Для вышедших подразделений получился почти день отдыха. Как ни трудно было с водой, а умудрились организовать баню для 3-го пдб и разведроты. С рассветом 18-го снова пошли вперед, точно так же, как и до этого, последовательно обкладывая высоты по сторонам ущелья. Разведчики блокируют кишлак Мишихейль и пропускают рядом с ним 3-й батальон. Прикрыли надежно. Последовательно и настойчиво берем высоту за высотой, кишлак за кишлаком. Последние пустые. И вдруг докладывают, что в Хинджане женщины, дети, старики. Кто ж знал… а мы его долбили артиллерией! После этого в шутку прозвали Ш. Н. Ахметова подполковником Колли. На что он возразил, мол, один под международный трибунал не пойдет, а всех с собой потянет. Опять на ходу меняем задачи и отказываемся от минирования входа в ущелье, дороги и самого ущелья. Эти мины сами мирные жители, а не «духи» сняли бы своими ногами. Начинаем минировать места пусков и выходы к ним.

Н. Ивонник со своими людьми опять работает четко и делает даже невозможное.

В этот же день успеваем нашпиговать ущелье Авдара и тут же до темноты отвезти из опасного места людей под прикрытие блоков. Правда, уже в темноте. В это же время получаю донесение, что есть один раненый, слава Богу, последний за всю операцию. В чем-то и сам он виноват, плохо стреляет. Первым заметил «духа», первым взял на мушку, выстрелил и промахнулся. А «бородатый» успел в ответ, пока его не добили, огрызнуться огнем и осколками камня от пули побил парню лицо. Самое страшное — проникающее ранение глаза. Будет ли видеть? С утра раненого эвакуировали на КП, а оттуда уже на машинах сразу после перевязки отправили в Кабул. Летели как на «Формуле-1» и через полтора часа он был уже на операционном столе в Центральном госпитале. Потом два часа операции. Эвакуировали его с места боя на трофейном ишаке. На пленке есть кадр этого момента. Жаль, пока не проявил, не знаю, как получилось.

Отход провели четко и последовательно. По всем правилам военной науки выставлял промежуточные блоки и ставил участки заградительного артиллерийского огня. Но нас никто и не собирался накатывать. Видимо хватило предыдущей ночи, когда «духи» зашевелились под прикрытием темноты. Четверо подорвались на минах. Издали попытались обстрелять из ДШК один взвод, но быстро прекратили состязание с нашей артиллерией. Все-таки чувствуется разница между наемниками и местными бородачами. Не тот «задор». Последняя ночевка, и перед рассветом уходим домой. Расчет оправдался, опасное место проскакиваем без воздействия. «Духи» еще спят. Колонна идет слитно. Сказывается опыт людей и ответственность. Все предельно собраны. Делал скидку на темноту и на то, что движение в одну ниточку начинаем из разных районов, стекаясь и смешивая свои машины: тыл под прикрытием 3-го пдб; артиллерия под крылышком 2-го батальона; тылы, спецмашины. Но, на удивление, все прошло четко, без разрывов и остановок. До дома дошли за пять часов. Ну а здесь как принято: Знамя у входа. И гора с плеч. Все, отвоевали. Мой дебют удался. Ведь первый раз отвоевал, командуя полком от и до, сам, единолично.

Давно не было такого хорошего приподнятого настроения. Почти опьянение. Зато под вечер как-то вдруг навалилась усталость, рукой не пошевелить, и похожий на летаргический сон с видениями, взрывы! Тьфу, черт. Даже повечерил без аппетита, хотя завтракал на броне в «Теплом Стане» на короткой остановке куском сыра из банки, одним яйцом и половинкой крышки холодного чая из термоса пополам с пылью.

Сегодня 21-ое. Объявил выходной. Чистый, помытый, постиравшийся смотрю телевизор, листаю забытые газеты. По TV Олимпиада идет, а я только с возвращением вспомнил, что она и должна была начаться 18-го в Сеуле. С утра, в торжественном строю вручил ордена и медали всем, награжденным в последнем Указе. Выходной, так выходной. Праздник, так праздник.

