Николай Алексеевич Медведев:
Баку был очень многонациональным, дружным городом. Но когда началась сумгаитская резня, все пошло вверх дном. Власти немедленно обратились к войскам, к органам безопасности. Решили послать туда самых надёжных — в том числе и по линии спецслужб. КГБ Азербайджана работало; тем не менее был сформирован временный Особый отдел, скомплектованный из числа офицеров военной контрразведки.
Мы попали в самое пекло — вошли в Сумгаит прямо в день резни. Наш батальон курсантов Каспийского училища вошел в Сумгаит прямо в пик событий. Без оружия!
Баграт Рафаэлович Князчан:
Началось с того, что два «ишака» — армянин и азербайджанец — подрались и азербайджанец был убит. Случилось это на границе Нагорного Карабаха и Агдамского района. Пролилась кровь — ответом стал сумгаитский погром. Там арматурные заточки (мы знали даже, на каких заводах их делали) раздавались сотнями. Убивали людей по спискам, по адресам. Выбрасывали с верхних этажей, стаскивали в кучи, обливали бензином и сжигали. XV век!.. У меня в НЗ на складе были черенки от БСЛ — большой саперной лопаты, больше 20 тысяч черенков. Из Москвы приказ: оружие не применять! Герман сказал, чтобы я выдал курсантам эти черенки — хоть чем-то защищаться!.. В Сумгаит отбыли офицеры и курсанты — человек триста, снимали и часть экипажей с кораблей флотилии. Моя задача была — организовать походные кухни, питание. Я-то приезжал-уезжал, а Герман там находился с первого дня. Весь его аппарат Особого отдела там побывал. Такую ораву сразу успокоить — где там!.. Много было в толпе «нашахоров» (анашистов) — у них глаза на лбу и абсолютный беспросвет во взоре!..
Сумгаит сумели усмирить: 4-я армия, стоявшая в Баку, пришла туда с техникой — это уже серьезно. Народный фронт потребовал: войска пусть остаются, но БТРы уберите и уберите этих «чёрных» — моряков то есть. Морячки наши и курсанты там себя показали с наилучшей стороны, действовали жёстко и решительно.
Капитан 1-го ранга Я. Я.:
Вся ответственность за наведение порядка в Сумгаите легла на Германа Алексеевича, все указания поступали от него. Мы ввели комендантский час, на БТРах разъезжали по городу, проводили зачистки, проверяли документы. Впечатление от всего этого жуткое. Ну, этот негодяй зарубил армянина, своего соседа, мне как оперативнику надо было его взять и доказать его вину, документально оформить его признание. И это — в той ситуации, когда весь город пылал. Нормально мыслящий человек может это хотя бы представить?..
Нам и войти туда было непросто: везде на въезде стояли блок-посты, возникшие стихийно, — давить их, что ли?.. Обыкновенные люди, обезумевшие только. Но мы всё-таки вошли в город. А кушать-то хочется! И Герман лично, на своей машине начальника Особого отдела Каспийской флотилии, привозил нам еду. Загрузит термосы с горячей пищей, хлеба побольше — и к нам. Мог бы и приказать — было кому приказать. Нет, ехал сам!
Тогда еще присутствие военных само по себе было отрезвляющим фактором. Но весь взбаламученный город разом не отрезвишь. До прихода войск мы находились в Сумгаите четверо суток.
Патрулируем. Схватили мародёров или насильников, свезли их в одно место, задокументировали, провели фильтрацию — выяснили личности, их адреса, передали сведения в МВД Азербайджана, отпустили. Потом снова ловили этих же подонков… Там многое покупалось-продавалось, против чего мы были бессильны.
Примерно за год до этого мы прогнозировали эти события — в привязке к Нагорному Карабаху. Мог быть не обязательно Сумгаит. Но почему полыхнул именно он? Это самый промышленный город в Азербайджане, там плохая экологическая обстановка, промышленность в основном химическая. Туда выезжали люди, отсидевшие в тюрьмах и лишенные прописки в других регионах республики. Бывшие зэки — основная масса населения. То есть питательная среда уже существовала. Тем не менее для меня это был шок, как для человека, исповедующего братские чувства к любому другому народу: люди, которые вчера еще сидели за одним столом, вместе справляли праздники, дни рождения, обнимались при встрече, вдруг сцепились так, что одни начали убивать других — тех, кого вчера ещё при встрече обнимали и говорили ласковые слова.
