Людей, не успевших эвакуироваться, зверски убили. Китайцы уничтожали коров, свиней, кур. Отбросы валяются повсюду. Перед уходом враг заминировал все дороги и проходы, ворота и двери домов…»

И так далее, страница за страницей.

Вскоре мы все увидели собственными глазами.

Поскольку не было ясно, освобожден ли от врага Лаокай, мы с переводчиком Фам Ку-анг Винем приняли решение двигаться к Фолу, городку с 5 тысячами жителей, расположенному на шоссе номер 7, а оттуда, переправившись через Красную, попытаться, если не напрямую, то по боковым проселкам, как можно ближе выйти к двигавшемуся на север фронту.

Прибыв в Фолу, вначале я даже не сообразил, что мы уже в этом городке, находящемся в 34 километрах от границы. Города не было. Я вышел из машины на бывшей центральной улице, затянутой черной гарью. Несколько ополченцев тянули по рельсам железной дороги, пересекающей Фолу, вагонетку с лежавшими на ней грудой китайскими обезвреженными минами. Рельсы на многие километры были иззубрены взрывами динамитных зарядов.

На набережной реки Красной наши шаги гулко отдавались на булыжной мостовой, вокруг которой тоже ничего не было, если не считать гор щебня и пепла. Уцелели голубятня на задворках да ворота с надписью «Объединение по производству электромеханических приборов». Вот и все, что осталось от оживленного городка, стоящего на пересечении шоссейных, речных и железнодорожных путей. Уничтожено было все: административные здания, библиотека — истерзанные книги валялись по всему кварталу, жилые строения. Словно издеваясь, оккупанты оставили нетронутыми легкие хижины из бамбуковой дранки, мазанки, стоящие неподалеку от паромной переправы.

— Взрывали захватчики не торопясь, расчетливо, — рассказывал член парткома Фолуского уезда Нгуен Ким Да, встретившийся нам в группе ополченцев-минеров. На побледневшем лице его выделялись влажные, глубоко запавшие глаза. Он едва поднимал фиолетовые набухшие веки. — Сделано все, чтобы предельно затруднить будущие восстановительные работы. Могли ли мы спокойно смотреть на так называемый «отвод китайских войск»? Заходили вражеским колоннам с флангов и с тыла и били агрессора, как только могли…

13 марта, когда китайцы, покидая Фолу, переправлялись на противоположный берег реки Красной, разведчики насчитали у них около 75 носилок. Китайское командование издало строжайший приказ по своим войскам: все убитые в форме НОАК, вся поврежденная боевая техника с иероглифами «чжунго чжицзао» — «сделано в Китае» — должны любой ценой вывозиться на китайскую территорию.

Нгуен Ким Да назвал нам имена комсомолки, уничтожившей пять китайских солдат, отца и сына, которые вылавливали вражеских лазутчиков. Обоих мы увидели на пароме, перевозившем наш УАЗ, Паромщики ловко управлялись с маломощным подвесным мотором. Орудуя длинной дейдвудной трубой, словно шестом, они исхитрились причалить на противоположном берегу не так уж далеко от взорванного причала. Снесло нас метров на триста. У моториста и его сына поблескивали на гимнастерках новенькие ордена.

В заречье пошли поля, истыканные воронками, заваленные искромсанной боевой техникой, трупами буйволов, холмиками еще не оформленных братских могил вьетнамских воинов. Вздыбился грузовик БелАЗ, завязший задним мостом в трясине рисового поля. Резина па передних колесах горела, несло вонючей гарью. Попался мотоцикл Ижевского завода, раскатанный танком в лепешку. Затем мы нырнули на каменное русло ручья у взорванного моста и въехали на территорию полыхавшего рисового элеватора. Запах горящего зерна дурманил. Это был главный продовольственный склад уезда Баотханг.

Вместе с минерами мы обходили груды загубленного продовольствия. Первые ополченцы, начавшие было спасать гибнущее зерно, тушить пожар, подорвались на минных ловушках. И теперь саперы никого пе подпускали к элеватору. Сами оттаскивали в сторону, что могли…

Поистине мертвую зону проезжали мы вслед за наступавшими вьетнамскими частями. Пустые, обезлюдевшие, сожженные деревни, эвкалиптовые и бамбуковые рощицы, «сбритые» по верхушкам снарядами на протяжении многих километров.

