Пятого августа 1922 года Гиммлер окончил университет. Программа его обучения в Высшей технической школе включала химию и науку об удобрениях, а также селекцию, то есть выведение новых разновидностей растений и сельскохозяйственных культур. Ему сразу же удалось устроиться лаборантом в некую фирму в Шляйсхайме, специализировавшуюся на производстве удобрений. Шляйсхайм находится милях в пятнадцати от Мюнхена, следовательно, Гиммлер не утратил контакта с городом, где Гитлер в это время пропагандировал свою разновидность национализма и уже создал национал– социалистическую партию. Гиммлер, разумеется, не мог не слышать о Гитлере и о той политической активности, которую последний развернул в Мюнхене, однако первая из сохранившихся дневниковых записей, касающихся этого предмета, была сделана им только в феврале 1924 года – спустя пять месяцев после путча. Это объясняется тем, что из множества соперничающих или параллельных националистических группировок, существовавших в то время, Гиммлер, как и Геббельс, присоединился к той, которая подпала под растущее влияние Гитлера, далеко не сразу.

Гиммлер, однако, уже тогда активно культивировал антисемитизм – чувство, достаточно распространенное среди правых католических националистов юга Германии. С 1922 года антиеврейские мотивы звучат в дневнике Гиммлера все сильнее, хотя он и делает некоторое исключение для некоей молодой танцовщицы – австрийской еврейки, с которой познакомился в ночном клубе, куда, после долгих уговоров, привел Гиммлера один из его друзей по имени Альфонс. Как бы оправдываясь, Гиммлер пишет по этому поводу: «В ее поведении не было ничего еврейского, насколько я мог судить. Я даже сделал несколько замечаний насчет евреев, абсолютно не подозревая, что она – одна из них». Впрочем, к своей новой знакомой он был сентиментально-снисходителен; она была довольно хорошенькой и к тому же приятно шокировала его признанием, что не является «невинной». Значительно менее снисходительно Гиммлер относится к своему соученику по школе и университету Вольфгангу Хальгартену⁶, которого называет «еврейским мальчишкой» (Judenbub) и «еврейской вошью» (Judenlauser) за то, что тот примкнул к левым пацифистам. С этого времени в дневнике Гиммлера все чаще встречаются упоминания о «еврейском вопросе».

Упомянутые записи были сделаны Гиммлером в июле 1922 года, то есть незадолго до того, как он окончил университет и начал сам зарабатывать себе на жизнь. Документы свидетельствуют, что официально он вступил в нацистскую партию только в августе 1923 года, за четыре месяца до неудавшегося «пивного путча», в котором Гиммлер участвовал в довольно незначительном качестве знаменосца группировки Эрнста Рема⁷. Ему не довелось даже пройтись по улицам Мюнхена в колонне, возглавляемой Гитлером и Людендорфом; перед группой Рема стояла задача захвата штаб-квартиры Военного министерства в центре города, и Гиммлер, специально приехавший из Шляйсхайма, отправился туда со своим вождем. Сохранилась фотография, на которой он, стоя рядом с Ремом и держа в руках традиционное имперское знамя, глядит раскрыв рот из-за хлипкой баррикады из бревен и колючей проволоки. После провала путча Гиммлер, однако, даже не был арестован, хотя двухдневный прогул стоил ему рабочего места.

Два дня мюнхенского путча впервые объединили будущих нацистских лидеров: Гитлера, Геринга, Рема и Гиммлера. Но если Гиммлер со знаменем в руках держался пока на заднем плане, то Геринг, бывший летчик-ас, маршировал рядом с Гитлером и Людендорфом 9 ноября – на следующий день попытки переворота, предпринятой Гитлером во время митинга в пивном зале «Бюргербройкеллер», на котором выступало несколько баварских министров. Рем, к тому времени начавший тесно сотрудничать с нацистским движением, согласился выдвинуться со своим отрядом к штаб-квартире Военного министерства на Шёнфельдштрассе и захватить ее; там он и его сторонники забаррикадировались колючей проволокой и установили пулеметы для обороны.

