Мара вспыхивала как бумажный фантик, стоило Антону сказать ей несколько слов. Или просто подойти ближе, чем на пять метров. И это полбеды, пусть бы млела и краснела сколько угодно, если не в ущерб делу. Но - семнадцать лет! Дикий возраст. Максим первый заметил, что юбка Мары становится все короче и короче, пока, наконец, не исчезла совсем. Девочка сутками рассекала в футболочке, едва прикрывающей пуп. Ну и, соответственно, такой предмет одежды, как лифчик считала анахронизмом. Зато прически с каждым днем становились все замысловатее, макияж все ярче и смелей, поза, в которой она по вечерам присаживалась к телевизору, все откровеннее, расстояние, разделяющее ее и Учителя Мукту все короче и короче. В конце концов Антон переселился в кресло. Так хитрюга заявила, что ей было откровение - ее место у его ног. И теперь по вечерам откровенно прижималась к его колену. И плевать ей было, что Максим смотрит.

В другое время, в другом месте и с другой девушкой Антону и самому было бы плевать. Мара ему нравилась. Вернее, была свежей и непосредственной, с живым умом и чувством юмора. С ней было не скучно и не противно. Но сила, с которой он в свое время заключил пакт, была неумолима. Он мог приблизить к себе лишь мать будущего кронга. И лишь на одну ночь. Сила не могла допустить осечки, подходящий сосуд дожжен быть наполнен. И поэтому отказа у женщин Звероящер не знал. Но однажды, еще в юности, он получил довольно жесткий урок. Ее звали Катя. Просто и без затей. Черные волосы, зеленые, ведьмовские глаза, знание французской киноклассики. Он неосмотрительно решил: гори все огнем, "Любовь не торгуется, не видит препятствий и не..." Что там еще? Не важно. Катя пробыла с ним три месяца. А потом он остыл. Сила требовала большего, сила гнала вперед, сила отняла возможность любить, силе нужны были сосуды. А Катя не пережила. Она посмотрела любимый фильм, написала записку. И нырнула с восьмого этажа головой вниз. Чтобы наверняка.

Записку Тохе показали. В милиции. Пожилой чудак в погонах решил, что сумеет его пристыдить. С ума сойти!

"Я знаю, ты ни в чем не виноват, - писала она, - но и я не виновата. Есть предел тому, что сможет вынести сердце женщины. За три месяца ты дал мне столько счастья, что хватило бы на три жизни. Я "подсела" на тебя. Ты сделал меня наркоманкой. Меньшая доза - ломка. А больше дать никто не сможет. Прости..."

Во всей этой сентиментальной бредятине было лишь одно рациональное зерно: есть предел выносливости. Антон был расстроен, но выводы сделал: один день и одна ночь. Больше - летальная доза. Силе нужны новые кронги, а не новые трупы.

А Маре вообще в этом сценарии была написана другая роль. Глупой, влюбленной, слишком молодой Маре... как нельзя более подходящей для того, чтобы стать глазами и ушами маленького войска, решившего, во что бы то ни стало победить целую армию.

Их вечерняя сходка совет в Филях напоминала мало. Во-первых, в ставке Кутузова не было женщин. А во-вторых, Кутузов, властью, данной ему Государем и Отечеством, готовился объявить отступление. Антон решил наступать. Он уже достаточно пятился.

Они сидели на подушках, разбросанных прямо на паласе, и пили из пиал зеленый чай, который двое из присутствующих терпеть не могли... но какой еще напиток должен пить Учитель? Не пиво же?

- То, что госпожи Лесницкой больше нет, развязывает нам руки, - говорил Антон, пытаясь игнорировать Марины коленки, - наши враги потеряли возможность видеть нас. Но они все еще сильнее.

- Думаешь? - Максим почесал нос. Ему хотелось курить, но на табак был наложен запрет по той же причине, что и на пиво, - мне кажется, последнее столкновение их порядком озадачило.

- Если б они были озадачены или напуганы, то бросились бы заказывать чартер на Остров. А они поехали бухать в "Метро".

- Значит, не поняли. Зато теперь сообразили.

- Поправка принимается. Но ни на тактику, ни, тем более, на стратегию не влияет. Наша задача остается прежней: снять как можно больше фигур с доски. И сегодня нам нужно понять, кто следующий. Мара, ты готова?