— Захватчики нанесли огромный ущерб, — сказал встреченный у элеватора член народного комитета провинции Хоангльеншон Нгуен Нгок Бить. — Китайцы уничтожили буквально все: электростанцию, цементный завод, консервную фабрику, предприятие по производству технических масел, десятки мастерских, госхозов, кооперативов и ферм. Полностью растащено или уничтожено оборудование на апатитовом руднике Камдыонг…

В этот город мы въехали в середине дня, и на первый взгляд он показался уцелевшим. Водитель Нюан старательно вел машину строго посредине разбитой танковыми гусеницами дороги. По бокам то и дело мелькало: «Не съезжать — мины!» Слегка тронутые взрывами, с треснувшими стенами, чуть покосившиеся стояли трех- и четырехэтажные дома новостроек. Хлопни посильнее дверью подъезда — и дом, едва держащийся на каркасе, рухнет. В этом заключался специально рассчитанный, издевательский замысел команд подрывников-китайцев.

Рудодробильная и горно-обогатительная фабрики, а также предприятие по производству карбида кальция, один из главных промышленных объектов вьетнамского приграничного севера, оказались взорванными. От железнодорожной станции Гокда, через которую апатит отгружали в главные рисопроизводящие области СРВ, остались искореженные металлоконструкции. Сползшие до земли крыши зданий, груды перекопанного грунта. Платформа Лангпеп, в нескольких километрах дальше, — в таком же состоянии.

Мост через реку Кок был продавлен в середине, вода заливала скрученные взрывом в спираль рельсы.

Возле быстрой и чистой, текущей с гор реки Кок мы сделали короткий привал. Чуть ниже по течению ополченцы варили рисовый кулеш, от которого тянуло горьковатым пресным дымком. Чтобы помыться, я ушел еще ниже по берегу, и, когда проходил мимо солдатского табора, оказавшийся там уже знакомый Нгуен Ким Да из Фолу помахал рукой. Он и его ребята приехали разбирать руины, чтобы спасти из техники то, что еще возможно было спасти на апатитовом руднике. Куда там! Китайцы увезли все, что поддавалось демонтажу, — от болтов и гаек до оцинкованных кровельных листов и металлических стропил. Увезли даже мешки, приготовленные для фосфорных удобрений, и металлическую обшивку взорванного экскаватора.

Камдыонгский апатитовый комбинат играл важную роль в снабжении удобрениями вьетнамского сельского хозяйства. Разрушив его, Пекин снова показал свою бесчеловечную сущность и лицемерие. Ненависть, бессильная ярость клики, развалившей собственную экономику в результате маоистских экспериментов, проявились в этом шаге с вопиющей очевидностью.

На крутом склоне, у развалин фармацевтической фабрики, километрах в четырех от границы, мы встретили необычный обоз. Впрягшись в связанное лыком ярмо по трое-четверо, пожилые мужчины и женщины тянули телеги, на которых, сбившись в кучки, сидели притихшие детишки. Помогли им подтолкнуть повозки наверх. Отирая пот, сморщенный старичок, оборванный и босой, поблагодарил нас от имени всех.

— Я — Фам Ван Бак, — сказал он. — Член кооперативного предприятия по пошиву готовой одежды, портной. Получаю пенсию как раненый ветеран войны — участник первого, антифранцузского сопротивления. В семье моей семь человек. Мы жили в поселке Коит-хань общины Куангкием. Агрессоры, застав нас врасплох, угнали на китайскую территорию. Возвращаемся впятером, двух старших сыновей — восемнадцатилетнего Хая и двадцатилетнего Хунга — китайцы все еще задерживают…

— Зачем?

— Не знаю…

(Узнали через несколько дней. Китайцы заранее бросали в тюрьмы побольше молодых вьетнамцев, чтобы обменять их на попавших в плен своих. Молодежи им, правда, так и не хватило. Возвращали под видом пленных даже 70-летних стариков. Но об этом — позже.)

В те часы поступали противоречивые сведения о положении в Лаокае, куда мы хотели попасть. Гражданские власти сообщили, что уход китайцев из этого города начался во второй половине дня 13 марта. Ополченцы, отходившие в тыл на отдых, говорили, что в город они вступили 11 марта. Но шло уже 14-е, а о возможности въехать в город пока не было речи.