Перегрелся, устал… может, проголодался — вот и хочет освежиться перед обедом.

Наконец Джексон появился в дверях ванной, и Ребекка снова забыла обо всем на свете. Кожа его была еще влажной, в руках он держал рабочую рубашку, а на себя надел чистую… синюю — под цвет глаз.

— Собрался куда-то? — небрежно сказала она, вручая ему чек. Ребекка очень надеялась, что вопрос действительно прозвучал небрежно и она не выдала своего любопытства.

Джексон приостановился, мельком посмотрел на чек, перевел взгляд на Ребекку и слегка улыбнулся ей. Этот взгляд она будет хранить в памяти до понедельника… Потом Джексон, видимо, вспомнил о своих делах, и опять между ними встала стена отчуждения.

— Да… собрался.

Ребекка ждала продолжения, но Джексон умолк. И тут наконец взыграла ее гордость. Он не желает объяснять, куда едет? Что ж, этот удар она как-нибудь перенесет. Ребекка вскинула подбородок и расправила плечи:

— Ну тогда желаю тебе приятного путешествия. До понедельника!.. — — И отвернулась, чтобы он не увидел ее лица.

У Джексона упало сердце. Он видел, как Ребекка напряженно выпрямилась, да и голос ее звучал подчеркнуто безразлично… Ясное дело: он сильно обидел ее.

«Черт побери, Ребекка. Ну, как я могу рассказать тебе о своей сестре? Ведь тогда ты и обо мне узнаешь слишком много…»

А вслух он сказал:

— Передай Питу привет от меня.

Она резко повернулась. В глазах ее блестели готовые брызнуть слезы, но на губах порхала беспечная улыбка.

— Конечно, передам. Он будет рад услышать, что ты помнишь о нем.

Джексон кивнул… и ушел.

Когда рев «харлея» затих, Ребекка перевернула табличку на дверях той стороной, где было написано «Закрыто», поплелась в свой кабинет и разрыдалась там.

Но почему же, с какой стати? Она не знала. Просто слишком много всего накопилось в душе и сейчас вот прорвалось. Вдоволь наплакавшись, Ребекка обошла все комнаты, проверила, заперты ли окна и двери, выключила кондиционеры и свет.

А потом, держа в руке сумочку с деньгами, направилась к пикапу. Прежде чем ехать к Питу, надо принять ванну, перекусить… и привести в порядок мысли.

Над раскаленным шоссе висела знойная дымка, переливаясь и мерцая всеми цветами радуги. Джексон гнал «харлея» во весь опор, словно пытаясь сбежать от терзавших его демонов. Но как бы стремительно ни мчался мотоцикл, скрыться от самого себя и от своих мыслей не удавалось. Ну почему мы не познакомились с Ребеккой раньше, когда я был другим? Увы, судьба не баловала Джексона ответами на подобные вопросы — ни сейчас, ни много лет назад.

Внезапно огромный восемнадцатиколесный грузовик, появившийся невесть откуда, просвистел на бешеной скорости мимо Джексона, словно тот не ехал, а стоял на месте. Воздушный поток, оставленный этой громадиной, сотряс мотоцикл, и только мастерство Джексона позволило ему удержать равновесие. Грузовик, едва не ставший причиной аварии, благополучно унесся вдаль, а Джексон притормозил и, съехав на обочину дороги, остановился.

Вдоль шоссе тянулся ряд деревьев. Джексон загнал в тень свой мотоцикл, и его вдруг оглушила поразительная тишина. Сердце еще бешено колотилось, в ушах по-прежнему раздавался грохот мотора. Он сел на траву и, привалившись спиной к дереву, подумал, что опять — в который уже раз заглянул в лицо смерти, Джексон потер пальцами виски. Нет, так нельзя, надо срочно взять себя в руки! Ведь от него зависит судьба Молли. И он не вправе допустить, чтобы безнадежная страсть к женщине помешала его главной задаче.

Да, можно приказывать себе что угодно, а в жизни все получается куда сложнее… Джексон закрыл глаза, неторопливо перевел дыхание и напомнил себе, что обходился же он в тюрьме без женщин целых пятнадцать лет. Значит, остается только настроить мозги на прежний лад. Как говорится: «С глаз долой — из сердца вон» — и все будет в порядке!

— И на луну выть не придется, — пробормотал он.

