— Хайди?

— Хайди. Наш лучший агент в Баварии с 1941 года.

— Лучший… — Мэри покачала головой. — Не верится что-то.

— Вот и другим не верится, — Смит восхищенно обозрел прелести Хайди. — Черт меня раздери, какая роскошная маскировка!

Смит вышел через черный ход из кабачка и оказался в кромешной тьме, выжидая, пока привыкнут глаза. Ему показалось, что с тех пор, как они закатились в «Дикий олень», снегопад усилился. Ветер тоже заметно посвежел. В общем, мороз крепчал.

Смит свернул налево, поднялся на две ступеньки и не сдержал возгласа досады: споткнувшись о какой-то невидимый предмет, он полетел в сугроб.

Трижды перевернувшись в снегу — на случай, если его поджидает вооруженный противник, он по-кошачьи ловко вскочил на ноги с маузером в одной руке и фонарем — в другой. Он зажег фонарь и посветил вокруг. Улица была пуста.

Да, людей на ней не было, зато Смит разглядел, обо что споткнулся. Это было тело мужчины в форме сержанта Альпийского корпуса, лежавшего на снегу лицом вниз. Смит нагнулся и перевернул труп. Под ним краснело огромное пятно, китель пропитался кровью. Майор направил луч фонаря на лицо трупа. Теперь для этого человека все в прошлом — университетская тишина, медовые пряники к чаю — в чем виноват именно он: обвинение Смит видел на этом мертвом лице. Неподвижные глаза Торренс-Смиза смотрели на него с безмолвным упреком. С окаменевшим лицом Смит поднялся, посветил перед собой фонарем. На снегу никаких следов борьбы. Но борьба наверняка была: несколько пуговиц на кителе было вырвано с мясом, а воротник оторван. Смизи не дешево отдал свою жизнь. Не выпуская из рук фонарь, Смит медленно прошел по узкому проулку. Остановился. Следы на снегу, темные пятна на протоптанной дорожке, брызги крови на деревянной стене кабачка — так вот где они схватились. Смит выключил фонарь, сунул в карманы пистолет и фонарь, вернулся на главную улицу. По одну ее сторону находился «Дикий олень», откуда опять раздавалось нестройное пение, по другую, за почтой — ярко освещенная телефонная будка. В ней, оживленно говоря что-то в трубку, стоял человек в военной форме, которого Смит раньше не видел. А улица была по-прежнему пуста.

Шэффер непринужденно развалился у стойки, всем своим видом демонстрируя полную беззаботность. Но его выдавали мрачные глаза и пальцы, которые нервно крутили сигарету.

— Смизи, — шептал он, — неужели Смизи! Вы уверены, босс?

— Уверен, — Смит выговорил это с тем же окаменевшим лицом. Из него как будто разом выкачали все силы. — Ты говоришь, он выскочил отсюда минуты через три после моего ухода? Значит, он побежал не за мной. А кто еще из наших выходил?

— Понятия не имею, — Шэффер переломил сигарету пополам, бросил ее на пол. — Столько народу было. К тому же есть и другой выход… Поверить не могу. Почему именно старина Смизи? Почему Торренс-Смиз? Он был самый смышленый из нас.

— Потому и погиб, — сумрачно сказал Смит. — А теперь слушай внимательно. Пора тебе кое-что узнать.

Шэффер взглянул ему прямо в лицо и сказал:

— Давно пора…

Смит заговорил тихим голосом, на беглом немецком, стараясь держаться спиной к гестаповцам, сидевшим у другого конца стойки. Через пару минут он увидел Хайди, входившую через дверь за баром, но сделал вид, что не заметил ее. Она тоже. Сразу же после ее появления голоса начали стихать, и установилась почти полная тишина. Смит тоже замолк и посмотрел туда, куда смотрели другие — в сторону двери.

У ребят был повод притихнуть: Бог знает, сколько времени они не видали женщин. В дверях стояла Мэри Эллисон, одетая в плащ, перетянутый поясом, с шарфом на голове и саквояжем в руке. Женщины и вообще-то нечасто появляются в Высоких Альпах, женщины без сопровождения и того реже, а одинокие красивые и молодые — просто никогда. Некоторое время Мэри неуверенно постояла у входа, как бы не зная, туда ли она попала и что ей дальше делать. Но, увидев Хайди, выронила саквояж, и лицо ее загорелось радостью. Чистая Марлен Дитрих в «Голубом ангеле», — подумалось Смиту. С такой внешностью и таким актерским дарованием она смогла бы стать звездой Голливуда, и путь ее был бы усеян золотыми слитками. При полном молчании гостей Мэри и Хайди бросились навстречу друг другу и обнялись.

