Влада?

Та могла намекнуть на что-то такое, просыпался же он с ней как будто в одной постели. Но какие показания она могла дать в его пользу?! Он вчера обидел ее, она сильно оскорбилась, ударила его. Исключалась же, по идее, помощь с ее стороны. Что она могла сказать? И если это не она, то кто тогда назвал себя его любовницей?

– Что скажете? – вдруг пристал к нему въедливый Леонид, нацелив авторучку на чистую страницу в своем блокноте.

– По поводу?

– По поводу ее слов?

– А я что знаю, о чем она говорила?! – Он покрутил головой, усмехнувшись, и тут же начал блефовать по-черному. – С ней ведь никогда нельзя быть ни в чем уверенным заранее. Очень… Очень интересный человечек.

А в голове стучало и перекатывалось тяжелыми горячими валунами: кто, кто же она – эта доброхотка, назвавшаяся его любовницей? И что сказала?

– Да полно вам, Антон Степанович, скромничать-то, – снова обнажил безупречные зубы улыбчивый Борис. – Влада Витальна сказала, что минувшую ночь провела с вами в одной постели. Что накладывала всю ночь вам на голову компрессы. Не сомкнула глаз и потому настоятельно рекомендовала вас исключить из списка подозреваемых, поскольку из комнаты вы не выходили. Просто не могли по причине сильного алкогольного опьянения. Так что…

– Так что? – вскинулся он с вызовом. – Могу быть свободен?

– Пока можете. Но из города настоятельно советую не уезжать.

– А в город-то хоть для начала въехать можно? – решил он немного поострить, поняв, что никто его сейчас арестовывать не станет, что Владка вдруг с чего-то решила его спасти, состряпав на скорую руку ему алиби.

Хотя…

А может, она и не врала, а? Может, и правда всю ночь провела рядом с ним, накладывая ему на лоб влажное полотенце? А под утро просто взяла и ушла? Или Ленкин вой ее напугал, она и ушла из его спальни?

С ней ведь никогда нельзя быть ни в чем уверенным заранее. Очень… Очень интересный человечек.

Нашел он ее в той самой спальне, в которой не так давно его разбудил страшный крик и топот.

Влада сидела, неестественно выпрямившись, на краешке кровати – больше садиться было не на что. И, сцепив пальцы рук в замок не коленках, смотрела в одну точку. Точнее, куда-то в стену, на которой висело зеркало.

– Привет, – буркнул он, прикрывая за собой дверь. – А где все, не знаешь? Что-то прошелся по дому, везде пусто? Машин половины нет. Что, всех отпустили и они поспешили уехать?

– А тебя? – не шевельнувшись и не посмотрев в его сторону, спросила Влада. – А тебя отпустили?

Сейчас волосы ее были распущены по плечам, никакой глупой прически, напоминающей заячьи уши. Никакого макияжа. И в легком лиловом свитере и джинсах она даже показалась ему привлекательной.

Честно никакой неприязни в душе. Ничего, кроме легкой досады оттого, что он теперь вроде как ее должник.

– Меня отпустили, – вздохнул он и нехотя присел рядом с ней на кровати.

– Почему отпустили, сказали? – продолжала настырно допрашивать его она.

– Сказали, – поморщился Антон.

Понял, конечно, понял, куда она клонит, не дурак же совсем.

– И что скажешь? – Влада повернула к нему напряженное лицо, в котором он не нашел для себя ничего, способного вызвать обожание.

Обычное женское лицо: глаза, нос, рот. Все будто бы правильное, симметричное, не громоздкое, но…

Но не нравилась она ему, хоть тресни!

Алла вчера и изможденной выглядела, и сильно осунувшейся, а он все равно готов был пойти за ней на край света. И даже возмущаться начал, и весьма активно, когда она его вытолкнула из спальни.

– А что я должен сказать? – удивился Антон, подумал немного, нехотя обронил: – Ну, спасибо тебе большое.

– За что? – продолжала она настаивать на уточнениях.

– За то, что не дала мне умереть, что компрессы всю ночь на голову мне накладывала. Что не бросила одного и все такое. И…

– И все такое, – перебила она его с нажимом и кивнула. – На самом деле все было не так, Антоша.

– А как было?

