Я в своё время не успел найти свою женщину и озаботиться наследниками. Поэтому, встретив на станции Х 9, маленькую храбрую человечку, не поверил сам себе. С первых мгновений знакомства, всё во мне кричало, что это моя листани. Подарок богов. Мать моих будущих детей.

У нас нет, как у других рас, понятия Судьбы. Нашими жизнями распоряжаются боги. Они одаривают милостями и наказывают за проступки, решают, сколько кому жить и иметь ли наследников. За годы жизни я уже решил, что наказан богами и детей у меня не будет. И вдруг встретил Лисисайю. У неё даже имя, в переводе с драконьего, означает: подарок Иссайлини — богини любви и домашнего очага!

Я не смог удержаться и предложил купить её, чтобы она всецело принадлежала только мне. Мне страшно было смотреть на то, как с ней общаются её названные братья, а ещё боле страшным оказался ответный шаг Лисисайи на моё предложение. Она попросту вышла замуж за капитана яхты. Хотя я твёрдо уверен в том, что у них нет ничего общего. Я боялся, что не смогу сдержаться. А когда полукровка заплетал ей орочью косу, готов был поотрывать ему руки только за то, что он посмел прикасаться к моей листани.

Интересно, кто готовил материалы по обычаям империи Айдора? Там прямым текстом было сказано, что айдорцы продадут, при случае, не только своих соплеменников, но и родителей с детьми. А у Лисисайи оказалось очень много родственников, и никто из них не горел желанием её продавать. Более того, она сама не желала иметь со мной ничего общего. Удивительная, совершенно необыкновенная человечка. Бывая в человеческом обличье в других мирах, драконы не знают отбоя от женщин любых рас. А женщина, предназначенная мне богами, всячески пытается от меня отказаться. Призвав на помощь всё своё мужество, обманом надел на неё брачный браслет.

Затем Ардавайл младший швырял в лица наших гостей все гадости, которые только сумел о них собрать. И было бы смешно и очень странно, если бы он не обратил своё мерзкое внимание на виконтессу Эйхан. Моя девочка стояла перед тысячелетним мужчиной, как стебелёк на ураганном ветру. Тонны грязи и презрения, вылитые на неё, должны были уничтожить Лисси и заставить ползать на коленях пред великим и могучим драконом, выпрашивая жизнь, как милость. Я умирал от стыда вместе с ней. И вместе с ней сгорал от горя. И ничем не мог помочь. Проклятая субординация. Только бы всё поскорее закончилось. Только бы всё поскорее закончилось. Я увезу свой подарок так далеко, что нас никто не найдёт и окружу любовью. И буду купать в любви, как купаются миры в лучах дневного светила. Боги, дайте сил выдержать и это испытание. Я нашёл то, что искал. Мне больше никто не нужен. Из моей листани получится самая лучшая мать для маленьких драконов. И отношение к ней младших детей богини, лишнее тому подтверждение.

А Пламен уже не мог остановиться. Ему мало было просто унизить беззащитное существо, ему почему-то было нужно её уничтожить.

Впоследствии, я долго искал причину такого поведения будущего посла. И кроме его причастности к политическим интригам, не смог найти ему никаких оправданий. О чём тоже доложил в Семью.

Лисисайя, как ни странно, не сломалась и не встала перед моим соплеменником на колени. Она сопротивлялась с обречённостью приговорённого к смерти. И я слишком поздно понял, что она, на самом деле, искала смерти. Слишком большим и тяжёлым оказался груз обвинений, выдвинутых в её адрес.

Потом оказалось слишком поздно — разгневанный неповиновением человечки, Пламен ударил Лисисайю энергетической плетью. Раб бросился ей на помощь, взяв основную силу разряда на себя. А я перестал ощущать её через браслет.

Нет!! Нет!! Нет!!! Этого просто не может быть! Она не могла погибнуть от удара плети! Не так быстро!

Вот и сбылось проклятие её братьев…

Великая мать, пощади своего неразумного ребёнка! Спаси её! Что хочешь требуй взамен, но спаси…

Страшная боль сменилась забвением, но я успела поблагодарить богов за дарованную милость. Больше моих братьев никто не будет оскорблять и терроризировать.