Джексон не скоро пришел в себя. Очнувшись наконец от своих мыслей, он вдруг встрепенулся и нервно посмотрел на часы. Так, домечтался! Через три часа, даже меньше, приют «Азалия» закроется для посетителей. Он вскочил на ноги и вывел мотоцикл на шоссе. «Харлей» ожил мгновенно и рванулся вперед, как норовистый конь.

— Готов ты к встрече, Майкл Фрэнко, или нет, но я уже еду…

Не прошло и получаса, как он затормозил у ворот больницы. Здесь творилось нечто необычное: автостоянка была забита машинами, а на парадной лужайке толпились люди.

— Что там происходит? — спросил Джексон охранника.

— Что-то вроде пикничка, — ответил тот. — Хорошо, знаете ли, закусить арбузом на лужайке, попить лимонада в тенечке под деревом. Сегодня первая суббота месяца… семейный день. А вы разве не поэтому приехали?

У Джексона сжалось сердце. Семейный день? Бедная Молли!.. Сколько же таких семейных дней ей пришлось пережить в одиночестве? И сколько еще предстоит, пока врач наконец позволит ему повидаться с сестрой.

— Позвоните, пожалуйста, доктору Фрэнко и узнайте, можно ли войти Джексону Рулу. Я не предупреждал, что приеду, — уныло сгорбившись, попросил он.

Охранник взялся за телефон, а Джексон поставил свой мотоцикл у сторожки и побрел к воротам, чтобы еще раз взглянуть на веселую компанию за оградой.

Он снова почувствовал себя изгоем: опять ему приходится со стороны, через решетку, наблюдать за бьющей ключом жизнью. Правда, эти люди находятся взаперти, а он волен делать все, что душе угодно. Но для чего нужна свобода, если ты одинок?

— Мистер Рул, доктор Фрэнко просит вас подождать здесь. Он сейчас приедет за вами.

Джексон пожал плечами. Как бы там ни было, ему все равно нужно поговорить с врачом. Так хочется услышать что-то обнадеживающее! Пусть доктор хотя бы произнесет имя сестры, подтвердит, что Молли реальна и существует не только в воспоминаниях Джексона.

Спустя несколько минут психиатр подкатил к воротам в тележке для игры в гольф.

— А вот и доктор Фрэнко! — сказал охранник. — Мотоцикл можете оставить здесь — я за ним присмотрю.

Джексон кивнул, с нетерпением поглядывая на доктора. Когда тот приблизился, Джексон забрался в тележку и сел рядом. Фрэнко так широко улыбался, что напряжение Джексона немного спало.

— Добро пожаловать! — добродушно сказал психиатр. — Рад, что вы приехали.

У Джексона екнуло сердце. Неужели его ждут добрые вести?

— Как дела у Молли? Ей лучше? Она уже вышла из…

— Всему свое время, приятель, всему свое время! — усмехнулся Фрэнко. И, развернув работающую на батарейках тележку, покатил обратно к лечебнице. — Да, по-моему, ей лучше. Рецидив, о котором мы недавно говорили, почти прошел. Похоже, что Молли снова воспрянула духом.

— Так я смогу увидеть ее?

Фрэнко нахмурился. Поравнявшись с толпой на лужайке, доктор свернул на тропинку, где народу было поменьше.

— Давайте-ка зайдем с черного хода сегодня. Хорошо?

Джексон растерялся. Значит, Фрэнко не хочет пока устраивать свидание, а из этого следует только одно…

— Вы считаете, что еще рано, да?

Тележка остановилась у пешеходной дорожки,

— Вот сюда, — сказал Фрэнко и жестом пригласил Джексона следовать за ним. После удушающей жары прохладный воздух в помещении показался особенно приятным.

— А не жарковато ли сегодня для пикника?

— Да, — засмеялся Фрэнко, — но дом у нас слишком маленький, чтобы принять такую уйму людей. Так что… либо на улице, либо вообще ничего. Самые заботливые родственники предпочитают перетерпеть неудобства, но не пропускать встречу.

— А как же те, к кому никто не приезжает? Уловив виноватые нотки в голосе Джексона, Фрэнко ласково похлопал его по руке.

— Большинство пациентов толком не понимают, кто чей родственник. Все они так радуются при виде новых лиц, что в каком-то смысле у нас тут возникает одна большая семья.

Они углубились в лабиринт коридоров и наконец оказались возле кабинета доктора Фрэнко. Джексон внушал себе, что все хорошо: ведь Молли все равно не может отличить родных от посторонних. Но при мысли, что сестра до такой степени не в себе, ему едва не стало дурно.