Он насторожился. Это еще что за сюрприз?! Саша предупреждала его вчера, когда он еще был способен трезво мыслить и помнить что-то, что с Владой шутки плохи. Что нельзя ее обижать. Он вчера ее обидел. Сегодня она вдруг по воле непонятной прихоти взяла ему и помогла, сняв с него подозрения.

Но что-то тут было не так. Как-то смотрела она на него нехорошо. С особым каким-то значением, совершенно непонятным ему.

– А как было, Влада?

Он сделал над собой усилие и дотронулся до ее локтя. И она вдруг как-то вся обмякла, ослабла и начала заваливаться в его сторону. Положила голову ему на плечо. Что еще за новости?! Ее волосы тут же полезли ему в нос, начали щекотать щеку, он начал злиться и только хотел ее отодвинуть, как она произнесла слабым, срывающимся на тревожный шепот, голосом:

– Я соврала им, Антошенька. Соврала все от первого до последнего слова!

– То есть?! – Он опешил.

Как-то так уже уверовал в то, что он непричастен к смерти Аллы. Что ему не за что казнить себя.

Одно – чувствовать боль от страшной потери. Он уже знал, что это такое. Думал, что никогда уже это не повторится. Повторилось, и много страшнее. Но думать-то об этом пока было некогда.

Ведь совсем другое – чувствовать себя причастным к тому, что утрата эта совершилась.

Чувство вины от невозможности все вспомнить, липкий страх от осознания, что все это может лежать на твоей совести, пока не давали хода никаким другим мыслям.

Все другое – недоступное чужому глазу – должно было произойти потом.

Он уедет из этого дома, вернется к себе, запрет за собой дверь и уж там-то даст волю своему горю.

Так он думал, когда переступал порог гостиной, где его с нетерпением дожидались Леонид и Борис. Выходил оттуда с несколько иным настроением.

Он не виноват ни в чем? Кажется, да. И Влада вон свидетельствует. И сам, подумав, решил, что Алла не пустила бы его к себе в спальню.

И тут вдруг снова все меняется? Нет, он так не договаривался.

– О чем ты соврала, ну! – Он схватил ее за плечи и тряхнул. – Говори немедленно!

– Не кричи. – Ее губы, вполне обычные женские губы, в которых он никогда не находил никакой прелести, задрожали. – Я не была в твоей спальне. Не входила сюда ни вечером, ни ночью, ни утром. Но всем, всем я сказала, что ночевала у тебя. И все поверили!

– Всем-всем, это кому?

Снова страшно застучало в голове и обдало омерзительным липким потом.

Он мог, да? Он мог это сделать?! Не может быть! Ну не может же быть такое!!!

– Всем! – повторила Влада и вдруг дотронулась до его щеки. – Рогулиным, Логиновым, Снегиревым, следователям. Все поверили.

– Почему?

Нежное движение ее пальцев по его щеке бесило так, что еще минута, и он точно взорвется. И наорет на эту дуру, решившую обмануть следствие и всех его друзей.

А ему что, от этого лучше, что ли?! Обманывала бы тогда и его, все равно он ничего не помнил. Зачем, зачем она ему призналась в том, что соврала?!

– Все поверили, потому что никто не видел тебя после того, как Ваня оттащил тебя и уложил на кровать.

– А тебя?

– И меня не видели. Я заперлась у себя в спальне и проплакала всю ночь.

– А что так?

Зачем спросил? Зачем? Ему же плевать было на ее слезы, на ее горе. У него своего теперь невпроворот.

– Мне было больно от того, как ты с ней… Это выглядело очень вульгарно и…

– Может, это ты ее и убила? – Неожиданная, конечно, мысль, но она тоже имела право на существование. И он озвучил ее сегодня не раз. – А что? Алла всегда была тебе как гвоздь в одном месте. Ты всегда ей завидовала и…

– Ты повторяешься, Антон. – Она словно заиндевела, побелев до синевы, губы едва шевелились. – Я все это слышала уже вчера. Я не убивала Аллу.

– А кто ее убил? Кто? – И еще одна мысль пришла тут же ему в болевшую нещадно голову. – Слушай, ты же сказала, что не спала всю ночь. Ну там что-то такое, ревела или что-то там…

– И?!

– Ты должна была слышать, кто входил к ней в спальню! Ваши двери рядом, Влада! Ты не могла не слышать!