Надо сказать, что это была, пожалуй, единственная успешная акция путчистов. Заняв здание, Рем и его люди оставались там всю ночь с 8-го на 9 ноября, в то время как Гитлер и его штурмовики на протяжении нескольких часов сидели в темноте на площадке возле «Бюргербройкеллера», обсуждая положение. Только к утру было принято решение двинуться маршем к центру города и соединиться с Ремом, который был единственным из лидеров путча, кто не вел себя как актер в дешевой мелодраме.

В начавшемся около одиннадцати утра шествии, возглавляемом размахивающим пистолетом Гитлером и мрачным, серьезным Людендорфом, приняло участие около 3 тысяч штурмовиков, которые пересекли реку Изар и прошагали около мили к ратуше на Мариенплац. Оттуда им предстояло пройти по узким улицам, ведущим к Военному министерству, но именно там вооруженная полиция наконец остановила путчистов. В столкновении Гитлер был легко ранен, а Геринг получил серьезное ранение в пах. Только Людендорф, будучи уверен в своем непререкаемом авторитете, продолжал шагать как ни в чем не бывало, не обращая внимания на пули. Вскоре он, однако, был арестован; что касалось Рема и его людей, то примерно двумя часами позднее они были вынуждены сдаться, так как еще на рассвете пехотные части регулярной армии блокировали здание министерства и мятежники оказались в настоящей осаде.

Никаких серьезных разбирательств между заговорщиками, однако, не последовало, поскольку политическая ситуация в то время была слишком неопределенной и нестабильной. Нацистская партия была запрещена; Гиммлер потерял работу и вынужден был уехать к родным в Мюнхен, куда его семья вернулась в 1922 году. Эрнст Рем, к которому Гиммлер все еще относился с почтением, как к старшему офицеру, был заключен в тюрьму вместе с другими лидерами неудавшегося путча. Пятнадцатого февраля 1924 года Гиммлер обратился в баварское министерство юстиции за разрешением посетить штадельхаймскую тюрьму, где содержался Рем. Он отправился туда на своем дорогом мотоцикле, взяв с собой апельсины и экземпляр «Гроссдойче цайтунг». «Двадцать минут говорил с капитаном Ремом, – записал Гиммлер по возвращении. – У нас была весьма содержательная беседа, и мы разговаривали абсолютно свободно». Из дальнейшего следует, что во время встречи они обсуждали сильные и слабые стороны политических лидеров, а в конце Рем поблагодарил Гиммлера за апельсины. «Даже в тюрьме он сохраняет чувство юмора и остается прежним славным капитаном Ремом», – отмечает Гиммлер.

На процессе заговорщиков, который начался 26 февраля и продолжался более трех недель, Гитлер вел себя как обвинитель, обратив суд в пустую формальность. Правда, формально Гитлера признали виновным, однако наказание было чисто номинальным; Рема и вовсе освободили, хотя он также был признан виновным в государственной измене.

После суда Гитлер был заключен в Ландсбергский замок. Рем вернулся к планам создания военно-революционного движения, пока Гитлер, погрузившись в работу над своим программным трудом «Майн кампф», намеренно позволил партии разлагаться без «твердой руки». Ко времени освобождения Гитлера, которому в немалой степени способствовал весьма благоволивший к нему министр юстиции Баварии Франц Гюртнер, Рем уже перестал быть для гитлеровской партии приемлемой фигурой. В апреле 1925 года он был вынужден направить Гитлеру прошение об отставке с поста командующего штурмовыми отрядами.

Гиммлер тем временем также вернулся к активной политической жизни, изрядно огорчив отца отказом начать поиски работы; свое решение он мотивировал тем, что хочет быть свободным, чтобы иметь возможность целиком посвятить себя политической борьбе. Наиболее близкими по духу к официально запрещенной нацистской партии были крайне правые националистические и антисемитские группировки, известные под общим названием Народного движения. В числе сторонников этого блока были такие известные личности, как Людендорф, Грегор Штрассер и Альфред Розенберг, а сами объединенные группировки являлись влиятельной силой в баварском правительстве. В 1924 году они получили значительную поддержку на выборах в рейхстаг, обеспечив себе тридцать два места. Среди новых депутатов рейхстага были Штрассер, Рем и Людендорф⁸.