«Ошибаешься. Я поняла больше, чем тебе бы хотелось! — догнали его слова Орми. — Бросаешь меня, потому что боишься потерять, как потерял Нев. Только, Лайонел, тебе ли — эгоисту до кончиков ногтей не знать, прогонишь меня сам, или я погибну рядом с тобой — все одно — потеря».

Лайонел остановился и, не оборачиваясь, сказал:

— И все-таки разница есть. Эгоист разыщет тебя, когда решит свои проблемы. Эгоист не хочет терять тебя навсегда. — И, не дожидаясь ответа, он покинул берег, заставив маки на склоне закачаться от ветра.

Молодой человек пересек поле, а когда принялся раздеваться, складывая одежду в пакет, почувствовал привычную тяжесть на плече. Когти мыши впились в обнаженную кожу.

Лайонел повернул голову и встретил упрямый взгляд черных глазок.

«Я твой проводник, — заявила Орми, — так и должно быть. Все мои дороги ведут домой — в Тартарус».

— Ты уволена, — фыркнул молодой человек. Мышь кольнула его когтем в шею.

— Тогда не сочти за наглость, верни меня владельцу.

Лайонел оторвал маленький острый коготь от себя и ненадолго задержал его в пальцах. Мышь внимательно смотрела на него. Она не просила, не требовала, для себя она все решила. Как и в тот раз, когда вместе с Нев покинула Тартарус вместе с ним.

— И чего только ты ко мне привязалась, — недоуменно вскинул он бровь. — Скольких вампиров ты с сестрой сопровождала в город старейшин!

«Сотни сотен, — последовал ответ, — но ты единственный, кто вернулся из Тартаруса».

— Да, и планирую сделать это еще раз.

Орми фыркнула.

«Прежде нам нужно побывать в Свазиленде. Я кое-что тебе расскажу…», — и, демонстративно отвернувшись, добавила: «Если бы она еще этого стоила!»

Лайонел едва заметно улыбнулся.

— Стоит, она стоит даже вечности.

Тьма рассеялась, и Катя ощутила под голыми ступнями холод. Она стояла на полу изо льда. Вокруг все было из него же: стены, своды и огромная-огромная чаша, полная крови.

— Красное озеро? — спросила девушка у Цимаон Ницхи. Ответа не требовалось, и так стало ясно — это и было то самое место, куда по порталам поступала кровь из всех городов мира.

Создатель приблизился к чаше, взял прозрачный ковш, зачерпнул им темную жидкость и поднес к Кате. Она приняла его и только тогда обнаружила, что ковш не из стекла, а как и все тут, изо льда.

Девушка отхлебнула ледяную кровь и ей показалось, что вкуснее она никогда не пробовала.

— Лед тут не тает?

— Пещера находится близко к поверхности Антарктиды, — пояснил Цимаон Ницхи и, указав на резную ледяную арку, приказал: — Идем.

Они шли по ступеням изо льда, пока те не сменились мраморными, а за ними из разноцветных драгоценных камней.

На этот раз в город старейших вампиров девушка вошла не с центральных ворот. Создатель вывел ее из грота, расположенного на самом краю Тартаруса. От грота вели две дороги, влево и прямо, а между ними — в треугольнике, находился зеленый сад с серебряными статуями, огороженный красивой решеткой. А за ним располагались четырехэтажные, точно игрушечные, домики, подпирающие вечернее небо.

Как и прежде, девушка с изумлением смотрела на сверкающие повсюду драгоценные камни, не в силах поверить, что этот город реален.

Следом за Создателем она прошла про узкой дорожке сада, выложенной алмазами, и двинулась по улице между домами. В круглых аквариумах на хрустальных столбах плавали светящиеся рыбы, а встреченные прохожие расступались, кланяясь, давая дорогу Создателю и его спутнице.

Петляя по улицам города, они вскоре оказались перед дворцом, состоящим из кроваво-красных драгоценных камней, и Катя увидела Атанасиоса. Юноша разговаривал с двумя братьями у подножия лестницы, но, завидев отца, все трое умолкли.

— Тане! — радостно воскликнула Катя, делая к нему шаг. Мальчишка резко отвернулся, как будто они не были знакомы, и девушка растерянно осталась на месте.

Цимаон Ницхи взял ее за локоть и, поднявшись с ней по лестнице, сказал:

— Прости ему. Через несколько дней его казнь, он полагает, что манеры больше ни к чему.

