– Я пыталась найти в литературе описание чего-то похожего, но безуспешно. С другой стороны, было мало времени. Но ничего подобного я не нашла.

– Может, тот фокус с ножом – просто случайность? – Идиот, ты же сам в это не веришь.

– Нет, я уверена, что нет. Ее рука вспомнила то, что не вспомнила голова. Память тела более надежная штука.

– Вывод?

– Это не та амнезия, какая бывает при травмах. Или нет. Не так. Я уже совсем запуталась. Она стала совсем другой. Видишь, сварила суп? Раньше она не стала бы этого делать даже под страхом смертной казни. Она терпеть не могла готовить, в детстве бабушка немного перестаралась с ее обучением. И еще многое другое, я не могу так объяснить, это надо чувствовать. Виталик, мы должны как-то помочь ей. С ней произошло что-то ужасное – еще раньше, до нашего с ней знакомства. Она так кричала во сне! Словно ее пытали. Это ужас какой-то. Я уверена, что это не просто сны. Это ее память рвется наружу.

– Светик, это из области фантастики. Вы знакомы четыре года, и все это время она была просто обычной женщиной. И вдруг такая резкая перемена! Нет еще такой технологии контроля сознания, чтобы заставить человека забыть настолько важные вещи. Эксперименты проводились, конечно. Многие тянули руки. Но только тайно, а когда ЦРУ попалось на горячем, ты помнишь, что было? Ну, тот скандал, шесть лет назад? Какие головы полетели, их президенту пришлось уйти в отставку. Я тогда проходил интернатуру в Нью-Йорке, поэтому все отлично помню. Но Юля здесь при чем? Нет, должно быть другое объяснение.

– Я другого не вижу. Кто-то заставил ее о чем-то забыть. Наверное, это случилось в Париже, четыре года назад. А теперь вследствие травмы воспоминания возвращаются.

У Светки есть-таки голова на плечах.

– Но зачем? Не понимаю. Она же не политик, не влиятельная фигура. Она просто модельер. Талантливый модельер, но это ничего не меняет. Нет, невозможно.

– Почему невозможно? У нее собственный дом моды, а ты не думал, откуда у сироты взялись на это деньги? А я помню громкие процессы над торговцами людьми. Девушек вывозили из страны под видом манекенщиц по заказу подставных агентств. Сколько народу специализировалось в этом грязном бизнесе?

– Ты считаешь, что Юля имела к этому отношение? Но это же ужасно!

Да, парень, это кошмар. И пусть лучше память никогда не вернется ко мне, если я должна такое о себе вспомнить.

– Непосредственно – конечно, нет. Зная ее, мне тяжело в это поверить. Но за ее спиной могли стоять определенные люди… Талантливая девочка без малейшей надежды как-то пробиться в жизни, в нашей стране это невозможно, сам ведь знаешь. И люди, которые предлагают деньги. Она могла случайно узнать о тех делах, которые проворачиваются за ее спиной. Вот и все.

Милая, хорошая Светка! Пусть это будет так, как ты говоришь. Иначе я не смогу жить. Если только я сознательно делала такие жуткие вещи, то… Нет. Нет!

– А она не говорила, откуда у нее стартовый капитал?

Да, меня, кстати, тоже интересует этот вопрос!

– Согласно документам, она получила банковский кредит. Все законно, кроме одного: ты же знаешь, что в нашей стране она просто не могла его получить. У нас не дают таких кредитов обычным гражданам. Никого не интересует развитие – только сиюминутная выгода. Да что тут говорить, это давно всем известно и неизменно. И как только тебе в голову пришло вернуться сюда? Что за дикость? Почему ты не остался в Америке?

– Потому что я там чужой. А там очень не любят чужих. Американцы – далеко не так свободны, как они сами о себе думают и заставили думать весь мир. Нет, наоборот, они связаны массой условностей, неписаных правил, запретов намного более строгих, чем наш среднестатистический гражданин. Поэтому у них так много психопатов, а психиатры зарабатывают бешеные деньги. А судебные иски! Там все друг с другом судятся. Как-то я имел неосторожность похвалить прическу немолодой медсестры – она казалась все время недовольной – обычное желание вежливого мужчины сказать что-то приятное женщине. И что ты думаешь? Я уже и думать забыл о комплименте, когда судебный пристав принес мне повестку: старая идиотка подала на меня в суд за сексуальные домогательства. И если бы судья оказался хоть немного тупее, у меня были бы страшные неприятности, а так я едва не вылетел из интернатуры, причем никто не обратил внимания на то, что я был признан невиновным.

