– Некоторые авторы в России высказывают мнение, что Сталин умер неестественным путем, ему «помогли». Что вы думаете по этому поводу?
– Теоретически в таком государстве, как СССР, при том режиме это было возможно. Однако конкретной информацией по данному поводу я не обладаю.
– «МОССАД» имел отношение к смерти Сталина?
– Ни в коем случае. Я категорически отрицаю какую-либо связь «МОССАДа» со смертью Сталина. Я также категорически отрицаю контакты нашей спецслужбы с отдельными членами Политбюро того времени и их женами. Тогда проникнуть в окружение Сталина, в Кремль, было все равно что совершить полет на Марс. Абсолютно невозможно!
– Одна из самых знаменитых операций «МОССАДа» – похищение Адольфа Эйхмана. Как родился замысел этой акции?
– С того времени, как я возглавил «МОССАД» в 1952 году, я сразу же поставил в качестве приоритетной задачи поимку нацистских преступников, виновных в уничтожении евреев в Европе. Мы определили, кто из виновных был еще жив. Основная верхушка нацистов была уничтожена. Остались лишь Эйхман и Менгеле. Мы сконцентрировали наши усилия по установлению местоположения этих двух нацистов. Их искали по всему миру много лет, но безрезультатно. И вдруг совершенно неожиданно главный прокурор земли Гессен (ФРГ) доктор Фриц Бауэр, по согласованию с премьер-министром этой земли, передал нам данные о том, что Эйхман жив и находится в Аргентине. После проверки данной информации выяснилось, что она соответствует действительности. Тогда мы провели операцию по его поимке и переправке в Израиль. Я возглавил ее лично и разработал все технические детали. Наши действия были санкционированы премьер-министром Израиля. После проведения судебного процесса Эйхман был казнен.
– Какая дата считается официальной в отсчете истории «МОССАДа»?
– Наша спецслужба образована в 1951 году. «МОССАД» был создан по инициативе Реувена Шилоаха. Я сменил его в 1952 году и возглавлял спецслужбу на протяжении 15 лет.
– Существовали ли какие-то государственные акты, регламентирующие деятельность «МОССАДа»? На основании какой нормативной базы действовала израильская разведка?
– Только сейчас, в 1999 году, разрабатывается кодекс законов, в соответствии с которым должен действовать «МОССАД». Тогда этого не было.
– Но у вас были внутренние инструкции, определяющие структуру разведки, подчиненность, правила проведения операций?
– Конечно, мы действовали по определенным правилам. Но у «МОССАДа» не было жесткой структуры. Все определялось мною лично. Сотрудники разведки действовали в соответствии с моими указаниями.
– Были ли проблемы с финансированием?
– Если они вдруг возникали, я обращался к премьер-министру и получал все необходимое для разведки.
– Вы ощущали себя руководителем могущественной секретной службы?
– Я никогда не переоценивал возможности нашей организации. И в том же духе старался воспитывать своих подчиненных. Мы существуем только для того, чтобы обеспечивать безопасность Государства Израиль и его народа. Особой гордости я не ощущал. Когда о нас писали, что «МОССАД» – лучшая спецслужба мира, я всегда говорил своим подчиненным: да, мы хорошая разведка, но не самая лучшая.
– Сильной стороной «МОССАДа» всегда была агентура. На каких принципах строилась работа с ней?
– Во главу угла ставились безопасность агента и сохранение его жизни. Разумеется, учитывалась и материальная сторона дела.
– У вашей разведки существуют архивы?
– Разумеется. На каждого агента есть специальное досье. Дело заводилось и на каждую разведоперацию.
– Вы ощущаете себя живой легендой?
– Некоторым образом да. Например, когда сажусь в такси, а водитель мне говорит: я вас знаю. С этим ничего нельзя поделать. Создание и становление «МОССАДа» – главное дело моей жизни.
– Вы согласовывали нашу встречу и интервью с руководством «МОССАДа»?
– Нет. Я свободный человек, который живет в демократической стране. К тому же я знаю, о чем можно говорить, а что до сих пор остается государственной тайной.
