Большинство этих людей незадолго до освобождения Польши советскими войсками были вывезены на территорию Советского Союза из немецкого тыла, где они принимали участие в движении Сопротивления оккупантам, находясь в отрядах Армии Людовой, которые сотрудничали с нашими разведывательными подразделениями. Командиры последних И.Н.Банов и Н.А.Матеюк организовали переправу польских деятелей на «большую землю». Первоначально планировалось после соответствующей подготовки выбросить их с разведывательными задачами в западные районы Польши. Но в последующем планы кардинально изменились. Поляки-партизаны примкнули к Болеславу Беруту, Ванде Василевской, Зигмунду Берлингу и другим деятелям из Союза польских патриотов, вошедшего 22 июля 1944 года во Временное польское правительство.
23 июля войска 1-го Белорусского фронта вошли в Люблин — крупный промышленный и административный центр Восточной Польши. Мы с подполковником Шепелевым в тот же день выехали туда с целью получения образцов немецких личных документов: пропусков, удостоверений, необходимых нам для засылки людей в тыл, а также опроса пленных и подбора нужных для разведки лиц.
Не доезжая двух километров до Люблина, мы нагнали колонну людей в арестантской одежде. Это были скорее тени, живые скелеты. Многих вели под руки более выносливые товарищи. Часть совсем ослабевших везли на повозках. Шли только что освобожденные советскими войсками узники концлагеря уничтожения Майданек, мимо которого мы проезжали. Несколько тысяч их немцы не успели уничтожить перед уходом, так стремительно наступали наши части, и этих полумертвых людей вели и везли в госпитали.
Мы заехали в лагерь. Немецкие фабрики уничтожения людей были достаточно известны к этому времени. Но то, что мы увидели, буквально потрясло нас, успевших за время войны повидать многое.
Еще теплые печи-крематории с недогоревшими трупами. Почва вокруг печей была покрыта пеплом и крошкой из раздробленных костей миллионов сожженных людей; газовые камеры, наполненные трупами; склады с горами обуви различных размеров — от детской до солдатской; сотни спрессованных тюков из женских волос. И всюду трупы — в бараках, «лазарете», на площади для построений и экзекуций. Палачи не успели замести свои следы и скрыть преступления, творившиеся в течение нескольких лет. Всего, как говорили местные жители, в Майданеке было уничтожено около 1,5 миллиона поляков, русских, евреев, чехов, французов и представителей других национальностей. Шесть охранников-эсэсовцев удалось захватить в плен. Их передали для суда представителям Войска Польского. Открытое судебное разбирательство над убийцами тысяч беззащитных жертв состоялось через короткий промежуток времени в люблинском Доме жолнежа (солдата). Нам довелось присутствовать на этом процессе.
Ненависть жителей Люблина к лагерной администрации была так сильна, что для конвоирования эсэсовцев из тюремного замка на суд потребовалось наряжать целую роту солдат, которые вынуждены были стрелять в воздух, чтобы удержать собравшуюся толпу от самосуда. Гнев люблинцев был понятен. Почти каждая семья в городе имела родственников, погибших в Майданеке. Рассказывали, что при выводе заключенных на непосильные работы многие падали от изнеможения. Их пристреливали или забивали прикладами. Вместо убитых для пополнения убыли по пути хватали первых попавшихся поляков и включали в колонну узников, не обращая внимания на то, что у задержанных имелись установленные немецкими властями документы. Аргумент был один: «Все поляки — преступники и враги Великой Германии. Чем скорее они будут уничтожены, тем лучше».
Суд над палачами из Майданека продолжался несколько дней и вскрыл чудовищную картину планомерного массового уничтожения людей не только в этом лагере, но и в ряде других мест на оккупированной немцами территории и собственно в Германии. Один из подсудимых, пожилой шарфюрер[12] ранее принимал участие в уничтожении многих тысяч евреев в Киеве. На вопрос прокурора, были ли в числе убитых женщины, дети и старики, охранник отвечал утвердительно, но, по его мнению, все они являлись неполноценными людьми и представляли опасность для «третьего рейха».
