«Во время командования частями Ермаков особенно отличался и числился как краса и гордость казачества. Во время одного из боев Ермаков лично зарубил 18 матросов. А пленных красноармейцев загонял в Дон, рубил и топил в воде. Однажды он так уничтожил 500 человек».
Заметим, что и этого эпизода своей биографии Ермаков не скрыл от Шолохова. Вспомните, как прекрасно выписана сцена атаки на матросов в романе. Ее, кстати, нет ни у одного из претендентов на авторство «Тихого Дона».
Как ни яростно воевали повстанцы, но силы были неравны, и они покатились к морю, вплоть до Новороссийска. Ермакову предлагали эвакуироваться, но он отказался и явился к командованию Красной Армии с предложением своих услуг. Ему поверили и поручили из оставшихся белоказаков сформировать отдельную бригаду, которая влилась в состав 1-й Конной армии под командованием Буденного.
Потом были бои на польском фронте, участие в разгроме Врангеля, преследование банд Махно — и все это в должности командира полка, а затем начальника дивизионной школы. В феврале 1923-го Харлампия демобилизовали, и он вернулся домой, причем, как он впоследствии рассказывал, шел пешком через застывший Дон и на берегу встретил сына.
Напомню, что именно этим эпизодом заканчивается роман. О том, что было дальше, Шолохов не написал ни строчки, хотя, как мы уже знаем, очень хотел…
Что же было с его другом дальше? Каким могло быть продолжение романа? А дальше случилось следующее… Всего два месяца прожил Харлампий с женой и детьми: в апреле 1923 года было заведено дело «О контрреволюционном восстании в Верхне-Донском округе» и Харлампия арестовали. На допросах он не отрицал, что участвовал в восстании, но, как он говорит, «под угрозой оружия и расстрела всей семьи».
— Кто был организатором восстания и каковы его причины? — допытывался следователь.
— Организаторами были Суяров, Медведев и Кудинов. А причиной восстания являлось — это расстрелы, поджоги и насилия со стороны Красной гвардии.
Поняв, что допустил оплошность, назвав имена подлинных организаторов восстания, буквально на следующем допросе Харлампий исправляет ошибку, заявив, что истинным организатором восстания был его брат Емельян, который… недавно умер. И — все! Концы, как говорится, в воду.
Тем временем земляки Харлампия не сидели без дела. Собравшись на сход, они направили в ОГПУ следующий документ:
«Протокол общего собрания граждан села Базковского Вешенской волости Донского округа под председательством Кащенко от 17 мая 1923 года.
Мы, нижеподписавшиеся граждане села Базковского, ввиду ареста гражданина нашего села Ермакова Х. В., считаем своим долгом высказать этим свое мнение. Ермаков все время проживал в нашем селе, так же был хлеборобом, как и все мы. Но случилась гражданская война, и он попал на войну, сражался, был ранен и по окончании таковой вернулся домой и занялся своими домашними делами.
Случилось восстание, и Ермаков, как и все, вынужден был участвовать в нем. И хотя и был избран на командную должность, но все время старался как можно более уменьшить ужасы восстания. Очень и очень многие могут засвидетельствовать то, что остались живы только благодаря Ермакову.
Ермаков сказал, что если вы позволите расстреливать пленных, то порубаю и вас как собак, на это есть суд, который будет разбираться, а наше дело только доставлять коменданту. Восстание вообще носило характер стихийный. Как лошадь, когда ее взнуздают в первый раз — первое движение ринуться вперед и все порвать, так и в Верхне-Донском округе слишком непривычными показались мероприятия советской власти, и народ взбунтовался и только после довольно крупных мер убедился в пользе действий соввласти.
Советская же власть, видно, так и поняла Верхне-Донское восстание 1919 года и объявила полное за него прощение. Руководствуясь этим прощением власти, граждане села Базки и сочли нужным обратиться к власти со своим отзывом о Ермакове. Да к тому же Ермаков в германскую войну заслужил урядничество за исключительно старательную службу. При изгнании белых сдался в плен Красной Армии добровольно, участвовал с красными в походе на Варшаву, имел отличие за свою лихую службу и был зачислен в комсостав.