Источник: Коротченко И. «МОССАД» – главное дело моей жизни» // Независимое военное обозрение. 1999. 30 сентября.
Приложение 3
Интервью экс-директора «МОССАДа» Меира Амита журналисту газеты «Известия» Давиду Маркишу
«МОССАД» в переводе с иврита означает «служба». Со времени своего возникновения более полувека тому назад «МОССАД» возглавляли люди, чьи имена, пока они исполняли свои служебные обязанности, были строго засекречены. Это правило было отменено по той причине, что в мире разведки рано или поздно «вычисляли» столь тщательно скрываемые в Израиле имена, тайна переставала быть тайной, после каждой операции «МОССАДа» газеты всего мира писали об Иссаре Хареле, Меире Амите и других руководителях внешней разведки. Но Израиль продолжал молчать: «генерал Икс, генерал Игрек…» Наконец догадались, что без ущерба можно снять гриф высшей секретности с того, что известно «по секрету всему свету».
Меир Амит возглавил внешнюю разведку в 1963 году и руководил ею почти до конца десятилетия. Как принято говорить в подобных случаях, «о многом еще не пришло время рассказать». Но разговор о Меире Амите, его взглядах на мир и на свою профессию сам по себе интересен.
– Люди вашего времени и вашего калибра, как правило, не были уроженцами страны – всеми правдами и неправдами они эмигрировали в подмандатную Палестину в 20-е годы, преимущественно из России и с Украины, и уже здесь началась их деятельность в рядах еврейских подпольных военных формирований. Составляете ли вы исключение из правила?
– Мои родители приехали сюда в 20-м году с Украины. Год спустя в сельскохозяйственном поселении на берегу Генисаретского озера родился я. Я знаю немало языков, а вот русским, к сожалению, не владею: в семье говорили только на иврите. Мы все считали, что евреи, вернувшиеся на историческую родину, должны говорить на своем языке.
– А фамилия? В те времена многие, добравшись до Палестины, меняли старые фамилии на новые, то есть на старые – библейские…
– Мы – Слуцкие. Под этой фамилией мои родители жили на Украине. Моя мать осталась Слуцкой, а я стал Амитом, когда подрос и шестнадцатилетним парнем ушел в подпольную еврейскую армию.
– Тогда позвольте задать вопрос, ответ на который интересует многих и в Израиле, и в России. Ходили слухи, что известный советский поэт Борис Слуцкий – ваш близкий родственник.
– Близкий родственник! Да он мой двоюродный брат! У меня есть несколько его книг, я знаю, что он занимал видное место в советской литературе. Он прошел войну, был комиссаром, а его брат Фима был полковником Красной Армии. Но лично я с ним не был знаком, мы никогда не встречались.
– Вы знали, что у вас есть двоюродный брат в Советском Союзе. А знал ли Борис Абрамович Слуцкий о том, что его родственник – командир израильского «МОССАДа»?
– Ну конечно! Что за вопрос… Моя мать в 64-м году была в СССР, встречалась с Абрамом – отцом Бориса и Фимы. Русские знали, кто она такая. Когда она пришла в советское посольство за визой, ее спросили: «Как же так, вы – Слуцкая, а ваш сын Меир Амит?» Мама была встревожена, сомневалась – ехать или не ехать: ведь в КГБ знали, кто она такая. А я ей сказал: «Езжай! То, что они знают, – гарантия твоей безопасности». Но Борис и Фима не пришли к ней повидаться, они все же испугались. Можно их понять.
– За родство с Меиром Амитом в Советском Союзе можно было сесть, и надолго. Борис Слуцкий не пострадал. Как вы думаете, почему?
– Ну, во-первых, всезнайство КГБ было несколько преувеличено. Может, они и не докопались до Бориса. Но как разведчик, я принимаю худшую версию: докопались, знали. Борис, надо отдать ему должное, умел держать рот на замке. Обо мне он молчал как рыба – и правильно делал. Если бы он заговорил, его судьба могла бы сложиться иначе. Он молчал, и КГБ его не трогал.