Эти мысли частенько посещали не совсем ещё отупевшую от пограничной службы голову Юрия Михайловича, ибо для любого солдата всех чинов и званий задумываться и докапываться до основ бытия весьма полезно.
– Ладно, – полковник поднял глаза на сержанта. – Сейчас дуй на причал, скажи, пусть моторку готовят. Поедем на остров.
– Юрий Михайлович, а как же нарушитель?
– Какой нарушитель? – нахмурился офицер. – Ах, да! Забыл совсем. Которого утром на речке взяли? Ничего, подождёт твой нарушитель. Мне срочно с офицерами из батальона охраны разобраться надо. Зона находится на нашей территории, значит, мы отвечаем за всё, что у них там непотребного происходит. Недаром батальон, относившийся раньше к Внутренним войскам, причислен теперь к нашей пограничной части и, значит, полностью подпадает под юрисдикцию КГБ, а командование КГБ не очень-то любит разделять власть. Если никто со времён Второй мировой войны отсюда ещё не убегал, то это совсем не значит, что никто не попробует сбежать! Распустились, мазурики, охраннички хреновы!..
Причал на озере Кара-Су был смонтирован из брошенных в воду армейских понтонов, сверху схваченных деревянными щитами из досок, пропитанных креозотом. Может быть, и не надо было вообще трогать это озеро, потому как действительно никакая рыба в нём не водилась, водоросли не росли, и даже перелётные птицы облетали это место стороной.
Несмотря на то, что государственная граница находилась под боком, остров на озере Кара-Су решили использовать как зону особо строгого режима, поскольку сбежать с острова было практически невозможно, разве что по воздуху. К тому же каждому будущему насельнику острова отдельным указом «Тройки»[1] в сталинские времена предназначалось нести с собой в горы вместо еды и питья весомый мешок тёсаных булыжников для прокладки мощёной дороги. Слабых осуждённых, кто не смог донести свой мешок до конечного пункта назначения и падал без сил на этапе, сбрасывали в пропасть на съедение шакалам. Оставшихся в живых гнали к озеру, сажали в мотобот и отвозили на остров, где уже вовсю строились шесть вместительных бараков ранее прибывшими островитянами.
Бараки на острове выкладывали в основном из сланца, потому что ни кирпичей, ни стволов деревьев в высокогорье отыскать было невозможно. И только на самом острове, как насмешка над окружающими дикими, почти голыми скалами, между высившимися двумя сопками росли карликовые деревца и кустарник, создавая своеобразный таёжный урман.
Из низин в это место вела только одна дорога. Эта страшная, мощёная булыжником и, по сути, человеческими костями дорога из Оша до Кара-Су была проложена давно, но местные жители ездили по ней крайне редко. Среди таджиков бродило поверье, что каждый камень этой дороги заключает в себе душу убитого сталинским правительством человека. Так это или нет – кто знает? Однако люди упорно избегали общения с дорогой к необыкновенному озеру, которого побаивались даже местные жители.
Собственно, Таджикистан, Казахская ССР, Иран и Афганистан были в достопамятном прошлом единым государством, где пророк Заратустра, выходец из Аркаима,[2] столицы Царства Десяти Городов, обосновал первую в мире религию – поклонение огню. В Индии до сих пор сжигают ушедших в потусторонний мир Зазеркалья на огромных кострах. Со смертью пророка зороастризм, однако, постепенно угас, и больше половины ариев и асов стали переселяться южнее, где возникло древнее царство Чжоу, отгородившееся от остального мира Великой стеной. Оставшихся ариев северные ваны, вятичи и родимичи стали называть хазарами. Но об этих южных соседях старались не говорить даже в сибирском Царстве Десяти Городов, потому как хазары, несмотря на воинственный характер, владели искусством магии и могли одним лишь проклятием наслать порчу на весь род до седьмого колена.