Возглавляя оперативную группу в Польше,
В. Никольский пользовался мандатом польских властей
Как было установлено, каждый из подсудимых лично уничтожил многие сотни заключенных в большинстве случаев не по приказу, а по собственной инициативе. Их топили в бассейне, заталкивая вилами под воду, использовали в качестве мишеней, травили собаками, убивали дубинками. Каждый охранник был вправе казнить и миловать, но последним правом никто из этих извергов не пользовался.
Волнующими были выступления свидетелей обвинения — бывших заключенных лагеря, освобожденных буквально за несколько минут до смерти. Один из них за день до прибытия наших войск, не вынеся ужасов лагерного существования, пытался покончить жизнь самоубийством, перерезав горло заточенным куском железа. Но у него не хватило сил и он лишь нанес себе страшную рану. Товарищи спрятали его в лазарете до освобождения. Жизнь этого человека была спасена, и он присутствовал на суде. Говорить несчастный не мог, но один вид его красноречиво свидетельствовал не только против шести обвиняемых, но и против всей системы фашистского изуверства.
Суд приговорил всех палачей к повешению. Один из приговоренных сумел покончить собою в тюрьме. Остальные были вздернуты публично на площади для экзекуций в Майданеке.
К месту казни собралось несколько сотен тысяч жителей окрестных городов и сел. И когда солдат Войска Польского надел стоявшим на грузовой автомашине преступникам петли на шеи и грузовик медленно отъехал, оставив их извиваться в предсмертных конвульсиях, раздались бурные аплодисменты. Зрители кричали «ура!», бросали вверх шапки. Люди приветствовали справедливое возмездие.
Личный состав нашей оперативной группы упорно, не покладая рук трудился над выполнением своих задач. Все понимали, что победа над опаснейшим врагом близка. И каждому из нас хотелось внести в ее достижение свою лепту. Однако конечные итоги главного направления нашей деятельности не оправдали надежд командования. Еще до окончания войны нам стало известно, что почти все наши разведывательно-диверсионные группы были уничтожены противником вскоре после приземления. Сбылись наши худшие опасения, высказывавшиеся в свое время руководству. Посылка относительно большого числа групп из советских людей, не знающих немецкого языка, являлась фактически авантюрой. Наши спецподразделения были слишком малочисленны, чтобы защитить себя и вести разведку боем, и слишком велики для маскировки и укрытия в искусственно насажденных аккуратных лесах Западной Польши и Восточной Пруссии. Широкие просеки, разветвленная система лесных объездчиков, совершенные средства связи с телефонами не только в квартирах, но и на дорогах, покрывающих густой сетью всю страну, давали возможность по малейшему сигналу любого немца о появлении советских парашютистов направлять моторизованные карательные отряды полицейских и эсэсовцев с собаками в любой пункт, где могли скрываться наши люди. В таких облавах зачастую принимали участие все немцы, способные носить оружие. Проводилась так называемая «хазенягд» — «охота на зайцев», где в качестве зайцев выступали или бежавшие из лагерей военнопленные, или обнаружившие себя наши разведчики.
Если на советской территории, за редкими исключениями, любой местный житель был союзником в борьбе с врагом, от которого можно было получить нужную информацию, помощь и содействие или по крайней мере рассчитывать на благожелательный нейтралитет, то в Германии местные жители почти все без исключения сами были врагами, пытавшимися не за страх, а за совесть помочь властям в борьбе с русскими. На своей земле каждый советский человек от ребенка до глубокого старика готов был поделиться с разведчиком последним куском хлеба, укрыть его, предостеречь от опасности. В сердце гитлеровского рейха почти каждый житель был врагом, и опасаться нужно было всех, включая детей.
