Когда все закончилось, и В. Востротин вернулся в модуль, посмотрел на него и понял, что вопросы можно будет задавать только завтра. Неожиданно Валера спросил: «У тебя спирт есть?» Никогда и ничего подобного от него не слышал. Сходил в свою комнату за флягой. Выпили молча.

Посмотрел на этого солдата полчаса назад. Здесь у нас киногруппа, и они воспылали желанием снять интервью с этим предателем. Схема поведения этого слизняка и мотивы, как по-писаному. Издевался один сержант, решил напугать, ушел, да и попал к «духам». Нет, говорит, обращались хорошо. Нет, оружие против своих бы не поднял. Смотришь на эту тряпку и не знаешь, что это, полное безволие или умный, расчетливый поступок. Уж лучше бы его пристрелили. Меньше бы людей жизнью рисковали, да и оружие бы «духам» с неба не свалилось. То оружие, из которого они нас потом убивать будут. Мразь. Не выдержал, ушел, не смог слушать его объяснения. Боюсь иногда своей прямолинейности. Вот белое, вот черное. Грань, вот же она, неужели вы не видите? Дипломат из меня никудышный. Излишне категоричен. Но зато, вроде, и не подводит в жизни моя линия. Знаю, что ценю, знаю, что люблю. Знаю где остановиться, знаю где предел поступка. Наверное, чересчур все же рационален. Беда? Достоинство? Кто объяснит. Чужое мнение? Сейчас, в моем возрасте, наверное, уже и не существенно.

Собирались сворачиваться завтра. Вдруг в час дня команда на уход в Баграм. Что тут идти от Мирбачакота? Прошли за 2,5 часа. А завтра в 5.00 снова на работу в тот же район, да с другой стороны. Пойдет Ш. Тюктеев. А я на отдых. Чтобы очень устал, не скажу. Волнений, динамики было несравненно меньше, чем на Лаландаре, и все же… Иногда однообразие и неподвижность действуют более угнетающе, чем волнение, бессонные ночи и пот. А еще хуже неопределенность, непоследовательность. Да, так да, нет, так нет. Вот и второй раз лично откомандовал полком на «боевых».

Под Карабагом кто-то потрудился и вырубил почти целиком единственный по всей дороге от Саланга до Кабула крошечный сосновый бор. Какие красавицы стояли: пушистые, мощные, раскидистые — чудо! Жулье, оно везде жулье. Нет хозяина, нет порядка. Вроде чего жалеть, когда кругом развалины, да еще и страна чужая, а все равно жаль. На этой земле, чтобы вообще дерево вырастить, надо столько труда вложить, а тут сосны. Кто-то сажал десятки лет назад, а разрушила грязная рука за минуты, да и в общем-то, за гроши.

Гепатит. В полку за две сотни больных. С «боевых» периодически отправляли заболевших. Набралось 18 человек. И спада, вроде, не предвидится. Вот напасть. А чего было ждать? Три месяца на «боевых». Пыль, грязь, вода не всегда кристальная, холод, жар.

Ночи стали холодные. Несколько ночей в будке спал под двумя одеялами и вдруг вспомнил, что в углу будки стоит печка. Летние еще предрассудки. За ночь сам три раза встану, протоплю и чувствую себя нормально. Под всполохи огня на стенах и потолке письма писал. С оказией сам получил письма из дома от маленькой и от Михаила. Новости не из приятных. Миша сломал ногу. Шестого октября снимают гипс. Мать натаскалась с ним на руках по лекарям. И сама простыла, просвистало на ветру. Письмо от Миши пришло одновременно с письмом от Людмилы. Ошибок множество. Запятая — вообще неизвестный знак. Одно сплошное предложение. Пройдет, конечно, будет больше читать книги, а со временем газеты и журналы, и зрительная память сработает, ухватит очертания слов и построение предложений. А может, и наоборот, не было бы этих ошибок, и не было бы детского, очаровательного по своему простодушию, послания. Одно предложение: «Пап пиши нам чаще мама волнуется понимаешь», и сразу хочется писать и отвечать, успокаивать. Ну а слова: «Сиул» и «алимпиада» — просто восторг.

Новости в мире: «Дискавери» запустили 29.9. Первый успешный запуск ракеты с ПЛА (подводная лодка атомная) из подводного положения провели китайцы. На Олимпиаде наши футболисты стали золотыми в финальной игре с Бразилией. На своем КП поставили «Шилялис» и, хотя и с помехами, но с утра до вечера смотрели репортажи из Сеула.