Среди северян не принято было плохо отзываться о хазарах; их стремились не поминать хотя бы потому, что хазарские мастера воздвигли город Ариан-Вэджа, красотой и архитектурой во многом превосходивший Аркаим, самый крупный город на юге Рипейских гор.[3]
Хотя предки хазаров тоже были выходцами из Гипербореи, однако они не пускали к себе никого из посторонних. Даже закрыли путь возвращения в Ариан-Вэджу отдельному племени, перекочевавшему на северо-запад, в далёкую Лапландию. Для ушедших оставили только надежду, что после смерти им разрешат вернуться в заветную покинутую Валгаллу, великую родину предков, и выпить вина с вечно живущими там нибелунгами.
Только развитие цивилизации хазарского царства пошло по какому-то иному пути, совсем не похожему на путь развивавшихся Китая или Египта.
Но и это царство не уцелело под маятником времени, режущим весь мир, как листочки тонкого папируса. Остатки древней цивилизации ещё хранились где-то в Афганистане или в ламаистских обителях на недоступных отрогах Гималаев, сбережённые старцами горных аулов, но жителей долин давно захлестнула общая волна технократии и повального поклонения деньгам, то есть Мамоне или Золотому Тельцу.
Может быть, воссоединение распавшегося сакрального царства даст возможность постигнуть тайну смысла жизни? Скорее всего, именно поэтому Советское правительство откликнулось на призыв о помощи аятала Хомейни несколько лет назад и ввело войска в Афганистан через участок Московского погранотряда? Только вот незадача вышла у Советского Союза с Афганистаном. Объединять народы с помощью интервенции, насилия и тоталитаризма – это попахивает не просто войной, а преступлением против человечества.
Не желали афганцы подпадать под чью-либо опеку: ни под неусыпную охрану Союза Советских Социалистических Республик, ни под дружественную заботу Америки. Как были вольными, так и скончаются не порабощёнными. Что ж, в этом тоже есть какая-то сермяжная правда природы. Ведь человек послан в этот мир вовсе не для разжигания ненависти, смуты и насилия, не для порабощения и создания рабовладельческих государств под каким угодно названием или вывеской, а для того, чтобы хоть чем-то помочь соседу, равно как и себе самому, выпутываться из жизненных паутин.
Даже давешние обитатели острова не смогли ужиться с остальными жителями планеты, вот и попали сюда, в такой необыкновенный лепрозорий. Видимо, и на этом, отделённом от остального мира, острове жить несладко, иначе никто не пытался бы убежать оттуда, зная, что шансы побега столь ничтожны.
Сумбурные мысли крутились в голове полковника по дороге к причалу. Вековечная история этих краёв вспоминалась чаще, чем хотелось бы. А озеро с мистической мёртвой водой было под боком, и кураторство над батальоном КГБ лежало тяжким бременем на плечах командира погранотряда. Собственно, опираясь на такое положение, Юрий Михайлович давно уже мог бы познакомиться с островом и его обитателями, но душа как-то не лежала к таким обязательствам. Только форс-мажорное обстоятельство вынуждает к действию, и этим действием сегодня будет поездка к заключённым, сосланным на остров ещё в сталинское время.
– Юрий Михайлович, – подал голос шофёр армейского «козлика», на котором командир отправился к озеру. – Похоже, сегодня гэбэшники собираются сопровождать вас полным составом.
Офицер глянул через лобовое стекло «Газика» на показавшееся впереди горное озеро, где возле понтонного причала суетились множество охранников. Причём все взводные были в общевойсковой форме с красными петлицами и красным околышем на фуражках, а рядовые, как в давние сталинские времена, носили чёрные шинели с голубыми петлицами и чёрные фуражки с голубыми околышами. Видимо, каждый из спецбатальонов КГБ выделялся какими-то особенностями в обмундировании.
Военных у причала собралось действительно много: казалось, весь гарнизон, готовясь к приезду высшего начальства пограничной зоны, был поднят «в ружьё». Во всяком случае многочисленное охранное воинство не поместилось бы на небольшом мотоботе и скоростном катере, пришвартованных у понтонного причала, чтобы сопровождать прибывшее начальство на остров.
