Уже позже, после освобождения Калмыкии, путем опроса населения и по материалам гестапо, удалось выяснить, что группа «Павел» погибла в середине ноября в окрестностях Элисты. В этом сыграло свою черную роль предательство.

Обнаружив группу, немцы блокировали ее. Силы противника превышали численность группы в десятки раз. Произошел ожесточенный бой, который длился более суток. Было уничтожено немало немцев. В этом признались они сами. Окруженные плотным кольцом вражеских солдат, бойцы группы бились до последнего, пока имелись боеприпасы. Был убит командир группы, умер от тяжелых ран комиссар.

Постепенно редели ряды бойцов, наконец в живых осталась лишь медсестра группы Тамара Хахлынова. Немцы перестали стрелять. Они надеялись схватить и допросить ее. У Тамары была винтовка и десять патронов. Она прижалась к краю лунки, которую ей удалось откопать финкой в мерзлой земле, и стала стрелять, а стреляла она без промаха. Немцы прятались в зарослях полыни в ста метрах от нее. Тамара заметила пулеметчика и убила. Немца, пытавшегося заменить его, она убила на ходу. Остались восемь патронов. Стоило кому-нибудь из немцев пошевелиться, И сразу же следовал следующий выстрел. Наконец, она истратила последний патрон. Поединок длился более часа.

После длительной паузы немцы предложили сдаваться. Патронов больше не было. Девушка поднялась с земли, держа винтовку опущенной вниз. Тогда поднялся и офицер, командующий боем. Тамара ждала, когда он подойдет вплотную, потом прикладом размозжил ему голову. Это был одиннадцатый поверженный ею противник с тех пор, как она в одиночку начала бой с целым вражеским взводом. Тут же   несколько автоматов буквально растерзали тело отважной девушки. Когда немцы подошли к своей жертве, то были потрясены тем, что столь отважно и умело с ними сражалась вот эта маленькая девушка.

В тот же день труп Тамары Хахлыновой привезли в Элисту. Начальник гарнизона города генерал Гопри специально приехал в полицейское управление посмотреть на отважную партизанку. Три дня после этого обнаженное тело лежало во дворе полицейского управления города, подвергаясь насмешкам оккупантов. Потом его протащили по улицам города привязанным к бронетранспортеру и где-то бросили.

А.М. Добросердов присутствовал на допросе одного из сотрудников гестапо в городе Элисте и тот рассказал о подвиге Тамары Хахлыновой.

Позже, уже после Отечественной войны, работая с документами в Центральном партийном архиве (см.: ЦПА ИМЛ. Ф. 69, оп. 1, д. 45, лл. 68–69) я наткнулся на справку представителей ЦШПД, документы 134 и 135, подтверждающие этот рассказ.

Тамара Хахлынова была калмычка, 1917 года рождения, уроженка города Элисты. Ее отец, известный в Калмыкии инженер-землеустроитель Данила Бельджерович Хахлынов стал жертвой сталинских репрессий во второй половине 1930-х годов. Тамара была студенткой Сталинградского медицинского института. В сентябре 1942 года по рекомендации калмыцкого обкома комсомола ее зачислили в спецшколу № 005.После ускоренной подготовки она вошла в состав группы «Павел», которая вскоре отправилась в тыл к немцам.

Мне особо хочется подчеркнуть, что в то трудное для страны время в смертельной схватке сошлись между собой сторонники и противники советской власти. Друг против друга воевали и русские, и казаки (особое сословие русской нации), и калмыки. Я уже говорил выше, что Отечественная война разделила все нации Советского Союза на своих и чужих.

Согласно докладной записке калмыцкого обкома партии в ЦК ВКП(б) о партизанском движении и подпольной работе в Калмыкии от 18 ноября 1942 года   (документ 128) в тыл противника на 12 ноября 1942 года были направлены 220 человек, из них 124 человека калмыцкой национальности. Я специально подчеркиваю этот факт, потому что в недавнем прошлом бытовало мнение, будто бы все калмыки были предателями и что именно за это их репрессировали и выслали в Сибирь.

Из докладной записки Калмыцкого обкома партии в ЦК ВКП(б), документ № 140, явствует, что с сентября 1942 года по январь 1943 года Астраханская диверсионно-разведывательная школа № 005 подготовила и направила в тыл противника 21 диверсионно-разведывательную группу, из них 13 групп (268 человек) в калмыцкие степи, 8 групп (112 человек) в Сталинградскую и Ростовскую области, в Дагестанскую автономную республику.

