— Конечно, я не римский император, но вы знаете, что делали с гонцами, которые приносили плохие вести? — произнес Хокинс.

— Отрубали головы.

В то утро людям, принесшим плохие вести, пришлось худо по обе стороны Атлантики.

Президент Соединенных Штатов находился в Овальном кабинете уже в пять часов утра. Этот немолодой уже человек выглядел еще более постаревшим. На озабоченном лице стали заметны многочисленные морщины, а загар приобрел какой-то сероватый оттенок. Но его глаза были неожиданно ясными для человека, который провел бессонную ночь.

— Я начинаю жалеть, господа, не только тех несчастных на Санторине, но и всех остальных, в том числе себя и вас.

В роли господ выступали председатель объединенного комитета начальников штабов, Ричард Холлисон из ФБР, министр обороны Джон Хейман и сэр Джон Трэверс, посол Великобритании.

— Наверное, мне стоит извиниться за то, что я собрал вас в такое время, но, откровенно говоря, мне не до церемоний. Себя мне жаль больше всех. — Президент начал перебирать бумаги на своем столе. — Адмирал Хокинс и его коллеги, можно сказать, сидят верхом на бомбе, готовой взорваться в любой момент. Против них абсолютно все: и природа, и обстоятельства. Когда я получил от адмирала последнее сообщение, то решил, что все, дошел до предела. Оказывается, еще нет. — Он с тоской посмотрел на заместителя начальника ФБР. — Ричард, вы не должны были так поступать со мной.

— Прошу прощения, господин президент. — Холлисон, по-видимому, действительно испытывал чувство сожаления, хотя и скрывал его под маской недовольства. — Это не просто плохие новости, это сокрушительные известия, которые затронут вас, но прежде всего генерала. Я до сих пор не могу прийти в себя и поверить, что это на самом деле произошло.

— А я готов поверить в случившееся, — произнес сэр Джон Трэверс, — и готов пойти ко дну вместе с лучшими из вас, хотя не совсем понимаю, о чем вы говорите.

— И в этом я тоже виноват, — со вздохом произнес президент. — Это не значит, что мы были небрежны, просто никак не могли выкроить времени. Ричард, посол не имел возможности ознакомиться с соответствующими документами. Пожалуйста, обрисуйте ему и нам ситуацию.

— Много времени это не займет. Положение, сэр Джон, из ряда вон выходящее. Оно затрагивает всех американцев, и Пентагон в особенности. К сожалению, мы в ЦРУ только сейчас стали осознавать это. Центральная фигура в сценарии, о котором вы уже, конечно, слышали, — некий Адамантиос Спирос Андропулос, который вдруг превратился в международного преступника немыслимых масштабов. Как вам известно, в настоящее время он находится на борту фрегата «Ариадна». Это необыкновенно богатый человек, он имеет сотни миллионов, если не миллиарды долларов. Все его деньги вложены под вымышленными именами в различные банки, разбросанные по всему свету. Маркос на Филиппинах и Дювалье на Гаити — люди того же сорта, но они у всех на виду. К счастью для нас, у них не было такого опытного специалиста, как Андропулос.

— Ричард, его нельзя назвать опытным человеком, — возразил сэр Джон, — ведь вы же вышли на него.