Девушка улыбнулась, слегка натянуто.

- Я не знаю. Я никогда этого не делала.

- Если Учитель говорит, что открыл в тебе сверхсознание, значит, так оно и есть, - безапелляционным тоном заявил Реган, - все получится.

- Но я даже не знаю, с чего начинать.

Антон с Максом переглянулись. В Мару был перелит талант Аллы... но не умение им пользоваться.

- Наверное, есть разные способы, - задумчиво протянул Антон, - судьбу по полету птиц предсказывают, по чаинкам.

- Карты Таро, - подсказал Максим.

- Ага, еще можно гороскоп в "Панораме" прочитать, - ехидно вставила Мара.

Антон внимательно взглянул на юную Избранную. Она выпрямилась, смотрела с легким прищуром, словно видела немного больше, чем остальные. Совсем немного, но этого было достаточно, чтобы у губ образовалась циничная складка.

Такого выражения лица просто не могло быть у семнадцатилетней девочки. Нужно, чтобы жизнь тебя лет тридцать била без перерыва, чтобы глаза научились смотреть так спокойно, мудро, безнадежно и, одновременно - бесстрашно.

На полу у его ног сидел его давний и непримиримый враг - Алла Лесницкая.

- Карт в этом доме, конечно, нет, - сказала она.

- Можно поискать, - встрепенулся Максим. Похоже, он не заметил, как попал ей в подчинение. Антон смотрел на все это с отстраненным любопытством и некоторой опаской. Он и сам хорошо не понимал, что натворил. Силы то у него было немеряно, а вот умения - не слишком много.

- Сиди, - бросила Мара, - сама вижу, что нет. Блюдце найдется?

- Какое блюдце? - удивился Максим.

- Обычное. Круглое. Желательно не слишком хорошее, чтобы хозяева не ругались. Еще - маркер. Черный. И ножки у журнального столика сними.

Антон дивясь про себя, обшаривал сервант в поисках подходящего блюда, пока Максим готовил столик. Мара все это время просидела на полу, не трогаясь с места. Только ноги поджала. Едва все, что она потребовала было доставлено, Мара приступила к работе, не обращая внимания на двоих мужчин, жадно смотревших ей на руки.

- Их имена.

Антон прикрыл глаза. Здесь ошибиться было никак нельзя. Взять лучших, сильнейших и опасных. Не распыляться на слабых, но и никого не упустить.

- Влад Осорин, - уверенно назвал он, - Элена... - немного поколебался, но все же добавил, - И Алина. Олег Ковалев. Александр Храш. Альберт Маргелов...

- И та девушка, - добавил Максим почему-то шепотом, - которая зажгла факел.

- Татьяна Сторожева, - кивнул Антон, - ты прав. Не знаю, откуда она взялась, но она тоже опасна. Проблема в том, что у нее на базе зависла Лера. Она нам нужна в "Алексе". Так что у твоей таинственной незнакомки пока дипломатический иммунитет. Пока.

Мара отбросила маркер и одним красивым, плавным движением левой руки поманила расписанное блюдце. Оно взмыло над полом и зависло, слегка покачиваясь и медленно поворачиваясь вокруг своей оси.

- День Независимости, - прокомментировал Антон.

Блюдце вертелось все быстрее и быстрее. Мара на него не смотрела, она вообще закрыла глаза, чтобы не отвлекаться, только губы что-то шептали, но как ни прислушивались Антон с Максимом, ничего не расслышали.

Мара откинулась назад и открыла глаза. Блюдце еще долю секунды повисело в воздухе, а потом рухнуло вниз, прямо на столешницу. И раскололось на три части.

Ребята набросились на них жадно, как бездомные кошки на "Вискас".

Трудно предположить, что дешевые глиняные блюдца бьются по каким-то особым законам. Значит - случай. Или судьба. Блюдце развалилось на три куска, но только одно имя оказалось расколото надвое. Голова к голове, Антон и Максим хором прочитали:

- Альберт Маргелов.

- Как я это сделала? - изумленно спросила Мара. Антон резко обернулся. Ее лицо вновь стало прежним, юным, удивленным, немного напуганным. Призрак исчез.