Полк косит гепатит, да и не только полк. Весь Афган желтеет. Я испугался, что у нас под 70 человек, а меня «успокоили», что в других полках по 200–250 человек. Вот оказывается, мы и здесь «в выигрыше». Все знали это. Знали, что приносят каждый год сентябрь и октябрь, но в этом году что-то уж больно резво болезни взяли старт. Тут еще Тихонов (Псков, связист) пакость сделал. Точно помню, что на НП после него пил из общей кружки чай из термоса. Вот теперь будем ждать результат 40 дней. Не дай бог, и мне вращать желтыми белками. Тихонов-то на следующий день пожелтел и слег.

Практиковали ведь замену частот в ходе боевых действий. А забыл об этом. Пришлось давать команду: «Перекат-2», переход на ЗПЧ, в ходе работы, а можно было бы догадаться об этом между первым и вторым этапами. А не тогда, когда «духи» упорно сели на волну и стали глушить. Спасибо, люди опытные, через пять минут все были на новой частоте. Отстроились от помех и работали спокойно. Душки нас сразу не нашли. Хотя подозреваю, что это даже не «душки», а их «друзья» из Пакистана.

Где-то на третий день после занятия района с одного из блоков передали, что заметили передвижение человека в сторону КП. Отловили. Сидит чадо. Куртка из шинельного сукна, на рукаве, как у наемников, черно-красно-желтый флажок. На голове панджшерка, большая неимоверно. Худое лицо. Редкие волосенки на подбородке. Возраст лет 18. Вид тщедушный. На носу капля. Бормочет что-то непонятное. Переводчики ничего понять не могут. Вокруг сгрудились офицеры управления, всем интересно посмотреть на «душка». Начинаются гадания. Кто его знает, что за придурок. Ну, думаю, свалился на нашу голову. Что с ним делать, кормить надо, сторожить. И не пристрелишь уже, о нем доложено наверх. Дали банку тушенки, хлеб — умял, только ложка сверкала, и опять ни гу-гу. На ночь отдали его под присмотр разведчикам. Те парни крутые. Тут же связали ему руки и ноги и пропустили палку за спиной. Утром отправили в Кабул. Возвратился отвозивший его старший прапорщик Боль, привез бумагу честь по чести, расписку, с фамилией и печатью. Спрашиваю: «Что, они так сразу и вытянули из него все данные?» — «Да нет, знают его как облупленного. Год сидел в тюрьме за ведение разведки в пользу банды. Только недавно выпущен». Все сомнения прочь. Пришел паренек посмотреть, как у нас дела. Но, действительно, хорошо юродивым представляется.

Боль рассказал, что там же, в соседней камере видел солдата-литовца, который входил в группу Худаева. Одет был в форму лейтенанта, подготовлен для терактов. Отловили гада. Вытрясут из него сейчас, что знает, а потом отправят в Москву на дыбу. Условно, конечно. После того, как это было написано, съездил в госпиталь проведать Магомеда, который убедительно опроверг версию, что красные глаза не желтеют. Завалился с гепатитом. Мы теперь шутим, что если полковник, начальник инфекционного госпиталя слег, то что о нас грешных говорить. Разговорился там с его особистом. И он убежденно сказал, что изменнику ничего не будет. Наши выступили с заявлением, что всех прощают, а ко всему, его деятельность трудно доказать. Даже его собственные показания, оказывается, никакой юридической силы не имеют. Мы, по-моему, сделали уж чересчур большой шаг в «демократию».

Проверил телевизор «Панасоник». Работает отлично. Даже при моей антенне берет на первый канал Кабул. И все в цвете. Вообще непостижимо. Как же он будет показывать в городе, в Союзе? Теперь хоть нормальные цвета посмотрим в оставшейся жизни. Завтра приедет командир. Буду проситься съездить домой.

По возвращении получил письма из Свердловска и Куйбышева. Три от маленькой. В Пскове с 30 августа по 11 сентября побывал Александр. Сынуля совсем взрослый. Даже уже и зарабатывать начал. Для нас-то, что эти 350 рублей, а для него — целое событие. Отремонтировал все матери. Пишут, что он окреп, возмужал, стал серьезным и уверенным. Мужик. Даже уже матери наплел, что целовался. Это как курение. Детское самоутверждение. А может, и на самом деле было. Что странного? Все нормально. Да, тут уже не отцом, а дедом становиться впору.