– Но молодость навсегда, разве это плохо?
– А умереть в шестнадцать хорошо?
– Нет, но…
– Нет никаких «но» в том-то и дело. Ты думаешь, в шестнадцать лет я обрела вечную жизнь? Нет, я просто умерла. Мои родные лишились меня, а я – возможности расти, рожать детей, стареть. В общем, возможности жить. То, что ты видишь перед собой, – это совершенно другое существо, которому недоступно очень много человеческого.
– То есть ты не хочешь быть мороем?
– Пока ты человек, у тебя есть выбор, после обращения выбора нет. Поэтому становятся бессмысленными рассуждения о том, кем я хочу быть.
– А когда ты поняла, что предпочла бы остаться человеком? – За такие вопросы я обычно карала, но на Лешу не злилась, поэтому пришлось честно отвечать:
– В тот момент, когда перестала им быть.
– Но почему же тогда согласилась на перевоплощение?
– А меня никто не спрашивал, – невесело хмыкнула я, понимая, что дальше разговаривать не хочу. – А сейчас – все. Я устала и видеть тебя больше не могу. Отправляйся домой и не нервируй меня. Машину оставь на стоянке, она мне вечером пригодится.
– Не могу, – парень погрустнел, – Марат Рустамович не велел мне отлучаться, и вас очень просил к нему приехать. Сказал, что негоже с гостями не поздороваться.
– Да чтоб его! – выругалась я.
Отклонить приглашение не было никакой возможности. Мой мэтр и Марат не то чтобы друзья – скорее партнеры, поддерживающие друг друга и привечающие мальков. Мы с почестями встречаем гостей из Питера, они же всегда помогают, чем могут, московским, и личные симпатии или антипатии тут ни при чем. Мы, как вид малочисленный, держимся друг друга. Нет, отказаться нельзя.
– Что, он ждет меня прямо сейчас?
– Да нет, можно и позже. – Леша даже немного улыбнулся. – Марат Рустамович сказал, чтобы вы отдохнули, но после обязательно навестили его.
– Он будет в офисе? – Надеюсь, мой голос прозвучал не похоронным маршем. Черт! Я так рассчитывала на то, что до вечера получится побыть в одиночестве.
– Да, думаю, после пяти точно.
– Вот и хорошо, – немного расслабилась я. – Значит, к этому времени и поедем. Заберешь меня отсюда. А сейчас все же, будь добр, скройся с глаз моих долой, или он приказал караулить меня у кровати?
– Да нет… – смутился Леша и исчез за дверью, а я выдохнула с облегчением. Залпом допила оставшуюся на дне стакана кровь и отправилась в душ. Пребывание в Питере началось как-то излишне активно. Сначала – этот странный мальчик Леша. Потом – желание Марата увидеть меня во что бы то ни стало. А между тем до вечера, на который у меня запланировано серьезное мероприятие, еще ой как далеко. До него еще дожить нужно.
Холодные струи впивались в тело острыми иголочками. Горячий душ – это еще одно удовольствие, которого я лишилась, перестав быть человеком. Он теперь мне неприятен, терпеть, конечно, можно, но зачем? Другое дело ванна с холодными кубиками льда – я даже мурлыкнула от удовольствия. Только вот времени на такие изыски, к сожалению, немного. А спешить я не люблю, поэтому придется сегодня обойтись без льда и ароматических масел.
Вообще слишком мало осталось вещей, которые вызывают приятные чувства. Чаще всего мне скучно. Безразличным стало и отношение к человеческой еде. Правда, за тринадцать лет я научилась притворяться, что процесс поглощения пищи доставляет мне удовольствие. Что поделать, мы любим ощущать себя живыми. Ходим в рестораны, изысканно едим и пьем. Хотя единственное, что может нас по-настоящему тронуть, – это кровь, ну и еще, пожалуй, секс. Остальное на фоне этих двух страстей блекнет. Сегодня я лишена и первого, и второго удовольствия. И все из-за того, что Леше – моему приятному дополнению к Питеру – я напоминаю младшую сестру. Ни за что не поверю, что Марат не подгадил мне с этим водителем специально.
Леша пробудил во мне те воспоминания, которые я обычно прятала очень далеко, иногда я надеялась, что они ушли навсегда, и неизменно ошибалась. Всегда находился доброжелатель, который начинал вести разговор о том, что быть мороем – это привилегия, честь.
