Второе ПТО с расстояния примерно 600 метров вело огонь по колхозу в Клейн-Каргарлыке, который, по донесениям, был занят советскими артиллерийскими наблюдателями. Загорелись колхозные хаты с соломенными крышами; от них в чистое небо повалил густой черный дым.
Мы получили приказ сменить дислокацию и двинулись вперед к перекрестку дорог, в том же направлении, где виднелись горящие дома. Сквозь разрывы падающих минометных снарядов и треск пулеметов мы почувствовали, как из наших пересохших глоток вырываются радостные восклицания при виде русских, оставляющих свои позиции. Когда они попытались спастись бегством с территории колхоза, наши пулеметчики усилили огонь, и вновь скорострельные «МГ-34» («шпандеу») посылали потоки одетых в медную оболочку пуль в скопления убегающих фигур защитно-коричневого цвета. Справа от нас появились первые пленные с поднятыми руками и широко открытыми от страха глазами. С них быстро сняли каски и боевое снаряжение, и они инстинктивно, сцепив руки за головой, поспешили уйти в сторону нашего тыла.
Когда наша гусеничная машина меняла позицию, отлетело одно из звеньев гусеницы. «Шенилетт», описав полукруг, очень не вовремя замер, беспомощно застряв на открытом месте на виду у противника. Водитель с помощником выскочили из машины и стали предпринимать отчаянные попытки провести ремонт, а мы отцепили орудие и впряглись в буксировочные лямки, чтобы тащить его вперед. ПТО № 1, числившееся за нашей ротой, оставило нас позади себя и, подпрыгивая на ухабах дороги, двигалось вперед в направлении звуков стрельбы.
Пот насквозь пропитал серо-зеленые мундиры и оставил полосы на лицах, покрытых пылью и сажей, а украинское летнее солнце раскаляло тяжелые зеленые каски. Измученные, задыхаясь и ловя открытым ртом воздух, мы налегали на буксировочные лямки; раздавался уже знакомый нам треск ружейных выстрелов, вырывавших куски покрытой коркой, сухой поверхности дороги. Время от времени пули, выпущенные из тяжелого пулемета, установленного на восточной окраине Клейн-Каргарлыка, заставляли вырастать вдоль дороги маленькие «грибы» пыли. Под прикрытием щита из брони, обращенного вперед, мы вновь налегли на упряжь, стараясь вытянуть орудие. Наши лица исказили напряжение и страх. Внезапно щит резко зазвенел, когда по нему, как молоток, ударила пуля. Это было страшным напоминанием о том, что мы все еще находились под огнем снайперов-одиночек.
Гартман побежал вперед на разведку, чтобы найти огневую позицию для орудия. На шее его висел автомат, правая рука сжимала гранату. Он приказал нам уйти вправо, на окраину пшеничного поля. Сойдя с дороги, в колеях мы заметили нечеткий узор свежевскопанной земли в виде шахматной доски – здесь русские преградили нам путь наступления похожими на коробки минами. Благодаря рекогносцировке Гартмана мы не напоролись на них.
Мы остановились, чтобы отдышаться в негустой тени стального щита орудия. Не было дерева, куста или здания, которое дало бы нам хотя бы незначительную защиту от палящего полуденного зноя. Тяжело дыша, я на минуту прилег на руки и колени. Остальные свалились в кюветы вдоль дороги, тщетно пытаясь отыскать тень; некоторые просто вытянулись на земле.
Вскоре пули, выпущенные из пулемета «максим», вновь щелкали поблизости. Пока я лежал в грязи, стук моего сердца постепенно замедлялся. Пули, несущие смерть, продолжали щелкать и завывать над нами.
Русские вели огонь и пытались попасть по нашему поврежденному тягачу. Теперь он находился в 100 метрах от того места, куда мы приволокли на себе орудие. В небо взлетали фонтаны земли; «шенилетт» заволокло густое облако серого дыма от разрывов снарядов. Несмотря на шквальный огонь стрелкового оружия – пули свистели в воздухе рядом с водителями, – им удалось выбраться невредимыми и починить гусеницу. Запрыгнув в кресло водителя, Клеменс резко включил сцепление, взревел двигатель, тягач накренился вперед и медленно, нерешительно поехал в нашем направлении по открытой местности.
Второе орудие, находившееся в 100 метрах слева от нас, открыло огонь, пытаясь вывести из строя «максим». Затем оно передвинулось вперед. Транспортер медленно полз по левой стороне дороги, пока она круто не свернула и не перешла в огромное пшеничное поле, простиравшееся до горизонта. Пулемет продолжал вести огонь по тягачу, но пули мелкого калибра нанесли мало вреда бронированной обшивке тягача.