Катя с ужасом уставилась на Создателя, недоверчиво прошептав:

— Вы казните собственного сына?

— Сына? — переспросил старец. — Сына нет. Я казню предателя!

Девушка шла по знакомому коридору, отказываясь верить своим ушам.

«Казню-казню-казню», — назойливо стучало в мозгу. Она прекрасно помнила, как быстр Создатель на расправу, с какой легкостью оторвал голову своей дочери. Кате сейчас особенно не хватало музыки, чтобы хоть как-то отвлечься от страшных мыслей.

Когда же девушка оказалась в комнате со светлой мебелью, где ей уже доводилось жить во время своего прошлого пребывания в Тартарусе, она набралась храбрости и спросила:

— Ну, и что дальше?

Получилось слишком вызывающе и Катя испугалась. Цимаон Ницхи бросил ее сумку возле кровати на ковер из шкур белого медведя, затем с отечески-ласковой улыбкой промолвил:

— Отдыхай.

Он вышел, и в замке несколько раз повернулся ключ.

«Отдыхай! — мысленно повторила Катя, плюхаясь на кровать и угрюмо глядя по сторонам. — Чего он от меня хочет? На что рассчитывает? Неужели думает, я по щелчку его пальцев просто возьму и полюблю Вильяма, или…»

Домыслить не успела — сумка шевельнулась. Катя испуганно поджала колени к груди, а потом пихнула сумку пальцами правой ноги. В отверстии не до конца застегнутой молнии показалось черное копытце, следом и все остальное: голова с рожками, черные зеркальные глаза и изумруд на груди.

Малыш повертел головкой.

«А мы где?»

Минула ночь, прошел день. Катя стояла посреди комнаты, облаченная в нежно-зеленое платье из тонкой мягкой материи, воздушной и прозрачной, чувствуя себя наложницей.

Пару часов назад слуга принес ей наряд и передал, что за ней придут и проводят к Создателю.

«Я просто узнаю, чего ему надо, и все», — говорила себе девушка в тщетной попытке прикрыть участки тела, которые платье бесстыдно открывало. В чем-то похожем ходили дочери старейшины, «бедняжки из гарема», как их окрестила Катя.

Олило бегал вокруг, корчил смешные рожицы и аплодировал, не уставая восхищаться: «Какое необыкновенное! Какое необыкновенное!»

Как она успела заметить, это было его любимое слово, выражающее восторг. Сердиться на чертенка, спрятавшегося в сумку, девушка просто не могла. Она даже эгоистично была ему рада. Он не давал ей унывать ни секунды, танцевал, кувыркался, смешил и развлекал.

Наконец, в коридоре раздались шаги, Олило юркнул в сумку, в замке повернулся ключ и на пороге возник гигант Уриэль — первый вампир, правая рука Цимаон Ницхи и «обнаженный меч Тартаруса».

«Ни единого права на ошибку», — подумала Катя, глядя на эту мужественную гору с лицом воина и львиной гривой пшеничных волос, чуть тронутых сединой. Создатель, похоже, был настроен серьезно.

Глаза стального цвета смотрели безмятежно, а губы великана даже чуть тронула улыбка, когда тот учтиво указал на дверь.

Проявлять строптивость с ним, глядя на могучую грудь под туникой, рельефные гигантские руки, длинный меч с золотой рукоятью на боку, отчего-то совсем не хотелось. Этот мужчина, казалось, мог запросто положить на одну ладонь и второй прихлопнуть.

Девушка вышла в коридор, искусственное небо за окном уже начало темнеть, солнце налилось закатной кровью.

Из-за угла вышли две девушки — дочери Создателя, в одной из которых Катя узнала Сарах — сестру Тане, которую Цимаон Ницхи подарил Лайонелу. В реальности она оказалась еще краше, чем на портрете в газетах. Стройная, гибкая фигурка, черные блестящие волосы, миловидное личико. Девушка остановилась прямо перед Катей и, сложив руки на груди, прошептала:

— Как же мы все вас ждали! — и, быстро посмотрев на Уриэля, неуклюже сложившего руки на груди, сильно покраснела.

Катя ревниво разглядывала девушку, гадая, как Лайонел мог удержаться и удержался ли? — чем смутила дочь Создателя еще больше.