— Нам просто повезло. Такое происходит один раз на миллион. При других обстоятельствах он унес бы эту тайну в могилу. И не я отыскал его, у меня таких возможностей вообще не было. На него вышли благодаря необыкновенной удаче, а также удивительной проницательности тех, кто находится на борту «Ариадны». Мне даже пришлось изменить свое первоначальное, должен признаться, весьма предубежденное мнение об адмирале Хокинсе. Он настаивает, причем очень упорно, на том, что вся заслуга принадлежит не ему, а капитану «Ариадны» и двум его офицерам. Среди разбросанных по всему свету счетов у Андропулоса есть один на восемнадцать миллионов долларов в вашингтонском банке, который открыл посредник по имени Джордж Скеперцис. Он и перевел по миллиону долларов на счета двух лиц, зарегистрированных в том же банке под именами Томаса Томпсона и Кирьякоса Кадзаневакиса. Имена все, естественно, вымышленные. Таких людей не существует. Единственный банковский служащий, который занимался этими счетами и мог опознать этих троих, уволился из банка. Но мы его отыскали, вытащили, как ни печально, из постели и предъявили целую пачку фотографий. Двоих он опознал сразу, но среди фотографий не оказалось ни одной Джорджа Скеперциса. Тем не менее банковский служащий дал нам дополнительную, весьма ценную информацию об этом человеке, который, похоже, проникся к нему определенным доверием. Собственно говоря, почему бы и нет? Скеперцис имел все основания полагать, что очень хорошо замел за собой следы и отыскать его невозможно. Где-то месяца два назад он попросил собрать сведения, причем в деталях, о ряде банковских учреждений в городах Соединенных Штатов и Мексики. Банковскому служащему — кстати, его имя Брэдшоу — на все потребовалась примерно неделя. Думаю, за свои труды он был хорошо вознагражден, хотя Брэдшоу, конечно, отрицает это. Предъявить ему какие-то обвинения мы не можем. Брэдшоу дал Скеперцису названия и адреса банков, которые того интересовали. Мы сравнили его список со списками банковских вкладов Андропулоса, которые получили с «Ариадны» и от греческой разведки, сотрудничавшей с Интерполом. Скеперциса интересовали банки в пяти городах, которые вполне предсказуемо оказались и в списках счетов Андропулоса. Мы сразу стали наводить справки. Банкиры, прежде всего старшие банковские служащие, конечно, выражали недовольство, когда их будили посредине ночи, отказывались давать нам нужную информацию, но среди восьми тысяч сотрудников ФБР, действующих на территории Соединенных Штатов, есть такие, которые могут нагнать страху даже на самых законопослушных граждан. Кроме того, у нас есть друзья в Мексике. Выяснилось также, что Скеперцис открыл банковские счета в этих пяти городах, и все под своим именем.

— Вы даже меня обскакали, — заметил президент, — для меня это новость. И когда все стало известно?

— Примерно полчаса назад. Прошу прощения, господин президент, но у нас просто не было времени получить подтверждение и сообщить вам. В двух банках — в Мехико и Сан-Диего — по три четверти миллиона долларов переведено на счета Томаса Томпсона и Кирьякоса Кадзаневакиса, причем эти типы настолько уверены в своей безопасности, что даже не позаботились поменять имена. Интересно, что две недели назад банк в Мехико получил на имя Джорджа Скеперциса перевод на сумму два миллиона долларов из одного уважаемого — по крайней мере, он считается уважаемым — банка в Дамаске. Неделю спустя точно такая же сумма была переведена в Грецию, на имя некоего Филиппа Трипаниса. Нам известно название афинского банка, куда поступила данная сумма, и мы обратились в греческую контрразведку, чтобы та выяснила, кто такой Трипанис и от чьего имени он выступает. Готов поспорить, это человек Андропулоса. В комнате наступила тишина, долгая, глубокая, даже несколько тоскливая.

— Этот рассказ, — нарушив ее, сказал президент, — наводит на размышления. Как вы считаете, сэр Джон?

— Да, наводит. Ричард прав, это сокрушительные известия. Иначе не скажешь.

— Ну хорошо. Какие-нибудь вопросы у вас есть?

— Нет.

Президент недоумевающе посмотрел на него.

— Что? Ни одного вопроса?

— Ни одного, господин президент.

— Разве вы не хотите знать, кто скрывается под именами Томпсона и Кадзаневакиса?

— Нет, не хочу. Если уж мы должны на них ссылаться, то можем называть их просто генералом и адмиралом. — Сэр Джон посмотрел на Холлисона. — Я угадал, Ричард?

— Боюсь, что да. Ваш адмирал Хокинс, сэр Джон, весьма проницателен.

— Пожалуй, я с этим соглашусь, но будьте справедливы к себе. Хокинс имел доступ к информации, которой у вас не было буквально до последней минуты. У меня тоже есть преимущества, которых нет у вас. Вы находитесь в самой середине леса, я же — на опушке и смотрю на вас со стороны. Кстати, господа, хочу обратить ваше внимание на два следующих обстоятельства. Как представитель правительства ее королевского величества, я обязан сообщать в Министерство иностранных дел и в Кабинет министров обо всех мало-мальски значимых событиях. Но если у меня отсутствует определенная информация, например нет конкретных имен, то я не смогу сделать точного сообщения, так ведь? Послам предоставлены широкие полномочия, право на свободу действий, в том числе право свободно решать, как поступить. В данном конкретном случае я решил воспользоваться своим правом не делать сообщения. И второе. Почему-то все уверены, судя по вашим мрачным лицам, что это дело, это предательство в высших эшелонах власти, если хотите, станет известно широкой публике. У меня один только вопрос: почему вы так думаете?