После ночных слез и раздумий я была пасмурной. От долгих переживаний устаешь и раскисаешь. Конечно, раньше чем войти к начальнику, я оглядела себя и подтянулась. А он, как опытный командир, хоть и видел, что стою перед ним молодцом, что-то такое подметил и покачал головой:

— Вольно, Евдокимова! Садитесь и слушайте…

Начальник оперативного отдела Крымского штаба партизанского движения Георгий Леонидович Северский вызывал меня впервые. Я его, конечно, знала, знакома не была, но видела. Он обращал на себя внимание яркой молодостью лица, чеканностью шага, замечательной выправкой. Ему, верно, было лет тридцать, но даже на мой взгляд, при том, что он занимал такой пост, в нем, как ни в ком другом из командиров, чувствовались легкость и пружинистость; его даже встречать на улице было приятно, он излучал силу и жизнерадостность.

И вот я у него в кабинете. Он мне предложил сесть. Я, хоть и села, свободно перед ним чувствовать себя не могла. Потому как была самим его вызовом подготовлена к тому, что речь пойдет о новом вылете. Я увидела перед собой на стене карту Крымского полуострова — линии, стрелы, черточки, кружки…

Я сидела. Северский передо мной вышагивал.

— Вот какое дело, товарищ сержант… Такое дело, что приказом не обойдешься… Уже три недели, как мы выбросили в Крым, а точнее, в горный лес между Джанкоем и Керчью… Впрочем, там ни гор больших, ни настоящих лесов нет, партизанские силы находятся почти в беспрерывном движении. Да, так вот, в тот район для связи с партизанами был выброшен небезызвестный вам радист-разведчик, весьма опытный и ловкий парнишка, Александр Зайцев. И… понимаете, какая штука — сведений от него мы и поныне не имеем. Связь нужна. Необходима связь с партизанами этого района. А ее нет. Раньше была, но скоро месяц, как пропала. Что там у них случилось?.. Может быть, просто нет питания для рации, сели батареи. Хочется думать, что дело только в этом. А Зайцев… Зайцев не дает о себе знать…

— Неужели погиб?.. — вырвалось у меня.

Северский поморщился. И правда, разве можно знать: погиб ли, ранен ли, попал ли в плен? Принято надеяться на лучшее.

Подполковник продолжал:

— Зайцева мы выбросили одного. Без проводников и даже без опорных точек.

…Никогда еще со мной ни один командир так долго и обстоятельно не говорил. Я вся напряглась. Стараюсь угадать, чего он добивается. Думаю, сейчас скажет: хотим выбросить вас, как и Зайцева, без точных координат, в надежде на авось и на ваше умение. Я именно этого ждала, понимала, что ничего хуже быть не может. Буду болтаться в неведомом краю одна-одинешенька. От этого стало страшно, а чтобы преодолеть страх, я тут же воскликнула:

— Разве я когда отказывалась!..

Он мне договорить не дал. Велел слушать внимательно.

— Речь вот о чем. Есть один майор… В дальнейшем вы его будете именовать товарищ Зубр. Он предложил выбросить группу парашютистов, сам же ее подготовил из молодых ребят. И хотя Восточный Крым, куда надо лететь, он знает плохо, никто лучше его не умеет ориентироваться в подобных условиях. Радистом мы намеревались послать с ним Дарью Федоренко, но сочли нужным направить ее в район, куда предполагалось выбросить вас. По вине оператора вы задержались. Тогда решили было остановиться на кандидатуре Максимова, однако он в тылу врага еще не бывал… Майору нужен радист-разведчик с репутацией, опытный, решительный… В случае чего на него вся надежда…

Северский замолчал. Видно, ждал, что я стану говорить. Мне как бойцу полагалось бы вскочить и браво взять под козырек: «Служу Советскому Союзу!» Этим я показала бы строевую выучку. Но по глазам подполковника я видела — он добивается другого. Моего мнения, что ли?

Подымаю руку:

— Разрешите вопрос?.. Вот вы сказали, что майор Зубр, который нас поведет, обстановку знает недостаточно. А я тем более — в Крыму никогда не была. На кого и на что мы будем опираться?

— А на кого вы, Евдокимова, опирались в Нальчике?

— Знала и всем сердцем чувствовала — наступает Красная Армия. В ней была надежда и повседневная поддержка. Кроме того, контактировалась с местным населением, ощущала братскую помощь…

Я старалась как на экзамене.

