Шесть недель творческого отпуска и – домой.

Ранним утром я вышел из казармы. Дорога ведет через дубовый лес. Вековые деревья растут далеко друг от друга. Иду по песку колеи, он слегка поддается при каждом шаге. Вокруг лес и утренняя тишина.

Над улицами Потсдама светит весеннее солнце, золотит фигуры строгого фридерианского рококо[1].

Поезд на перегоне между Берлином и Виттенбергом (ныне Лютерштадт-Виттенберг. – Ред.) направляется по высокой насыпи в долину Эльбы. Весной река вышла из берегов, поэтому состав движется как по волнам. Последний луч алого заходящего солнца падает на изумрудную полосу воды.

Ночью поезд проходит через Плауэн в Эгер (ныне Хеб в Чехии. – Ред.), он почти пуст. Ко мне на некоторое время подсаживается кондукторша, бойкая, энергичная дама, родом из Саксонии, молодая и симпатичная. Она замужем, у нее четырехлетний мальчик. Находясь в поезде, она выполняет боевую задачу. Она бодро несет службу. Шапочка лихо сидит на ее белокурых кудрях набекрень, как стрела амура. «Ах, девочка, раньше, когда я состоял в движении социалистической молодежи, мы много двигались, но я никогда не падал на танцплощадке». Она не беспокоится за исход войны. «Фюрер…»

Во время длительной остановки поезда я прошелся по старинному Эгеру. Ночь безлунная и холодная, город располагается в затененной местности, будто в ущелье. Небольшой дом, где был убит Валленштейн[2]. На городской площади неслышно журчат два фонтана. Внизу на башне, как гром, каждый час тишину нарушает бой часов.

Наконец, в 5 часов поезд трогается. Светает. Перед глазами медленно предстает ранее скрытый темнотой ландшафт. Железная дорога проложена в выемке – с обеих сторон склоны сланцевой коренной породы. Выше, ближе к небу, – темный хвойный лес – ели и сосны. Ниже, под виадуком, темная вода – река Миза[3]. Все больше занимается восток, небо постепенно становится кристально-синим. В утреннем небе движется остроконечное, словно копье, облако, его края пылают, они точно объяты пламенем и растворяются в прозрачном эфире. Я добираюсь до своей цели. Подо мной по скалам течет река с ледком по берегам из-за ночного морозца. На той стороне на склоне гор располагается деревня с белыми домиками, на самом верху в блеклой желтизне – замок. Все еще в тени, солнце не взошло. О моем приходе не предупредили, никто не идет вынимать письма. Люди спят. Я спешу по крутой дороге вниз к Мизе, перехожу мост, иду через луг по тропинке, которая за деревней ведет вверх по горе к садовой изгороди. Арка железных ворот. Ворота еще заперты изнутри. Я звоню. Из дома раздается звучный, хорошо знакомый голос. Вижу, как ко мне приближается человек.

Неужели все это происходит не во сне? И я сразу проснусь?

Неделя была похожа на круговое движение по лесу, полям, двору и дому! В какой степени долгое отсутствие способно повлиять на быт человека? Мысли и действия стали совсем иными, и нелегко вновь принять на себя хозяйские хлопоты. Но затем происходит перемена. Я становлюсь прежним и вижу, что дела у оставшихся на родине людей во многих случаях обстоят хуже, чем «по ту сторону». Здесь судьба уже не кажется столь благодатной, как раньше, и лозунги далеки от реальности. Люди стали замыкаться на своих проблемах и опасаться друг друга.

Прогулка по лесу со старшим лесничим. Холод сопровождается дождем со снегом и мелким градом. На возникшем перед глазами зимнем ландшафте – цветущие заросли ивняка. На крутом берегу реки между каменными глыбами посередине сплошной лесосеки возвышается лиственница, одиноко стоящее семенное дерево. Высоко над стройным, как свеча, стволом без сучьев ярко зеленеет крона, словно вспыхивая от внешнего света. Наверху, на гребне холмов, отсутствует древесная растительность, что стало следствием бури в прошлом ноябре. Ночью в течение нескольких часов она вырывала и выкорчевывала массивы старых елей и пихт. По тому, как упали стволы (часто друг на друга), можно догадаться о направлении урагана. Отвесно, во весь рост, стоят вывороченные с землей корни. Однако в освещенных солнцем местах уже появились трава, папоротник и цветки мать-и-мачехи.

Сквозь бурелом мы проникаем туда, где лежат уже обработанные и очищенные стволы.

Целый день мы были на ногах. Много раз старший лесничий останавливался и приходил в отчаяние, рассказывая о том, как охотились в давние времена, в тиши уже почти давно забытой эпохи австро-венгерской монархии. Но такая страсть – мысленно обращаться к прошлому – свидетельствует и о том, что сам лесничий постарел. Теперь он не так легко переводит дух и рассказывает истории, наверное, также для того, чтобы передохнуть.

Стало сухо. Только сегодня моросит мелкий дождь. Для появления всходов ржи требуются тепло и влага. Побеги пихт усеяны пурпурными цветками. Вскоре произойдет опыление, будет богатый семенами год.

Отпуск закончился. После отъезда все происходило как всегда. Когда поезд делает поворот и знакомые деревня и замок исчезают из поля зрения, внутренний голос говорит: это было в последний раз. Но подсознание подсказывает, что страх напрасен. Поэтому и на этот раз я сохраняю уверенность, что еще вернусь.

День был заполнен покупками и подготовкой к поездке. Путь лежит на восток – как в конце прошлого года. Лишь к вечеру я перевожу дух, и этому способствует уединенность в зоопарке. Подстриженный газон, лиственные деревья, под чьими широкими кронами повсюду цветут кустарники. Только у края темной, неподвижной водяной глади, над которой нависают железные мостики и которая, разделяясь на рукава, окружает остров, буйная растительность, сравнимая с тропиками. Азалии, алые и розовые. Между ними праздничные свечи рододендрона, красные, как пион. На газоне – тюльпаны, бледные, точно восковые, и нарциссы с золотистыми венчиками зеркально отражаются в воде. Чашечки тюльпанов выступают и в зарослях папоротников. Когда после светлого, яркого майского вечера наступают сумерки, чашечки закрываются, зеленые стебли блекнут. Еще какое-то время цветы как бы парят в зарослях папоротников, а затем угасают. Белые грозди черемухи свисают к воде. Ночью особенно остро чувствуется дурманящий запах.

29 мая, Лётцен[4]

Утром мы собираемся отправиться в путь из этого городка в Восточной Пруссии. Из моего маленького номера в небольшой гостинице открывается вид на городской парк. У берега озера между деревьями поблескивает дощатая перегородка бассейна. Я только что искупался в холодной воде. Широкое голубое озеро в Лётцене имеет форму круга. На далеком противоположном берегу низкие холмы с лугами, посевами и буковым лесом. Редкая зелень на фоне пихт и сосен. Пока еще нет буйной растительности после суровой и долгой зимы, едва распустились почки на ясенях, фруктовые деревья цветут только в том случае, если защищены шпалерами.

Днем мой путь лежал мимо Варшавы, в Люблин. Унтер-офицер Флайсснер, который везет меня, по профессии учитель в сельской школе в Фогтланде[5]. В городах и населенных пунктах Восточной Пруссии, которые были разорены в 1914 г., строят много новых зданий. Простой, отвечающий духу времени стиль удачно сочетается со старыми постройками, с самобытной значимостью церквей и замков. По направлению к границе рейха земля становится бедной. На ковриках вереска торчат остроконечные конусы можжевельника.