…Я плыла по воде, лёжа на спине, в кромешной тьме. Не было ни волн, ни ветра. Но так же не было и опоры под моей спиной. Только ощущение бесконечности пространства и моей крайней беспомощности. Да ещё мелкие брызги иногда долетали до моего лица. Слизнула капельку с губ. Вода была абсолютно не солёной. Где-то на краю сознания мелькнула мысль: значит, не море. Но течение присутствовало. Иначе движение не ощущалось бы совершенно. Пугало полное отсутствие ориентиров. Тишины не было и в помине. Где-то в отдалении раздавался голос. Попробовала сосредоточиться, чтобы разобрать, о чём говорят, но голова взорвалась дикой головной болью. Рядом что-то плеснуло… И снова голос, теперь уже близко. Но всё равно не разобрать, о чём говорят.

Моё тело абсолютно ничего не весило и, казалось, могло взлететь прямо из воды без особых усилий. Мои руки стали лёгкими-лёгкими и так похожими на крылья, что я могла, взмахнув ими, подняться так высоко, как захотела бы.

Или они у меня — плавники? И можно плыть куда захочу? А ноги? Вдруг у меня и вместо ног вырос хвостовой плавник? Попробовала пошевелить ногами, но тело пронзила невыносимая боль. Вкупе с головной болью она снова отправила меня в спасительное беспамятство.

Очнувшись в следующий раз, я начала ощущать окружающий мир, как огромное меховое одеяло. Было тепло и уютно, но пошевелиться никак не удавалось. Все мои попытки заканчивались плачевно и всегда одинаково — страшной болью во всём теле. Пугала абсолютная тишина. Ни звука не проникало в мой уютный кокон. Попытка позвать на помощь не привела ни к чему. Из горла не удалось извлечь ни одного звука. Стало страшно. Во время очередной попытки вырваться из удушающего плена, снова потеряла сознание.

В очередной раз меня привёл в чувства дождь. Он был тёплым, как парное молоко и ласково щекотал моё многострадальное тело. А ещё он имел голос. Обычный человеческий голос. Мужской. Бог, что ли? Странно… Рохон? Или Ардай? Разве богам есть до меня дело? И у дождя есть, оказывается, руки. Они нежно смывали с моего тела всю боль, которая накопилась во мне за время путешествия в темноте. А голос тихо-тихо шептал только одно слово: листани…, листани…, листани…

А потом я превратилась в костёр…

Вначале во мне зажглась крошечная искорка. Она была настолько маленькой, что почти не обжигала. Блуждая по всему телу, покалывая и будоража меня, взрываясь то тут, то там крошечными вулканами, она набиралась сил. И не было ни возможности, ни желания бороться с огнём. Он был везде. Он касался меня своими обжигающими пальцами, заставляя разгораться всё сильнее и сильнее. Он прокладывал огненные дорожки по всему моему телу. Он танцевал по коже мимолётными прикосновениями. Невозможно было найти от него спасения. А вскоре я уже горела вся, горела ровным ярким пламенем. Я пылала лесным костром в ночи, разбрасывая искры в разные стороны. Языки огня колыхались из стороны в сторону под порывами вера. Заворачивались спиралями, взлетали вверх огненными всполохами. Моё дыхание вырывалось из лёгких горячим воздухом, обжигая губы и не давая вздохнуть глубже. Я хватала воздух урывками, стараясь не обжечься. Но уже и воздуха вокруг не было — сплошное пламя. Я дышала огнём. И не горела я, а полыхала. Мои руки стали языками пламени. От моих волос сыпались искры… Но и этого огню оказалось мало. Он поселился внутри меня, обжигая внутренности, стягивая их в тугой, горячий узел…

И срочно нужно было поделиться с кем-то своим огнём, разделить его, загасить бушующее внутри пламя, иначе я сгорю дотла. Мне нужен был кто-то, кто усмирит его, заставит пламя снова спрятаться, загонит в клетку. Я искала вокруг себя опору, хоть что-нибудь, хоть кого-нибудь, беззвучно взывая о помощи. Руки взлетали языками пламени, в надежде прикоснуться хоть к кому-нибудь и избавиться от огня. А потом пришло спасение…

… Это тоже был огонь. Ледяной… Огромными руками, словно крыльями, он обнял моё пламя и прижал к себе… Он сцеловывал с меня языки пламени, растворяя в своём ледяном огне. Он слизывал с меня огненные вулканчики и смерчики, не давая им причинять мне боль. Он забирал себе мою боль, унося её без следа. Я не могла и не хотела от него отрываться. Больше всего на свете мне хотелось тоже раствориться в нём без остатка. И у него был странно знакомый голос. Только теперь он произносил совсем другие слова: „моя… прости…прости… листани…я не могу иначе.“