5Интервью приводится с этим текстом.
Так же по всей стране! В каждом городе есть свой коллектив, который что-то делает. И удивительно — нет плодов. Растут деревья, все что-то выращивают, все что-то поливают, и практически нет плодов.
Явление рок-музыки — гигантское явление. Все захлестнуло, волна за волной идет. А плодов никаких нет, я их не вижу. Буквально три-четыре имени. Может быть, пять-шесть, не будем их называть...
БЮ: Можешь назвать.
АБ: Кто для меня представляет ценность... Прежде всего — Боря Гребенщиков, пожалуй... В общем, все те люди, которых ты перечислил6...
Эти люди, на мой взгляд исключают явление рок-культуры, а не поддерживают его. Просто исключают, они зачеркивают его, потому что все остальные, оказывается, занимаются такой беднейшей по содержанию деятельностью! Такой нелепой по сути по своей! Почему? — встает вопрос. Потому что люди не задают себе вопроса: «Зачем?». Люди задают себе вопрос: «Как?» Как угодно! В каких угодно формах! Они постоянно уходят от вопроса «зачем?». Потому что, стоит только задать его себе, и всё: король оказывается голый! Моментально! Его даже чаще всего не оказывается. Был ли мальчик? — возникает вопрос у меня. Никого! Сотни групп — и нечего слушать!
Мы путаемся в рукавах чужой формы. Уже десять лет, двадцать лет, и боюсь, что дальше так будет продолжаться. То содержание, та самая жизнь, о которой мы говорим, которая на улице, которую из окна видно, проходит мимо. Или она принимает такие комические формы... Карикатурным образом в текстах... Я подхожу к музыке, безусловно, с литературной точки зрения, с точки зрения текста, с точки зрения идеи, цели, прежде всего. И вероятно, я постоянно отвечаю себе все-таки на вопрос «зачем?».
15 Перечисление не сохранилось на фонограмме.
Мои формы наверняка очень бедные, потому что некогда, честно говоря, об этом задумываться. Но я стараюсь это делать, потом мы поговорим о том, как именно, однако вот «зачем?» — это главный вопрос.
А на вопрос «как?» можно отвечать без конца. Появляется на Западе новая форма, диско, — можем работать в диско. Мы, так или иначе, не вложим в нее свое содержание. Оно просто не войдет туда. Это — чужая одежда, чужие рукава. Речь идет не о том, хорошо это или плохо, хорошая форма или плохая, чужая она или не чужая. Она — прекрасная форма. Любая форма прекрасна там, где она должна расти, где у нее есть корни.
Это — искусственная пересадка сердца! Для чужого сердца нужно иметь совсем другую кровь, другое строение организма, дышать совсем другим воздухом, это совершенно естественно! А когда мы пытаемся влезть во все это, натянуть на себя, это либо лопнет... по разным причинам...
Просто лопнет. Наше содержание не укладывается. Мы живем совсем в другой стране, в гораздо более сложной ситуации. Нам труднее постичь эту жизнь, понять, полюбить ее труднее.
Я говорю о той музыке, которая, так или иначе, социальна. Не о коммерческой музыке... Хотя, как и отсутствие характера — это всегда характер, отсутствие позиции — всегда позиция, так или иначе.
Коммерческая музыка, намеренное выколачивание денег из своего инструмента — это называется превращение цели в средство. Для этого есть очень точное слово — «спекуляция». Это — рок-спекуляция, когда человек не отвечает себе на вопрос «зачем?». Не задумывается о том, какова цель его работы, пытается что-то играть для того, чтобы играть. Цель замыкается на себя! Это — самоцель! Это — спекуляция!
Музыка, инструмент, мелодия, стихи, сценический образ — это средства для того, чтобы добиться той или иной цели, которую ты ставишь перед собой в жизни.
Я бы сказал, что нельзя петь одно, а жить по-другому. Песню надо «жить», ее нельзя просто «петь», ее нужно обязательно прожить. Каждую песню надо оправдать жизнью. Если ты поешь о своем отношении к любви, так ты люби, ты не ври. Если поешь о своем отношении к обществу, так ты так и живи.
