Крион планировал воспитать из девушки помощницу для своих тёмных дел. Он выставил всё так, будто Перерождённый и маги вели за ним охоту, хотя он ни в чём не повинен, сказал, что пытался спасти её отца от участи пешки в чужих руках. Говорил, словно маги его руками хотят убить богов и в первую очередь Перерождённого, который был частым гостем её отца. Кто знает, чего он наговорил ещё, но Илия, начавшая путешествие с ним против своей воли, мало-помалу прониклась его идеями и через какое-то время принялась ему помогать. Больше года длилось их странствие, и девушка, в конце концов, влюбилась в своего похитителя, даже не подозревая, что его прекрасное лицо когда-то принадлежало другому. Уже вдвоём они убили ещё двух магов, и из охотников в живых остался только один колдун, глава ордена Призывателей, располагающегося в Хельштене. Об этом знали все, и им подстроили множество ловушек, а мага охраняли день и ночь.

И всё-таки парочке удалось пробраться в Хельштен, миновав все ловушки. Илия выманила призывателя из башни под предлогом, что она сбежала от своего похитителя и ей нужна помощь. Так Выродок и Илия поймали мага в собственную ловушку и убили, но перед самой смертью тот сумел призвать на помощь своего повелителя – Перерождённого. В ту же минуту на них напали другие хельштенские маги, идущие по следам своего пропавшего предводителя. Но Крион был слишком силён, и в битве, длившейся ночь, день и ещё половину ночи, убил их всех – двадцать обладателей Дара и сотню солдат. Крион использовал все возможности, что у него были. Он вызвал настоящую бурю, наполовину разрушившую город, погибли тысячи ни в чём не повинных людей. Устроив бойню, Крион попытался сбежать, однако почти сразу за стенами Хельштена его настиг Перерождённый. Поначалу Илия обрадовалась его появлению, полагая, что на этом её злоключения закончатся, но, увидев, как Крион напал на бога, испугалась и сбежала, не зная, что делать и кому верить.

Битва отца и сына была страшна, их силы оказались равны. Всё решила Илия, встав, в конце концов, на сторону любимого. Она подстроила ловушку Перерождённому, и та сработала. Сын убил отца, но перед самой смертью бог сжёг Выродку лицо, оголив кость маски. Увидев это и ту радость, которую Крион испытывает во время убийства, Илия потребовала от возлюбленного правды. Крион понадеялся, что раз Илия помогла ему, она останется с ним до конца, и рассказал всё. И тогда Илия попросила, чтобы Выродок показал ей настоящее лицо. Бедняжка, пережившая слишком многое за то время, что провела с Выродком, тронулась умом, увидев его безобразное, покрытое шрамами от операций Жреца лицо, и убила себя. Поняв, что потерял единственную, кого любил, и кто любил его, Крион и сам окончательно обезумел. Он сжёг лицо, надел поверх раны маску, чтобы она стала его настоящей личиной, и исчез навсегда.

Спустя день поле битвы тело Низвергнутого нашли Жрец и Воин. Они раскаивались в том, что сделали, воспитав такое чудовище. Тогда Воин отсёк мёртвому брату голову и сжёг тело, а Жрец сделал из черепа артефакт, который поместил в главную башню Илленсии. Маги должны были охранять Череп Низвергнутого, а в случае, если бы объявился кто-то, подобный Криону, мощи артефакта хватило бы, чтобы убить его. Так Перерождённый стал Низвергнутым, а Крион-Выродок – Хельштенским Мясником.

Велион замолчал. Краг какое-то время угрюмо обдумывал услышанное и мрачно смотрел на бутылку.

– Это хорошая легенда, – сказал он, наконец, – но в ней не хватает морали.

– Морали? – переспросил черноволосый могильщик. – Это тебе не детская сказка, чтобы в ней была мораль.

– Нет, мораль должна быть. Обязана. Всегда есть мораль.

– Мне на это плевать. Все поубивали друг друга, какая к чёрту может быть мораль? Если хочешь, придумай сам.

Краг подумал пару минут, за которые приложился к бутылке, потом передал её напарнику и подумал ещё минуту. Наконец, мысль оформилась:

– Всё из-за баб?

Велион поперхнулся и, кашляя, вернул бутылку.

– Всё из-за баб? – переспросил он.

