Чем может грозить нормальному человеку назначение на пост министра внутренних дел, Сергей Степашин понимал прекрасно. МВД не просто министерство, это — воюющее министерство. Пожалуй, оно в силовом блоке, если не считать МЧС, несмотря на все сложности своего существования, сохранило бойцовские качества.

Обстановка в стране усложнялась с каждым годом. Стали преобладать тяжкие и особо тяжкие преступления. Разгул терроризма стал превышать все мыслимые нормы. Убийства, расстрелы бизнесменов, политиков, криминальные разборки не позволяли расслабиться ни на минуту. После устранения на «чеченском» фронте Российской армии милиция и внутренние войска оказались на первом плане отражения агрессии со стороны Ичкерии.

Но, несмотря на это, смута нынешнего времени затрагивала и МВД. Пусть в меньшей степени, чем иные правоохранительные органы, но… Быть министром внутренних дел — все равно что идти по трясине. Чем больше дергаешься, тем больше засасывает. «И уж не встать, и не попасть в анналы, и даже павшим славы не сыскать…» — писал поэт Городницкий.

На смену милиционеру Виктору Ерину пришел военный Анатолий Куликов. Пришел со своими установками и определенной предубежденностью в отношении милиции. На руководящие посты вместе с ним пришли офицеры и генералы внутренних войск. Но с преступностью нельзя воевать по карте. Какими бы талантливыми, смелыми и мужественными ни были его соратники, но опыта работы в правоохранительной системе у них было мало, если не сказать, что не было вообще. Вместе с ними в стены на Житной вошли армейские традиции. Сам Анатолий Куликов многого не мог понять. Не мог адаптироваться к полугражданскому ведомству, не мог понять, почему его появление в министерстве не оглашается зычной командой «министерство, смирно!», почему дежурные приемной не надевают китель, почему… Таких почему было много. И тем не менее он уверенно постигал науку милицейского ремесла. Впрочем, его больше интересовали проблемы криминала, смежные с политикой, — зоны риска. Как военный, он шел напролом, делая все более жесткие заявления. Как отмечал впоследствии редактор газеты «Завтра» Александр Проханов, «Анатолий Куликов — человек, у которого руки по локоть в крови. Но мы (патриоты) готовы принять его в свои ряды только за его решительные заявления в отношении войны до победного конца в Чечне, национализацию банков и за ненависть к олигархам».

Скорее всего, повышенный интерес к политике и нелюбовь к олигархам его и сгубили. Это было очевидно для всех и неожиданно для него. Его обида была искренней. И было от чего. На погонах красовалось четыре большие звезды — генерала армии. Только недавно к портфелю министра прибавился чемодан вице-премьера. Расширился горизонт, появились новые рычаги влияния. Он всерьез решил создать жесткую вертикаль оперативно-розыскной работы, взяв на себя основные координирующие функции всех силовых ведомств. Для многих это показалось возвратом к указу о создании МБВД, а потому явлением опасным. Его поддерживал президент, у него были неплохие отношения с председателем правительства. Все рухнуло вместе с правительством. Президент сделал очередной «сильный ход»… В списке фамилий министров внутренних дел России, укрепленном рядом с приемной, напротив фамилии Анатолия Куликова появилась вторая дата — 1998 год.

Как и отправленный в 1991 году в отставку директор Агентства федеральной безопасности Виктор Иваненко, Куликов счел себя оскорбленным в лучших чувствах. Но в отличие от того, не раз повторявшего афоризм «революция пожирает своих детей», Куликов утверждал, что нашему Отечеству сегодня не нужны преданные люди. Он не понял, что для новой политической элиты важна не преданность Отечеству, а важна преданность Семье. К отставке Куликова люди отнеслись по-разному. Его оппоненты ликовали — ушел в историю очередной ястреб. Симпатизировавшие недоумевали. Патриоты ликовали от другого — Ельцин в очередной раз проявил свои антигосударственные настроения, показал свою зависимость от олигархов. Милиционеры, пожав плечами, их же и расправили, в надежде, что по принципу эволюции на смену военному все-таки министерство возглавит милиционер. Что большая политика, от которой страдает дело борьбы с преступностью, перестанет быть политикой министерства.

