оно нашло его прежде. Как ему претила эта незаметная и бесславная смерть!

Майор рванул узду на себя, конь закусил удила, взвился и понёс его вниз, прочь от неминуемого фламандского союзника. Вечного и неминуемого, ибо не было ещё той войны, на которой он не вступался бы за Фландрию.

— Вода! — взметнулся над колоннами дикий клич, и потонул в плеске рассвирепевшей стихии, заглушившей и другие отчаянные крики.

Стремительный бег вод настиг Людендорфа, волна подмяла его, закрутила, и опрокинула вместе со скакуном в самую пучину…

А потом были три страшных часа атаки проливного дождя, воды и ветра. И была ночь, поглотившая полки захватчиков.

И ужас охватывал затопленные деревни и пригороды. Когда через несколько дней вода спала, в воздухе висело мерзкое, ничем не перебиваемое зловоние. Солёная, маслянистая вода залила сотни тысяч аров земли, то тут, то там среди следов густой тины можно было различить полуразложившиеся, раздутые человечьи тела. Иной раз попадались и конские останки, вода приносила с собой погибших людей и животных. Вцепившись в траву, среди песка синели трупы в мышиных мундирах.

Цепочка следов на песке удалялась к древнему могучему маяку, который, должно быть, помнил ещё Утрехтскую унию. Век от века высился старожил этот на одном из поросших мхом необитаемых островков устья Шельды, освещая до самого рассвета путь заблудшим морским судам. И, укутанные пеленой дождя, они шли на тот заветный мерцающий огонёк, который посылал с надеждой старый маяк.

— Слышите? — обратился Макс к своим спутникам.

Те закивали.

Чья-то свирель вела одинокую нежную песнь средь прибрежных дюн.

Немцы ускорили шаг, и наконец, вскарабкавшись по едва различимой тропинке на скалу, выбрались к подножию высоченного маяка. На ступеньках перед дверью сидела — восхитительной, нетронутой годами красоты — фламандка и наигрывала что-то на своем незатейливом музыкальном инструменте.

— Гутен морген, хозяйка! Надвигается шторм, надо бы включить маяк … — негромко, но отчётливо сказал Макс.

Женщина, выронив свирель, бросилась к двери, но один из разведчиков был проворнее и настиг её в проеме, грубо схватив за волосы.

— На помо… Помоги…!

— Ганс, вяжи-ка эту милашку, она нам пригодится, — приказал Макс. — А мы с Фрицем поднимемся наверх и потревожим хранителя маяка.

С женщины сорвали передник, мигом превратив его лоскутья в веревки. Фламандка пыталась кусаться, но Ганс, не рассчитывая силы, крепко ударил её в висок. И только оглушённую, женщину удалось связать, перехватив запястья за спиной.

— Чёрт возьми! Кто бы мог подумать, что здесь ещё есть такие гордые бабёнки! — ругался Фриц, зажимая прокушенную руку, когда они с напарником уже поднимались по длинной винтовой лестнице к огромному фонарю.

— Полагаю, добрый Ганс не станет особо упрашивать негодницу снять чепчик прежде, чем задерёт ей юбку! — расхохотался Макс.

— Если догадается затолкать сперва кляп… — проворчал Фриц. — Надо было бы захватить с собой куртку. Говорят, что воздух над морем гораздо холоднее, чем внизу. Ты как думаешь, а?

— Не холоднее морской воды, — ответил Макс. — Скажи спасибо, мы удачно вывернулись… Вперед! Чего там! Приказ, если он отдан, должен быть выполнен любой ценой. Наша эскадра подойдёт к Антверпену затемно. Проклятые фламандцы, проклятые англичане! — выругался он, продолжая взбираться по кривой лестнице…

В кустах просвистел жаворонок, женщина вздрогнула всем телом.

— А, — обрадовался Ганс, — Очухалась, дура! Лежи смирно, тогда ты даже получишь удовольствие.

— Эй, солдат! — окликнули его.

— Что такое? — не понял Ганс, берясь за револьвер.

Рядом мелькнула длинная худая тень. Чья-то сильная ладонь в мгновение ока крепко зажала ему рот, и длинный фламандский нож, молнией скользнув по горлу, отправил Ганса к праотцам.

Уложив немца в пыль, владелец тени, как ласка, ловко прошмыгнул в приоткрытую дверь, за которой открывалась дорога наверх.