Николай М., участник событий:
В Сумгаите всё было страшно. Многотысячная толпа на главной городской площади между Дворцом культуры и зданием горкома партии бурлила и не собиралась расходиться. В тесных дворах откупоривались бочки со старым вином.
Одновременно группы обкурившихся анашой людей шастали по дворам, пока вдали от центра, выспрашивали, где живут армяне. Уже случалось, что выламывали двери, врывались в квартиры, грабили, насиловали, убивали.
У нас были автоматы и по 20 холостых патронов. Наш капитан предупредил, чтобы и ими стреляли только в воздух и только в случае крайней необходимости. Главное наше оружие — дубинки и локоть друга. Самолет наш приземлился в местности с некавказским названием Насосная. Загрузились в автобусы, а водителей нет: сбежали вместе с ключами. Ждём. Наконец какой-то начальник принимает решение:
— У кого есть водительские права — за руль. Зажигание замкнуть напрямую. Я отвечаю.
Едва въехали в город — остановились. Улицу запрудила толпа, не пропускает. Первый автобус сигналил-сигналил, потом медленно тронулся, надеясь раздвинуть толпу…
Началось так: кто-то первым кинул булыжник в ветровое стекло нашего автобуса, третьего в колонне. И понеслось! Толпа плотно обступила автобусы и давай бить окна, стараясь руками, железками дотянуться до нас.
Это, наверное, и есть крайний случай.
Я дергаю затвор и даю короткую очередь над головами. Мгновенно отхлынули, остолбенев. Мы быстро выгрузились и начали оттеснять толпу.
Вдруг позади что-то грохнуло стеклянно и обдало жаром. Я оглянулся — наш автобус изнутри горит.
Потом я видел их зажигательные «гранаты» — изымали при обысках. Наполненный бензином 250-граммовый пузырек с делениями — моя сестра такие в детской молочной кухне получала — заткнут пробкой, залитой лаком. К пузырьку изолентой примотан небольшой, сантиметров десять, кусочек шахтного бикфордова шнура. Но были и пол-литровые бутылки, и «огнетушители» из-под шампанского. Словом, встретить нас готовились основательно.
…Первым упал Сашка из Кургана. Стоял в цепи рядом со мной. Я даже не понял, что с ним случилось. Лицо его стало белым, белее мела, и застыло какой-то неподвижной маской. Только рот широко открыт и хрипло хватает воздух. И помочь не могу! Орущая толпа, готовая растерзать, стоит вплотную. Мы чуть сдвинулись, закрыв его цепью, и начали давить на толпу. Потом еще двое ребят из моего взвода упали. И тут в толпе кто-то крикнул:
— Да у них холостые патроны! Бей их, гадов!
Нас то есть. Стало очень серьезно. Дубинки оказались лишь помехой, болтались на тесьме. Мы теперь спасали себя сами: отбивались прикладами автоматов, ногами, тычками стволов в оскаленные физиономии.
Нас оттеснили. Мы уходили, унося раненых ребят.
Потом выяснилось, что «демонстранты» были вооружены кусками заточенной арматурной стали и проинструктированы. Они всаживали свои заточки снизу вверх, под обрез бронежилета, едва лишь появлялась такая возможность. За два дня наш полк потерял 96 человек ранеными. Слава Богу, убитых не было…
Толпа зверела, чувствуя не столько свою силу, сколько безнаказанность. Зверела, зная, что у нас холостые, да и те кончились… Зверела, зная, что в сумгаитской милиции только один милиционер — армянин, который на дверях горисполкома стоит.
Может быть, главное, что мы сделали, — это отвлекли злобу толпы на себя. Об армянах вроде забыли. Нас же — всего полк безоружных солдат на громадный взбесившийся город.
Генерал-лейтенант Краев, армейский начальник штаба Южного направления ЗакВО, которого после введения военного положения назначили военным комендантом города, увидев развитие событий, взял ответственность на себя… И очень сильно нам помогли братишки из Каспийской флотилии, которых тоже бросили в Сумгаит. Действовали чётко, решительно, погромщики их боялись и прозвали «чёрной смертью» — прямо как немцы наших моряков во время войны.