Литмир - Электронная Библиотека

В Мюнхене, на Вагмюллерштрассе, 18, им подтвердили, что Габлонц возрождался из пепла в нескольких километрах от небольшого городка Кауфбойрена. Андреас не поверил своим ушам. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Он тут же потянул за собой Вилфреда, уверенный, что его мать, Ханна и Лили должны быть где-то недалеко от этого места.

— А вдруг меня не возьмут? — причитал Вилфред. — Ведь у меня нет квалификации, а нам сказали, что берут только специалистов.

— Я тебе уже говорил, ты будешь моим подмастерьем, — проворчал Андреас. — Ты останешься со мной. Это приказ.

Держась рукой за дверь вагона, он резко наклонился вперед, словно собираясь спрыгнуть на ходу, и поднял лицо к небу, подставляя его под струи дождя. Он ловил губами прохладные капли и вспоминал о времени, когда умирал от жажды в русской степи. Ему хотелось впитать саму суть этой чудотворной воды с ее многогранной надеждой на будущее, постичь ее неуловимость и прозрачность, чтобы воздать ей должное. В его голове начали вырисовываться контуры гравюры, и эта жажда творчества, возникшая так неожиданно, когда он опасался потерять ее навсегда, заставила его содрогнуться, наполнив почти детским восторгом.

Таким образом, робко и с благоговением, трясясь в грузовом поезде, Андреас Вольф, мастер-стеклодел из Богемии, прислушивался к тому, как внутри него зарождалась самая истинная и светлая молитва, чистый и древний перезвон хрусталя.

Ближе к вечеру тени начали удлиняться. Ханна возвращалась в лагерь, опустив взгляд на пыльную землю. Весь день она помогала расчищать развалины дома. Выстроившись в цепочку, повязав на голову косынки, женщины передавали друг другу кирпичи, обломки балок и куски застывшего раствора с размеренностью метронома, концентрируясь только на работе. Теперь ее ободранные ладони нещадно горели.

На обратном пути она прошла мимо маленького торговца с тщательно зачесанными назад волосами, выставившего свой товар под фронтоном здания, от которого остался только фасад. Он разложил несколько разрозненных товаров на деревянной доске: кастрюля, щетки для волос, котелки и подтяжки. Рядом стояли метлы. Левый рукав его куртки был подобран и пристегнут булавкой на уровне локтя. Ханна не знала, смеяться ей или плакать, когда услышала, как он по-старомодному учтиво здоровается с потенциальным клиентом. Когда они смогут разобрать все эти развалины? Сколько времени понадобится, чтобы построить все заново? Задача была неохватной. Немыслимой.

Ханна прошла вдоль окружавшей лагерь решетки с протянутой по верху колючей проволокой. На входе она усталым движением предъявила свой пропуск. С тяжелым сердцем она думала о том, что ее ждет. Обретет ли она когда-нибудь то ощущение легкости, с каким возвращалась раньше домой? Лишь теперь, лишившись этого навсегда, она понимала, какое чувство безмятежности и покоя испытывала, возвращаясь вечером в свой дом в Варштайне. Все, что она принимала как должное, исчезло без следа, и ей стало казаться, что ее обокрали дважды, потому что тогда у нее еще не было мудрости наслаждаться простым очевидным счастьем.

— Ханна! — раздался голос кузины.

Она испуганно подняла голову. К ней бежала Лили.

— Что случилось?

— Скорее, прошу тебя!

— Боже мой, мама…

Лили схватила ее за руку. У нее было странное выражение лица, рот искривился, глаза лихорадочно блестели. Ханна бросилась бежать. Кровь стучала у нее в висках. Лили что-то говорила, ее голос срывался, но она ее не слушала. Ей было необходимо увидеть мать, не теряя ни секунды.

Задыхаясь, она столкнулась с какой-то женщиной, выходившей из барака. На них опрокинулся таз с водой.

— Простите! — извинилась она, не останавливаясь.

Наконец она вбежала в их комнату. У кровати матери сидел какой-то мужчина. Как обычно, от вида незнакомца кровь застыла у нее в жилах.

— Кто вы такой? — воскликнула она. — Что вам здесь нужно? Оставьте мою мать в покое!

