Английский морской штаб убедился, рассказывает адмирал Кризи, что гидролокатор, на который возлагали столько надежд в тридцатые годы, для обнаружения подводной лодки в надводном положении оказался почти бесполезным; что крохотный силуэт подводной лодки, особенно если она находилась в позиционном положении, обнаружить человеческим глазом ночью почти никогда не удается; что 130-сантиметровый радиолокатор на малых кораблях, предназначенный для обнаружения надводных целей, оказался куда менее эффективным, чем ожидали; что фактически для борьбы с подводными лодками важное значение имели только два средства: радиопеленгатор, особенно если им оснащались эскортные корабли, и эскортный самолет, который принуждал подводную лодку погружаться и, следовательно, терять контакт с конвоем.
Еще зимой 1940/41 года мы знали, продолжает адмирал Кризи, что новую тактику подводных лодок (на первых порах она застала нас врасплох) можно преодолеть, если у нас будет достаточное количество подготовленных эскортных кораблей и самолетов авиации берегового командования; однако должно было пройти немало времени, прежде чем мы получили бы эти силы и средства. Поэтому единственной мерой борьбы с подводными лодками пока оставалось уклонение конвоев от опасных районов. В этом и заключалась круглосуточная работа людей в комнатах 8 и 12 в цитадели. Что же представляли собой эти комнаты и чем занимались работавшие в них сотрудники?
Попасть в комнату Уинна было куда более трудным делом, чем, скажем, в комнату 39. Вы должны были постучать, подождать ответа и заявить, что вам, собственно, нужно. Войдя в комнату, вы могли сначала подумать, что это большая бильярдная с несколькими столами и снующими вокруг них людьми. Освещение над большим столом в средней части комнаты не выключалось ни днем ни ночью; на нем находилась карта Северной Атлантики. Множество воткнутых в карту булавок и натянутых между ними эластичных нитей показывали, где уже шли или где должны будут пройти те или иные конвои и суда. В любой момент на карте регистрировались этапы перехода больших караванов судов, доставлявших в Англию продукты питания, сырье, военные материалы или вывозивших из Англии на заморские театры продукцию ее фабрик и заводов. На этой же карте прокладывались длинные маршруты немецких подводных лодок, выходивших из портов Балтийского моря или Бискайского залива, чтобы искать и атаковать эти караваны судов.
На карте Северной Атлантики отмечали карандашом место, время и дату самых различных событий: обнаружение, передачу радиограмм, потопление, запеленгованные места работающих радиостанций — все, что тем или иным образом указывало на нахождение в данном районе немецких подводных лодок. Красными дугами, проведенными из точек, в которых находились базы авиации берегового командования, на карте был показан радиус действия патрульных самолетов, осуществлявших поиск и уничтожение подводных лодок.
Подводные лодки наносились на карту соответствующими символами, дополнявшими запись о пройденном лодками пути, которая производилась на основании поступавшей информации. Каждому источнику информации соответствовал прикалываемый к карте флажок определенного цвета: красный — место, определенное радиопеленгованием; белый — обнаружение или уверенный контакт техническими средствами; синий — надежные данные радиоразведки и т. п. Другими флажками обозначали конвои и силы охранения, время атаки и потопления судов, маршруты полетов наших патрульных самолетов и самолетов противника, возможную схему развертывания лодок той или иной волчьей стаи и другие данные.
На стенах комнаты были развешаны графики потоплений и строительства новых подводных лодок, а на одном из столов у стены — карты с системой координат немецкого военно-морского флота, в соответствии с которой все моря и океаны были разделены на множество квадратов, обозначаемых цифрами и буквами алфавита. Для непосвященного посетителя общий вид и обстановка в этой секретной комнате ни о чем не говорили. То, что было ясно для, самое большее, трех офицеров, представлялось другим неразберихой и путаницей.
К 12.00 каждого дня данные о движении лодок обобщались и включались в ежедневную сводку для рассылки адресатам по списку. То же самое происходило в комнате Холла, где в сводку включались данные о местоположении конвоев для последующего нанесения их на карту обстановки, которую вели в кабинете премьер-министра. Один раз в неделю во время ночного дежурства офицеры переносили всю обстановку на чистую карту, причем старались делать это очень тщательно, так как Уинн несомненно заметил бы любую ошибку или неточность.