А все остальное — это просто спекуляция. Спекуляция на чужих формах, на формах, взятых с каких-то пластинок, из того, что тебе нравилось, на английском языке, на венгерском, на польском, на немецком, на каком угодно. Это может быть вторичная спекуляция — на тех формах, до которых дошли твои старшие товарищи, доработали, доехали до каких-то вещей, до каких-то оборотов, до какой-то стилистики, и вот, ты тоже начинаешь тянуть это дело. Зачем?
Тут естественные законы! Никакой «рок-культуры» и «субкультуры» просто не существует, и нельзя оправдывать слабость мелодии... Будем говорить о текстах сейчас. Нельзя оправдывать слабость текстов, слабость идеи, ее полнейшее отсутствие, полный бред нельзя оправдывать тем, что это якобы — «рок-поэзия», «рок-культура» и вы в этом ничего не понимаете, это совершенно новое явление. Ничего подобного!
Если это — искусство... хотя «искусство» тоже термин искусственный. Если это — естество, скажем так, то это должно быть живым. И это должно подчиняться тем же самым законам и судиться самым строгим судом по тем же самым законам, по которым мы судим тех же Beaties, ту же музыку, ту же живопись, все что угодно, любой честный творческий акт. Это, по-моему, единственные верные критерии с точки зрения авторского естества.
По этим критериям не выдерживает никакой критики большинство групп, которые я вижу, например, в Москве, хожу на концерты. В Ленинграде точно так же. А в других городах — тем более, потому что, увы, у нас провинция не понимает, не чувствует своей души, своей особенности. Как
весь этот русский рок так называемый до сих пор не чувствует своей души, своего назначения, своей идеи, так провинция тем более. Она не чувствует своей глубины. Своей особой сибирской, уральской, тульской изюминки, своего зернышка, которое нужно раскрывать.
Я в Сибири, например, встречаю безусловно талантливых людей, исполнителей, гитаристов, авторов, которые не понимают сути своего таланта и пытаются его облечь в чужие для них формы. Они не то что шлифуют свой талант... То есть они шлифуют, но совершенно не те грани они вычесывают в нем. Совершенно не то делают!
Их слепит... Я не понимаю, что их слепит... Успех какой- то. То, что привлекает их в западной музыке. Это всё — соблазн, великий соблазн! Конечно, когда какие-то люди так здорово всё делают, это очень интересно: heavy, hard, new wave, всё что угодно... Действительно интересно, и все готовенькое. На готовенькое люди идут. Не понимают, что каждый человек — индивидуальность. Каждый человек — удивительная личность сам по себе, если он попытается в этом разобраться, понять свое место и поставить себя на место. Вложить свою душу в то, что он делает, а не чужую! Не заниматься донорством в искусстве! Это, по сути дела, — пить чужую кровь, пытаться ее пустить по своим жилам. Ничего хорошего из этого, как правило, не выходит.
Мы просто видим: десять лет, двадцать лет проходит, люди присасываются, а плодов-то никаких. Деревья эти растут, сохнут на корню, и те же группы разламываются... Почему они все и распадаются — потому что много хороших музыкантов, но мало хороших групп. Мало групп вообще, трудно сойтись. Но даже те, которые сходятся, обречены, потому что они не делают свое. Они не слышат своего голоса, не слышат свою душу, не видят своего пути, не видят свою звезду. Свою! Пусть она не такая яркая.
У нас сложная ситуация в музыке. Если бы мы были обеспечены студиями, возможностью выпускать пластинки, пе-
реводить свои идеи в какую-то продукцию, более-менее качественные записи делать, если бы располагали каким-то аппаратом... Но это — другой вопрос: деньги...
БЮ: Это всё — связанные вещи.
АБ: Да. Это такая сложность, которую, мне кажется, до сих пор никому не удалось преодолеть. Преодолеть противоречия, которые, казалось бы, должна сама жизнь естественным путем дать прямо тебе в руки уже в разрешенном виде. Либо тебе тратить всю свою энергию на то, чтобы что-то купить, чем-то зарядиться, либо тебе на каком-то сторублевом «Урале» что-то делать, или на акустической гитаре. Такая проблема. И получается либо одно, либо другое. И совместить пока никому не удается, потому что мы в таких условиях.