– Ну, если бы Перерождённый не влюбился, не появился бы Крион. Если бы поддержал свою бабу, она бы не погибла, и сын бы не стал мстить. Если бы Илия не влюбилась в Выродка, она бы не стала ему помогать, и они не убили бы Перерождённого. Если бы Выродок не влюбился в Илию, он бы плюнул на её смерть и продолжил свои бесчинства, а не ушёл в изгнание. Вот и получается – всё из-за баб.

Черноволосый могильщик грустно рассмеялся.

– Тогда все эти чёртовы истории происходят из-за баб. В конце концов, если бы какая-то баба не родила Кронле, мы бы не увидели, как какой-то ёбаный маг убивает его, а ты бы не услышал эту легенду. И разве не собирались мы в первую очередь наведаться к шлюхам по возвращении из Бергатта?

– А я о чём говорю. – Внезапно Краг понял, что засыпает. – Знаешь, – сказал, едва разлепляя губы, – хреново то, что в истории с Кронле… в нашей с тобой истории… выродки это мы, могильщики. Как бы ни повернулась жизнь, все вокруг по другую сторону – бросают камни, пытаются обдурить или вообще не заплатить за работу, и вроде как виноваты мы сами. Никто не заставлял нас брать перчатки и принимать проклятье. Как бы мы ни старались, для нас всё одно кончится хреново.

Черноволосый могильщик не ответил, лишь ещё приложился к бутылке, высасывая из неё последние капли. Но Краг знал, что Велион согласен с ним.

Паника, которую вызвало убийство магами пришлого сказителя, утихла лишь спустя пару часов. Наиболее горячие головы пытались найти спутников убитого, но не слишком усердно – сами маги как будто не стремились к этому. Впрочем, к чему они стремились, понять было совершенно невозможно, они исчезли из таверны спустя пару минут после расправы.

В конце концов, толпа зевак разошлась, а с ней и редкие посетители, решившие остаться в таверне. Прикрытое циновкой тело смутьяна осталось лежать у входа. Хозяин, Шёлк, пересчитал пострадавшее имущество, прикинул, что добра, оставшегося в сумке сказителя, почти хватит на покрытие ущерба, и в который раз за этот вечер восхвалил богов за то, что не пострадал ни он, ни кто-то из прислуги.

– Воняет от него, – буркнула старая Марша. – Как будто уже неделю тут лежит.

Хозяин хотел уже отмахнуться от неё, но, поведя носом, и сам учуял сильный трупный смрад.

– Проклятый ворожей, даже убить по-человечески… – начал он и сразу прикусил язык.

Не лучший он выбрал вечер, чтобы костерить магов. А тело нужно убрать, иначе утром здесь будет не продохнуть. Мужиков в трактире не осталось. Чтобы нанять какого-нибудь оборванца, нужна осьмушка или четверть, а он и так сегодня потерял денег, хотя рассчитывал-то на большую прибыль…

В конце концов, до реки недалеко.

– Выброшу.

– Выбрось. А потом брось одёжку, я завтра постираю с утра. И руки сразу, как придёшь, вымой, а то мало ли…

– Мало ли, – кивнул Шёлк.

Мало ли, какая зараза от магии может прилипнуть к человеку.

Сказитель оказался не так уж и тяжёл, но Шёлк порядком запыхался, пока донёс тело. А ему ещё пришлось подняться по дугообразному мосту и перевалить мертвеца через перила. Но дело нужно было сделать по-человечески. Если бросить труп с берега, его может прибить куда-нибудь в черте Нового Бергатта, и на вонь уже с утра сбежится половина города. А это скандал и косые взгляды.

Поэтому…

Тело плюхнулось в воду. Шёлк пригладил мягкую курчавую бороду и, подумав, сплюнул на мост.

– Лучше бы ты к Гревву попёрся… балабол, – сказал он напоследок и ушёл.

Хотелось сказать слово покрепче, но дух убитого мог обидеться и начать мучать его, а не магов-убийц. Течение здесь было довольно сильным, и труп наверняка уплыл бы далеко, но этого не произошло. Буквально через пару сотен ярдов мертвец выпутался из циновки и поплыл к каналу, на берегу которого горожане устроили свалку.

Выбравшись на берег, тот, кто назывался Кронле, уселся напротив большой кучи мусора. Его распухший от ожогов язык, свисающий до самого подбородка, втянулся в рот, а кожа на лице, словно вмиг высохнув, стянулась в ещё более глубокую сеть морщин. Выругавшись, Кронле взглянул на свои руки. На тыльных сторонах ладоней образовалась такая же сеть морщин, что и на лице, а на костяшках кожа высохла, натянулась и лопнула.