Конечно, соввласть может найти за таковым преступление и судить его по закону, но со своей стороны граждане высказывают о нем свое мнение, как о честном, добросовестном хлеборобе и рабочем, не боящемся никакого черного труда».
К делу эту бумагу подшили, но хода ей не дали. Ермаков не сдается и объявляет голодовку! Раз так хочется, то голодай, решил следователь и перевел его в одиночную камеру.
Справедливости ради надо сказать, что у следователя были свои трудности: обвинение Ермакову было предъявлено лишь как участнику восстания, но проходил он по одному делу с участниками казни подтелковцев. Одним из главных фигурантов этого дела был есаул Сенин, арестовать которого удалось лишь через семь лет. Самое странное, что этот человек стал прообразом другого шолоховского героя, а именно есаула Половцева из «Поднятой целины». В 1930-м его приговорили к расстрелу как руководителя контрреволюционной организации, причем припомнили Сенину и то, что «он принимал активное участие в окружении и ликвидации красногвардейского отряда Кривошлыкова и Подтелкова, а также командовал группой расстрела».
Как бы то ни было, но следователь сумел вычленить дело Ермакова из всех других, и вскоре Харлампию было предъявлено обвинительное заключение. Вот что там, в частности, говорится:
«В 1919 году, в момент перехода Красной Армии в наступление, когда перевес в борьбе клонился на сторону войск Советской России, в тылу Красной Армии вспыхнуло восстание. Во главе восставших стал есаул Ермаков Харлампий, к нему присоединились активные контрреволюционные деятели, начавшие под благосклонным руководством своего командира с небывалой жестокостью расправляться с представителями советской власти и даже просто с сочувствующими…
Путем восстания в означенном районе соввласть была свергнута, после чего есаул Ермаков начальствование передал генералу Секретову, ставленнику Деникина. Участники восстания влились в ряды белой армии и были там до момента захвата их в плен при разгроме добровольческой армии Деникина.
Принимая во внимание все вышеизложенное, постановили: Ермакова Харлампия Васильевича, 32 лет, казака станицы Вешенской Донского округа, грамотного, беспартийного, предать суду».
Судя по всему, до суда еще было время — и следователь продолжал допросы. Так в деле появились «Дополнительные показания» Ермакова, которые он дал в январе 1924 года.
«Ввиду ограниченности времени при допросе меня 18.1. с. г., вами не были заданы некоторые вопросы, на которые я желал бы ответить, как могущий осветить дело по предъявленному мне обвинению, предусмотренному статьей 58 УК. Предъявленное мне обвинение как организатору восстания Верхне-Донского округа не может быть применено ко мне, не говоря уже о том, что вообще я не могу быть противником советской власти. Уже потому, что я добровольно вступил в ряды Красной Армии в январе месяце 1918 года в отряд Подтелкова.
С указанным отрядом участвовал в боях против белогвардейских отрядов полковника Чернецова и атамана Каледина и выбыл из строя вследствие ранения под станицей Александровой. А главное, в то время, когда уже было восстание в Верхне-Донском округе, был заведующим артиллерийским складом 15-й Инзинской дивизии, то есть в нескольких верстах от станицы Казанской и Мигулинской.
Я также не мог быть там и еще организатором, так как по прибытии домой после ранения в отряде Подтелкова я был избран тогда же председателем волисполкома станицы Вешенской, с каковой должности был арестован с приходом белых войск, как активно сочувствующий советской власти».
Суда не было, допросы прекратились, и вообще дело потихоньку разваливалось. Понимая это, старший следователь Максимовский вышел с представлением в Донской областной суд о замене содержания Ермакова под стражей на свободную жизнь дома, но под личное поручительство достаточно авторитетных людей. Поручители нашлись — и Харлампия выпустили на волю.