– Надо же! Кто бы мог подумать! Суд ведь оправдал тебя.

– Ну и что с того? Не стоить забывать, что их общественная мораль – это мораль протестантов. Официальная мораль исходит из того, что человек, занимающий в жизни место хоть немного выше места чистильщика сортиров, должен быть безупречен. То есть абсолютно. Даже тень подозрения рушит блестящие карьеры, что уж говорить о каком-то интерне, к тому же – иностранце. Мне там было не слишком-то уютно, потому что я обычный человек, у меня есть свои недостатки и желания, которые я хочу реализовывать в свободное от работы время. Я не гожусь на роль святого. И большинство американцев тоже не подходят для этого, потому для шантажистов Америка просто рай. А эти их неизменные улыбки – даже тогда, когда… Я не утомил тебя своим монологом?

– Нисколько. Мне очень интересно. Я видела все совсем по-другому.

– Там есть и много хорошего. Просто я хотел сказать, что и у них есть масса проблем. А нашим там вообще нечего делать, их никто не ждет. Мы совсем другие люди, и для адаптации иногда жизни не хватает.

Так, это неинтересно. Я возвращаюсь в спальню. Пусть все идет своим чередом. А я получила ценную информацию. Я уверена, что истина где-то там, но если я сейчас начну поднимать документы, что-то искать, то это плохо для меня закончится. Я уверена, теперь уже вполне, что произошедшее со мной – не просто несчастный случай, как написано в этих документах. Где-то здесь должны быть показания той женщины… Вот. Это не ксерокопия. Это оригинал, протокол допроса свидетеля. Ясно, что к делу это никто приобщать не стал – очень неудобно. Естественно, ничего удивительного. Главное – вовремя отрапортовать о раскрытии дела.

А мне этот протокол пришелся очень кстати. Потому что здесь указаны все необходимые координаты. Семенец Валентина Филипповна, Малиновского, шесть. Завтра я встречусь с ней, вот только заимею некоторые вещи для того, чтобы не привлекать к себе внимание на улицах и не останавливать своим видом движение транспорта. Итак, завтра. А сегодня…

– Юль, ну что за привычка читать лежа!

Светка очень довольна. Не иначе как договорились о свидании.

– Мне так удобней.

– Но ты же зрение испортишь.

– Мне нужно пройтись по магазинам. Ты случайно не в курсе, у меня есть какие-то дензнаки?

Не понимаю, чего она ржет. Надо же! Ну что я опять сделала не так?

– У тебя не просто есть деньги, – она вынимает из ящика несколько пластиковых карточек. – Это твои кредитные карточки. Можешь расплачиваться ими, можешь взять в банкомате наличку. Как хочешь. Но ты уверена, что уже пришло время переходить к активной жизни?

– Я просто хочу заглянуть в магазины. На работу я не собираюсь.

Я должна идти одна, но сказать ей это не могу. И она не должна знать, что именно я куплю. Не потому, что я ей не доверяю, а потому, что не хочу впутывать ее в разные опасные вещи.

– В чем проблема? Парень, никто тебя не просит лезть в наш разговор! Можешь дальше полировать ногти и писать научную работу. И оставь меня в покое. – Я могу повозить Юлю по магазинам. Я на машине, так что буду ждать на улице, поездим.

– Это выход. Юлька, ты слышишь? И мне спокойнее будет.

Нет, вы видели, какое трогательное единение? За меня уже все решили. Хотя, надо признать, это вариант. Не понимаю, что меня раздражает. Они так заботятся обо мне! Нет, у меня все-таки очень тяжелый характер.

– Ладно, договорились. Поедем сейчас.

– Нет, немного позже. После нашего разговора.

Черт, я совсем упустила из виду: господин исследователь должен еще препарировать лягушку.