— Мария, моя дорогая Мария! — голос Хайди дрожал, и Смит подумал, что в Голливуде могли бы вымостить золотыми слитками две дорожки. — Наконец-то ты приехала!

— Я рада тебя видеть снова, — воскликнула Мэри, пылко обнимая и целуя Хайди. — Как замечательно, что мы увиделись, кузина! Волшебно! Волшебно! Волшебно! А ты разве сомневалась, что я приеду?

— Видишь, что тут творится! — Хайди даже не попыталась понизить голос и выразительно обвела зал глазами. — Это же дикари! Без пистолета тут за порог не сунешься. Они себя называют «батальоном охотников». Меткое название!

Солдатня дружно заржала, и в зале постепенно воцарилась обычная, атмосфера. Хайди, взяв Мэри за руку, подвела ее к цивильной компании у стойки бара и остановилась возле смуглого, жилистого мужчины с умным лицом. Вид у него был очень-очень суровый.

— Мария, это капитан фон Браухич. Он… гм… работает в Шлосс Адлере. Капитан, — моя кузина Мария Шенк.

Фон Браухич слегка поклонился.

— Везет вам с кузинами, Хайди. А мы вас ждали, фрейлейн Шенк, — он улыбнулся. — Но, конечно, не предполагали, что вы так прелестны.

Мэри улыбнулась в ответ и удивленно переспросила:

— Ожидали?

— Ожидали, — сухо вставила Хайди, — потому что капитан по должности должен знать обо всем, что здесь происходит.

— Хайди, ты запугаешь кузину. Выставляешь меня в зловещем свете, — он взглянул на часы. — Фуникулер отправляется через десять минут. Если фрейлейн окажет мне честь сопровождать ее…

— Фрейлейн надо сначала зайти ко мне в комнату, — твердо сказала Хайди. — Умыться и выпить кофе со шнапсом. Разве вы не видите, что она промерзла до костей?

— И правда, у нее зубы стучат, — улыбнулся фон Браухич. — А я думал, это стучит мое сердце. Ну, раз так, тогда поедем следующим рейсом.

— И вместе со мной, — уточнила Хайди.

— С вами обеими? — фон Браухич с улыбкой покачал головой. — Что за чудесная ночь.

— Разрешение на проезд, удостоверение личности, рекомендации, — перечислила Хайди. Затем она выудила документы из-под блузки и протянула Мэри, сидевшей на кровати. — План замка и инструкции. Запомни и верни. Я их повезу сама. Тебя, может быть, обыщут. Здешние ребята страшно подозрительны. А сейчас придется выпить этот чертов шнапс. Браухич обязательно принюхается к тебе, чтобы проверить. Он все всегда проверяет. Самый подозрительный из всех.

— А мне он показался очень приятным человеком, — мягко сказала Мэри.

— Зато он очень неприятный офицер гестапо, — сухо отпарировала Хайди.

Когда Хайди вернулась в бар, к Смиту и Шэфферу уже присоединились Каррачола, Томас и Кристиансен. Со стороны все пятеро, попивающие пиво и непринужденно болтающие, казались вполне беззаботными, но если бы кто-нибудь вслушался в их тихий разговор, он почувствовал бы их отчаянную тревогу.

— Значит, вы не видели старину Смизи? — тихо спросил Смит. — Никто не видел, как он ушел? Куда же он все-таки направлялся?

Вопрос остался без ответа, только Кристиансен спросил:

— Можно я пойду посмотрю?

— Не стоит, — ответил Смит. — Время слишком позднее для прогулок.

Обе двери «Дикого оленя» резко и шумно распахнулись, и в каждую вошли по полдюжине солдат со «шмайсерами» на изготовку. Они выстроились вдоль стен, держа пальцы на курке. Глаза их смотрели спокойно и цепко.

— Ну, ну, — пробормотал Кристиансен. — Вот для меня война и кончилась.

Внезапно наступившую тишину не нарушил, а скорее подчеркнул топот сапог: в зал вошел полковник. Он оглядел присутствующих. Гигант-хозяин, с изменившимся от страха лицом, торопясь подбежал к нему, опрокидывая на ходу стулья.

— Полковник Вайснер! — Не надо было обладать тонким слухом, чтобы уловить в голосе хозяина дрожь. — Ради Бога, что случилось?..