Большую часть рабочего дня Уинн или его заместитель проводили у этого центрального стола с картой. Они прокладывали курсы подводных лодок и конвоев, измеряли дистанции, рассчитывали вместе с Холлом курсы отклонения из опасных районов для того или иного конвоя или одиночного судна, готовились к «неизбежному бою конвоя через несколько часов» (иногда Уинн предсказывал вероятность атаки конвоя подводными лодками за несколько дней до того, как она фактически происходила) или обдумывали на несколько дней вперед — какое влияние окажет на наши планы и развертывание сил вероятное появление немецких подводных лодок в районе намного южнее Азорских островов, у мыса Доброй Надежды или в водах Вест-Индии.
В комнату 8 поступал нескончаемый поток фактов: срочные донесения на телетайпной ленте; донесения-молнии со станции «X», которая перехватывала радиограммы и анализировала радиообмен различных схем связи противника; пеленги на работавшие радиостанции противника со станций «Y», а вслед за ними и определенные по этим пеленгам места тех или иных объектов; донесения с эскортных кораблей, установивших контакт с немецкими лодками в районах за тысячи миль от адмиралтейства; донесения об обстановке из штабов округа западных подходов, Ливерпульского района и других морских командований, установивших тот или иной контакт с противником; информация из оперативного поста управления торгового судоходства о выходе и прибытии конвоев; выдержки из захваченных документов; подробные отчеты о допросах немецких военнопленных подводников и многие другие данные.
Данные всех этих источников позволяли следить за основными этапами «жизни и деятельности» каждой подводной лодки. Когда новая подводная лодка впервые появлялась в водах Балтики с целью прохождения испытаний и отработки экипажей, ее номер и другие данные иногда становились известными в результате перехвата и дешифрования радиообмена между эскортными кораблями, местными береговыми штабами и плавучими маяками в бухтах или в открытом море; как правило, для радиообмена в этих случаях использовались шифры малой надежности. Немцы должны были хорошо знать, что все эти переговоры перехватывались нашими станциями «Y» и передавались для обработки на станцию «X». Здесь радиограммы дешифровывались и передавались по телетайпу в оперативно-информационный центр, где заводилось «досье» на еще одну подводную лодку противника и ее командира.
Такой же процесс продолжался и тогда, когда подводная лодка, сопровождаемая эскортными кораблями, выходила из Балтики в Северное море в свое первое боевое плавание, когда она прибывала в базы на норвежском побережье или в Бискайском заливе или когда возвращалась в базы на побережье Германии. Такие фрагменты вполне надежной информации в дальнейшем позволяли делать вполне обоснованные предположения о месте нахождения той или иной подводной лодки. Если, например, подводная лодка проходила в какой-то день через пролив Бельт, то через определенное время следовало ожидать, что по прибытии в зону патрулирования она даст соответствующую радиограмму. На основании этих данных можно было делать заключение о скорости хода лодки данного типа, о дальности плавания, о длительности периодов боевого патрулирования, отдыха, пополнении запасов и т. п.
Нам были известны характерные черты тех или иных радиограмм подводных лодок. Мы могли, например, отличить радиограммы, которыми лодки доносили в штабы об обнаружении конвоев или сообщали об условиях погоды в районе патрулирования, или длинные радиограммы (хотя расшифровать их, как правило, не удавалось) о полученных повреждениях. Мы знали также о средней продолжительности боевого патрулирования лодки: она не могла оставаться в море более месяца, а если получала повреждения или расходовала свои торпеды, то период патрулирования соответственно сокращался. Любая подводная лодка могла возвратиться в базу только по одному из трех путей: в Бискайский залив, между Исландией и Фарерскими островами и по прибрежным норвежским фарватерам в Балтику; наблюдение же за этими путями патрульными кораблями и авиацией непрерывно усиливалось и совершенствовалось. Объем накопленных данных и возможность на основе этих данных делать предположения достигли такого уровня, что к 1942 году пост слежения за подводными лодками был способен прослеживать все этапы жизни и деятельности подавляющей части немецких подводных кораблей.