Мужчина медленно поднялся и повернулся к ней. Исхудавший, с иссеченным морщинами лицом, он пристально и жадно смотрел на нее.

Ханна нервным жестом вытерла об платье ладони. Она внимательно осмотрела его, словно хотела убедиться, что все это ей не снится.

— Андреас? — выдохнула она.

Он не смог ей ничего ответить. Словно окаменев, он пожирал ее глазами, такую прямую и суровую в своем платье, забрызганном водой, с ободранными ладонями и несколькими прядями, выбившимися из пучка. Раньше, в другой жизни, его маленькая сестренка бросилась бы ему на шею. Он пытался увидеть в ней робкую девушку, еще по-детски пухленькую, которую он оставил стоять на платформе вокзала несколько лет назад, но взгляд его наткнулся на строгое лицо недоверчивой женщины.

Ханна сделала один шаг, затем другой, протянула руку и коснулась его. Она хотела удостовериться, что под рубашкой не призрак, а живое тело из плоти и крови.

От нахлынувшей волны облегчения у нее закружилась голова. Ей вдруг почудилось, что ее брат может разлететься на кусочки, как разбитое зеркало. Она осторожно положила голову на его плечо и обняла его одной рукой. Закрыв глаза, она вдохнула его запах, почувствовала тепло его кожи сквозь рубашку.

— Ханна, мне очень жаль, — прошептал он. — Мама только что оставила нас. Я был с ней. Она не страдала.

Ханна вздрогнула и повернулась к матери. Лицо пожилой женщины стало серым. Кто-то сложил ей руки на груди. «Господи, какая она маленькая! — подумала она. — Словно кукла».

Она растерянно села у кровати, натянула шершавое одеяло, чтобы расправить складки. Когда она уходила утром, все было в порядке. Ей даже удалось уговорить маму проглотить немного бульона. И вот, всего за несколько часов, она потеряла мать и обрела брата, которого считала погибшим!

Ханна машинально потерла лоб, сначала легонько, затем все сильнее и сильнее. Ей хотелось протестовать, кричать, но она не могла издать ни звука. В голове спорили гневные голоса.

Она ухаживала за больной матерью столько лет, привезла ее сюда, из кожи вон лезла, чтобы обеспечить ей хоть какой-то комфорт и уход, а мать умерла, даже не дождавшись ее! Складывалось впечатление, что пожилая дама цеплялась за жизнь в надежде в последний раз увидеть Андреаса, и делала это только ради него. Но ведь так было всегда! Ханна родилась на десять лет позже своего брата, когда родители считали, что больше не смогут иметь детей. Ее холили и лелеяли, но, подрастая, она стала подозревать, что в семье она лишняя, что скорее обременяет мать своим существованием. С проницательностью, свойственной детям, она понимала, что брат всегда будет занимать в сердцах их родителей первое место.

За ее спиной Андреас разговаривал с Лили, которая плакала и смеялась одновременно. Возбуждение их кузины часто переходило в нервный срыв. Он спокойным голосом объяснил ей, что сейчас пойдет в дирекцию лагеря, чтобы уладить формальности, связанные с похоронами. Он говорил тихо, уверенно, и глубокий тембр его голоса, который Ханна так часто слышала в своих снах, разливался по ее жилам.

«Наконец-то все кончено, — подумала она обессиленно, но со странным облегчением, положив лоб на холодные руки матери. — Теперь и я могу спокойно умереть».

Ливия стояла у окна. Капли воды оставляли на стекле дорожки, последние желтые листья устилали траву сада, расположенного с тыльной стороны дома. Время от времени ее веки закрывались. Она положила обе руки на живот, растопырив пальцы. У нее было ощущение, что кожа на нем натянута, как на барабане. Со страхом она ожидала нового приступа боли.

— Попробуйте немного пройтись, — сказала Элиза.

Ливия вынырнула из своего оцепенения, покачала головой. Пройтись… С удовольствием! Если бы она только могла, тотчас взяла бы ноги в руки и умчалась на край света, подальше от этого слишком серого города и чересчур дождливой осени. Она нервно растерла руки — ей было холодно. За исключением тех летних дней, когда жара словно накрыла город крышкой, с тех пор как она ступила на лотарингскую землю, у нее было чувство, что она все время мерзнет.

35
{"b":"188800","o":1}