— Д-да… — сказал подполковник. — Плохо разведчику без поддержки. В Крыму, куда полетит десант, нашего наступления пока не предвидится. Слышите: п о к а. Задача в том и состоит, чтобы подготовить наступление, облегчить его, ослабить противника. Что у нас имеется? Подробные карты, свежие данные аэрофотосъемки. Со всем этим мы вас познакомим. Но раньше надо решить, по силам ли нам подобная боевая разведка… на два фронта. Нет опытных людей. Вы понимаете, товарищ Евдокимова?..

— Какие два фронта? — вырвалось у меня.

— Два фронта вот какие. Часть группы должна, может быть даже с боем, углубиться в лес, чтобы отыскать партизан. Туда пойдут минеры-подрывники. Если партизан не найдут, придется им самостоятельно совершить ряд диверсий на железной дороге Джанкой — Керчь или на феодосийском ответвлении… Задача второй части группы — выйти на скальный выступ к берегу Черного моря, найти и зафиксировать точные координаты подземной крепости… Это не обычная крепость, а надежно замаскированная в карстовых пещерах крупная артиллерийская часть, выдвинутая к береговой кромке и оснащенная мощными дальнобойными орудиями против наших военных кораблей. — Подполковник стал водить указкой по карте. — Смотрите, это район Семь Колодезей — самый узкий перешеек менаду Черным и Азовским морями. Примерно сюда выбросим десант…

…Кто-то рывком открыл дверь кабинета; вошел плотный, крепко сбитый военный лет сорока. Молча пожал руку Северскому, остановился против меня, посмотрел в глаза:

— Чижик? Так, что ли? — А сам все смотрит, смотрит, испытывает. Белки глаз у него с красноватыми прожилками.

Я вскочила:

— Сержант Евдокимова…

— Это я как раз знаю: и то, что Евдокимова, и то, что Чижик, и то, что считаешься везучей. С нами-то полетишь? Имей в виду — ребята молодые, хоть и хорошо обученные, но в настоящих переделках еще не были. Большей частью минеры, но и стреляют дай бог.

Мне майор понравился своей откровенностью и силой. Было понятно, почему взял себе псевдоним Зубр. А может, и не сам — нарекло начальство. Все равно ему такое прозвище было и к лицу и к фигуре…

— Ну что? Решилась? Полетишь?

— Полечу! — сказала я.

Когда вышли на улицу, майор Зубр повторил:

— О тебе говорят — ты везучая. Берем это дело на вооружение. Ребятам, которых я отобрал, известно, что именно по этой причине старался тебя заполучить. Подымаю твой авторитет. Кроме того, учти: сегодня шестое, вылет произведем завтра, в ночь на восьмое марта, и ты у нас в Женский день будешь как ангел-хранитель. Договорились?

Я рассмеялась. Этот майор, чернявый, плотно сбитый, широкоплечий, был похож на циркача. Отвечаю ему:

— Над Нальчиком я в сочельник летала, как ведьма. Теперь вы меня зачисляете в ангелы. Разрешите, останусь Чижиком?

Он кивнул. Немного помолчал, потом говорит:

— Сейчас познакомлю тебя с моими хлопцами. Держи нос на вздержку!

Входим во двор какого-то дома отдыха. Тут, оказывается, эти парни нас ждут. С ними ни старшины, ни сержанта. Сидят на ступеньках крыльца, до обеда осталось пятнадцать минут, прикидывают, наверно: отпустят к сроку или придется есть холодную кашу? Вскочили перед майором. Он с ходу начал речь:

— Мечта ваша исполнилась, поздравляю! Командование «Школы» доверяет вам и мне важнейшую операцию…

Майор говорит, а я вижу — крепкие ребята, хорошо стоят. Особо высоких нет, да и не положено отбирать в разведчики слишком высоких. Предпочтителен средний рост. Ребята, конечно, поглядывают на меня. Тот цыганистый парень, который в столовой умудрился мне подмигнуть, видит, что я его разглядываю, и кривит губы.

Рядом с ним маленький, рыжий, лицо усыпано веснушками, глаза ярко-голубые. Этот, поймав мой взгляд, покраснел, будто школьница.

Еще одного я приметила. Бутуз. Его небось мама пирожками откармливала. Но выражение сознательное. Такие ищут глаза учителя и чуть что — тянут руку: вызовите меня. Еще минута — и лица смешались. От напряжения устала, опустила глаза.