Проходящие перманентные реформы высших эшелонов в меньшей степени касались низовых звеньев, а потому психологическая устойчивость работающих там была достаточно высока. Следовательно, фундамент был устойчив и надежен. Более того, отношение в обществе к МВД несколько изменилось. Да, милицию ругали, да, работой ее были многие недовольны, но альтернативы не было. Именно в милицию шли люди со своими бедами и невзгодами. Да и куда идти?

Стать министром внутренних дел Степашин и не мечтал, и не желал.

«Я пребывал в хорошем расположении, шла активная работа по реформе Министерства юстиции, многое получалось. Получалось неплохо… Но совершенно неожиданно (я приехал на день рождения к бывшему министру юстиции Теребилову) меня разыскивают через спецкоммутатор и приглашают в Кремль.

Там меня принял глава администрации президента Валентин Юмашев, и начал на первый взгляд странный разговор:

— Кого бы вы видели министром внутренних дел?

Я назвал Владимира Васильева — заместителя министра.

Юмашев поморщился и совершенно неожиданно перевел разговор в иное русло. Мне было заявлено, что с Борисом Николаевичем эта тема предварительно обсуждалась, и было поручено передать его предложение возглавить МВД. Это было и неожиданно, и в некоторой степени нелепо. Я сказал, что и года не проработал министром юстиции, только начало получаться, что это интересная работа… Идти на МВД я не хотел совершенно искренне, ведь есть достойные люди и в самом министерстве, а дергать человека с должности на должность — это не дело. Юмашев выслушал мои аргументы и обещал передать их президенту, который примет окончательное решение. Разговор был в субботу, а в понедельник я проводил коллегию в министерстве юстиции и около 11 часов поступило сообщение, что меня срочно вызывает Ельцин.

Накануне мне звонил Черномырдин, видимо, он знал об этом предварительном решении:

— Сергей, не отказывайся.

У меня с Черномырдиным всегда были добрые отношения, я ему верил и к его мнению прислушивался.

В приемной меня ждал Юмашев, который сообщил, что Борис Николаевич принял решение, поэтому, если я вздумаю отказаться, должен иметь в виду, что решение будет прежним.

Ельцин меня принял очень тепло, достаточно лестно отозвался о работе министерства юстиции, мы вспомнили Чечню, поговорили о других проблемах. Был хороший разговор, но затем президент подвел итог. Он сказал, что с учетом опыта моей работы в Минюсте, в аппарате правительства, он полагает, что мне нужно возглавить министерство внутренних дел. Я снова изложил свою точку зрения, что желательно было бы мне поработать еще года два министром юстиции. Мне искренне хотелось, чтобы Министерство юстиции приобрело ту значимость, то звучание, которое во всех странах мира имеет одно из главных ведомств.

Президент прервал:

— Все правильно, но сегодня нам важнее МВД, и это мое решение.

Возражать было бессмысленно — я военный человек… В тот же день был подписан указ, и в этот же день мы с Юмашевым прибыли в МВД, собрали коллегию.

Юмашев зачитал указ, просил «любить и жаловать».

В этот же день я, уже в должности министра, встретился со всеми заместителями. Новых коллег я знал давно. Они приняли меня удивительно спокойно, тем более что особой революции я делать не собирался. У меня была идея, которую я сразу изложил, суть которой была проста. Для МВД основная задача — бороться с преступностью, предупреждать ее, а потому основную составляющую должны представлять профессионалы чисто милицейского свойства, уйти от войсковой составляющей, которая в последнее время стал преобладающей. Структура должна быть более оперативной, более подвижной… Была предпринята попытка изменить функции ГАИ, хотя точное по сути новое название было многими воспринято неоднозначно. Но именно безопасность движения, по моему мнению, являлась главной задачей для инспекторов дорожного движения… Требовалось серьезное переосмысление и задач внутренних войск — самой острой с точки зрения задач структуре МВД».