Примерно в то же время представитель ЦШПД на Волге генерал-майор Кругляков докладывал своему руководству о заброске в тыл врага 47 диверсионно-разведывательных групп. Из них вернулись только 27. Судьба остальных осталась неизвестной.

Овидий Горчаков, копаясь после войны в архивных материалах, наткнулся на донесение штаба партизанского движения Сталинградского фронта в ЦШПД о заброске в тыл противника 73 диверсионно-разведывательных групп, из которых вернулись 33. Он же установил, что партизанские штабы после расформирования пересылали свои архивы в Москву.

Большинство диверсионно-разведывательных групп, посланных в тыл противника, точно в воду канули. Как правило, радиосвязь с ними поддерживалась три-четыре дня и затем обрывалась. Все понимали, что это означает.

В заключение нашей встречи А.М. Добросердов сказал, что штаб представителя ЦШПД и наша спецшкола передислоцируются в город Сальск и попросил запомнить адрес, по которому она будет размещаться. Не записывать, а запомнить, сказал он. И еще просил передать «Бате», что радиопозывные остаются прежними.

Вернувшись в Приютное, я рассказал «Бате» обо всем, что узнал в столице автономной республики, передал поручение штаба представителя ЦШПД и начальника нашей спецшколы. Затем поговорили о моей работе. «Батя» сказал, что в Приютном я поработал хорошо, теперь пора заняться селами и хотунами улуса. Для этого исполком улуссовета выделяет мне тачанку, а он («Батя») прикрепляет ко мне двух наших бойцов из милиции, дает Федору Воронину наш пулемет МГ-34 с патронами.

Он объяснил это тем, что по степи ездить небезопасно. По данным контрразведки штаба 28-й армии и работников госбезопасности республики, в степи бродят вооруженные банды дезертиров и предателей, которые по каким-либо причинам остались в республике. Они грабят население, уничтожают работников советской власти. «Тебе, сын, — сказал «Батя» — нужно быть предельно осторожным».

Так начались мои поездки по улусу, а он был очень большим. На юго-западе находилось русское население, но в основной его части жили калмыки. Я в эти поездки выезжал на тачанке, запряженной двойкой хороших лошадей. Возница-кучер был калмык из нашего отряда. Мы с Федором сидели в тачанке, с пулеметом. Нас всегда сопровождали два конных милиционера, тоже из нашего отряда. В результате нас прозвали «летучим отрядом прокуратуры».

Мы действовали по отработанной ранее схеме. Не обходилось без приключений. Нарывались на бандитские засады, как будто мы с ними поменялись ролями. Они вдруг выскакивали из-за какого-нибудь укрытия и обстреливали нас. Но рейды наши происходили в дневное время и мы, как правило, обнаруживали их издалека, к тому же подрывных средств у них не было — ни мин, ни взрывчатки.

Мы изымали упрятанное зерно, скот, находили кое-что другое, в том числе оружие. Обозы с зерном регулярно поступали в распоряжение улусного руководства, скот (овцы, коровы) мы передавали возрождающимся колхозам и совхозам. При опросе населения    выясняли кое-какие сведения и для местных органов госбезопасности. Они уже сформировались и начали действовать.

Но вот однажды в одном из калмыцких хотунов я арестовал всю партийную ячейку. Ее члены отказались добровольно вернуть разворованное совхозное зерно, а мы его обнаружили. Из этого хотуна я пригнал в Приютное 16 коробов зерна.

Когда прокурор сообщил «Бате», что арестованные, являются коммунистами, у меня произошел серьезный разговор, сперва с ним, затем и на бюро улускома. Меня уговаривали спустить дело «на тормозах» и указать, что зерно они сдали добровольно. Я отказался наотрез, заявив, что какие же они коммунисты, если нарушают законы советской власти? Отменить мое решение мог только прокурор. Но В.Н. Артамонов поддержал меня. Я же наивно задал вопрос на бюро улускома: «Разве коммунисты могут нарушать закон? Разве закон не для всех одинаков?» Вопрос был закрыт. Но с этого дня мои отношения с «Батей» стали напряженными.