Пока мы были на «боевых», на трассе Кабул — Южный Саланг начал работать агитотряд. Устанавливают контакты с местными вожачками (так и пишу, вспомнив кинофильм «Оптимистическая трагедия» и смутное время), подписывают договоры. Цель — прекратить разорение колонн. В Хайратоне скопилось сто тысяч тонн грузов, которые афганские транспортные колонны отказываются перевозить, пока им не обеспечат безопасность.

Оказывается, и сено к корове ходит. Вот и мы слово держим. Сегодня передали «духам» пулемет СГМТ вместо тех, забракованных китайских автоматов. А что делать? Даже такой контакт обрывать нельзя. Может, и пригодится еще раз воды напиться.

Еще вчера казалось, что холод — это случайность, залетное. Но сегодня уже начинаешь понимать, что на носу зима. Как-то вдруг. Целый день бешеный, давно не виданный по напору, ветер. Тучи пыли. Ветер с севера, с Гиндукуша, чьи снежные шапки видны на горизонте, и оттуда дышат на нас холодом.

Командир дал согласие на мою поездку. Завтра-послезавтра пошлю с кем-нибудь паспорт за визой. А там — домой! День сумрачный. Только под глубокий вечер наконец дали свет, а так сидели при свече в комнате начальника ПО А. Греблюка. Полк на «боевых». Нас осталось немного. И тех из-за света, вернее, его отсутствия, не сумели накормить. Пришлось выдавать сухой паек. Как обычно, трудности в одиночку не ходят, звонок от Командующего с задачей держать батальон в получасовой готовности из-за сложной обстановки под Чарикаром и Джабаль-Уссараджем. А батальона, как такового, и нет. Наскребли по крупицам как людей, так и технику. Сидят в готовности. Допрыгаемся мы с этим выводом по этапам. Все силы вывели и теперь жалкими остатками затыкаем дыры. Ко всему, и поставки техники урезали так, как будто война закончилась. У нас в ротах осталось по четыре машины, и не дают больше. Даже не обещают. Людей в ротах чуть больше половины от штатной численности. Больные, раненые. Еще немного, и вообще некем будет отбиваться. Завозов и заготовок овощей на зиму тоже не делали. Уже сейчас в меню только два «деликатеса»: гречка и макароны. Редко рис. Смотреть не хочется.

Получил письмо от 28 сентября. Люда пишет, что Михаилу уже сняли гипс, и он два дня, как посещает школу. Все хорошо, что хорошо кончается.

Поставил новый телевизор «Панасоник» и теперь вполне прилично смотрю Кабул и Москву. Особенно интересно смотреть регулярные молитвы по афганскому телевидению.

В обед неожиданно появился Д. Веретенников. Легок на помине. Только на днях подумал, что пути-дороги после вывода войск из Панджшера разбежались. Ан нет. Получил свежие новости в отношении Саланга, где сейчас его зона ответственности. Рассказал, как «духи» трактуют экспроприацию. Один из главарей сказал: «Советская помощь идет для афганского народа, а не для Наджибуллы. А в Панджшере и других местах разве не народ живет?» Половинят машины с мукой и другим провиантом, и при этом еще и расписки дают. Но это Ахмад Шах, это ИОА. С ИПАшниками все по-прежнему. Их работу мы видели под Мирбачакотом. Со слов Константиныча, Панджшер обживается, и довольно быстро. Вернулись люди в Тавах, Заманкор, Кораву, Фирадж. В Рухе, где вообще жили одни мыши, теперь проживает до двухсот семей. Полностью восстановлена дорога, и теперь до Рухи добираются автобусы и такси. Трудно представить. Ново и отношение нашего высшего руководства, в частности, генерала армии В. И. Варенникова. Когда в августе 2-я пехотная дивизия РА полезла на Саланг и быстро получила по морде, Кабул стал провоцировать на вмешательство наши войска. Кое-кто в Москве стал клониться к размахиванию шашкой (вот откуда, судя по всему, настойчивое требование взять обратно Панджшер). Обстановку Константиныч лично докладывал В. Варенникову. Осмыслил перед этим все стороны проблемы, оценил риски озвучивания правды, да и выложил, что на Саланге установилась истинно народная власть. И, как ни странно, но В. Варенников выслушал и поддержал. Примечательно.