Большинство людей просто не понимали, о чем говорят, и не видели подводных камней, а сами морои жили иллюзиями. Почти все мальки сделали выбор осознанно, кто-то шел за деньгами, кто-то за вечной жизнью или любимыми, а старые акулы давно забыли, как это – лишиться всего и в один миг превратиться в чудовище.
Я являлась своего рода исключением, никогда не желала становиться такой. Не привыкала к вкусу крови заранее, не мечтала остаться с кем-то навечно. Все решили за меня, я до сих пор не могу понять зачем. Наверное, я слишком громко смеялась и была слишком живой для моих друзей. Живой и земной, я не верила в мистику и никогда, даже в мечтах, не хотела оказаться в мире, где страшные сказки становятся былью.
В один день я испытала ужас, отвращение и непонимание одновременно, когда насильно глотала кровь того, кого считала самым симпатичным парнем из своего окружения. А потом он меня просто убил.
Когда я очнулась под утро на окраине города, то подумала, что мне невероятно повезло. Я ошибалась – все самое худшее ждало впереди. Я начала медленно меняться, и этот процесс – самое ужасное, что я когда-либо испытывала.
Я ополоснула лицо холодной водой, избавляясь от неприятных мыслей, выдохнула и вышла в спальню. Окна из нее выходят на Невский. Я люблю наблюдать за суетящимися внизу людьми: торопящимися куда-то питерцами или неторопливо прогуливающимися туристами. Особенно меня умиляют делегации из восточных стран – маленькие верткие китайцы умудряются передвигаться столь же быстро, как и спешащие по своим делам коренные жители, но при этом от их внимания не ускользает ни одна деталь города. Они на секунду замирают перед старинным фасадом какого-нибудь здания, каналом или скульптурой, быстро щелкают фотоаппаратами и бегут дальше. Мне торопиться не нужно, у меня впереди вечность. Если, конечно, никто не пришибет – слишком уж работа непредсказуемая. А раз так, то бездельничать мне некогда. Особенно сегодня. Времени осталось совсем немного – как раз для того, чтобы вздремнуть и привести себя в порядок. После визита к Марату я уже не успею вернуться в номер, а значит, предстоит неприятное – на встречу придется идти без макияжа. Вечером я хотела бы сойти за подростка. Если что-то пойдет не так и меня заметят, пусть уж лучше считают загулявшей человеческой девушкой – это безопаснее. Но вот идти в образе старшеклассницы к Марату совсем не хочется. Только другого выбора у меня, похоже, нет.
Старая библиотека была словно вырвана из восемнадцатого столетия вместе с мебелью и стенами. Ничего в ней не говорило о том, что на дворе двадцать первый век. Антикварные кресла, старые стеллажи и древние книги. Даже люстра и настенные светильники стилизованы столь профессионально, что кажутся масляными, а не электрическими. Полная иллюзия. Хозяин кабинета, казалось, тоже не принадлежит этому веку. Темные, забранные в хвост волосы, широкие брови и аристократичный профиль, губы презрительно поджаты. Излишне много для современного мужчины украшений – крупные перстни с камнями, несколько широких цепочек на шее и круглые серьги в ушах. Из одежды – длинный темный халат. В наше время уже нет тех, кто в таком виде мог бы выглядеть мужественно и не нелепо – это под силу лишь средневековым аристократам на старинных портретах. Создавалось впечатление, что хозяин кабинета один из них. Мужчина что-то увлеченно читал, перебирая пожелтевшие от времени страницы, которые были разложены по всему столу.
В помещении было душно. Плотные шторы пропускали лишь незначительное количество света. Тонкий солнечный луч пробивался между двумя полотнами ткани и золотил подлокотник старинного кресла, резной письменный стол и путался в темных волосах мужчины.
Хозяин кабинета сосредоточенно просматривал листы, перекладывал их с места на место и изредка делал пометки на полях. Невозможно было понять, составляли ли когда-то эти разрозненные листки книгу или же изначально принадлежали разным рукописям. В любом случае мужчина не стремился собрать их воедино, скорее, он по крупицам собирал информацию из разных источников. Он был настолько увлечен работой, что не обращал внимания ни на что вокруг.