Со смешанным чувством мы приветствовали прибытие нашего водителя и тягача. Мы отчаянно старались передислоцироваться, и сейчас тягач мог тащить тяжелое орудие. Однако мы прекрасно осознавали, что тягач навлек бы на себя дополнительный огонь с позиций противника. У меня в голове мелькнула мысль о том, чтобы бросить орудие и искать укрытия от вражеского огня, но столь же быстро я отбросил эту идею и сильнее налег на упряжь. Через несколько секунд, которые, как нам показалось, длились целую вечность, орудие было прицеплено к тягачу. Двигатель протестующе взревел, когда орудие стало рывками двигаться позади нас, подскакивая на неровностях дороги.
Русские перенесли огонь артиллерии ближе к своим позициям, и тяжелые фугасные снаряды теперь ложились гораздо ближе к нам, взрываясь в расположении наиболее выдвинувшихся вперед подразделений. Прилетавшие снаряды сотрясали землю у нас под ногами, и лишь с большим трудом сквозь звуки взрывов мы могли услышать выкрикиваемые команды.
7-я рота слева от нас вступила в тяжелый бой. По мере того как мы продвигались вперед, русские стали выбираться из своих укреплений и убегать через пшеничные поля в сторону Каргарлыка, находившегося на расстоянии около 500 метров. Наши передние пулеметные расчеты, стоя в траве по пояс, открыли огонь из «МГ-34». Пулеметные стволы упирались в плечи пулеметчиков, чтобы сохранять большой угол обстрела. Русские, которых косили пулеметные очереди, падали на землю и исчезали в колосьях пшеницы.
Наступая, мы попали под беспорядочный винтовочный огонь группы советских солдат, которые позже сдались, приближаясь к нам с поднятыми руками. На их лицах читались страх и усталость.
Задача дня – захватить железнодорожную насыпь, проходившую возле села, – была выполнена. За шесть часов тяжелого боя была захвачена территория в 12 квадратных километров, и я долго думал о том, насколько ничтожны эти 12 километров, – 12 километров необъятной страны, где перед нами от рассвета до заката простираются до горизонта невозделанные поля. Интересно, сколько еще таких «двенадцатикилометровых» битв нам предстоит вынести за время нашего похода в направлении, противоположном закату солнца?
Мы наткнулись на одного из наших убитых, неподвижно лежавшего в пыли на дороге; его каска все еще прочно держалась на голове, а невидящие глаза были устремлены в небо. Русским пленным немедленно нашли занятие – уносить раненых на полевой перевязочный пункт. В сопровождении наших легко раненных, идущих по обочине дороги, скорбная колонна двинулась туда, где располагался II батальон, по направлению к нашему тылу.
Так полк впервые вступил в схватку с врагом; мы понесли также первые потери и не ощущали радости победы. Чувство возбуждения быстро сменилось непреодолимым унынием и желанием покинуть это место. До сих пор мы еще не узнали на собственном опыте истинной сущности продолжительной войны, в условиях которой все былые семейные и культурные узы отходят на второй план; на смену им навсегда приходят узы единения с товарищами, которые сейчас находятся рядом с тобой.
Нашему орудийному расчету было приказано присоединиться к команде, несущей боевое охранение, и на закате мы установили орудие возле линии батальонных окопов параллельно дороге. Эхо одиночных разрывов мин разносилось над пшеничными полями и, казалось, летело вслед за солнцем, которое медленно садилось на западе, в стороне Германии. Мысли наши следовали за заходящим огненно-красным шаром, прорывавшимся сквозь легкий туман к горизонту, – мы думали о своей родине, границы которой лежали за полторы тысячи километров позади нас.
Ночью фронт не засыпал. Разведывательные подразделения обеих воюющих сторон находились в постоянном движении. Они подкрадывались в темноте к вражеским позициям, чтобы определить их расположение. Снова и снова темноту разрывал огонь русских «максимов», которому неизменно вторили пронзительные звуки наших «МГ-34», а в них немедленно вливалась беспорядочная ружейная стрельба. Время от времени над полями раздавались разрывы ручных гранат и резкие звуки автоматных выстрелов, и на долгие мгновения укрепления озарялись сверкающими осветительными ракетами, которые взлетали в небо и, шипя, висели над линией окопов. В ранние утренние часы нас вывели из сектора и разместили на 2 километра южнее, чтобы подготовиться к очередной атаке.
