Дело против Полларда вел судья Обри Робинсон. Министр обороны Уайнбергер в своем письме судье Робинсону отмечал: «Мне трудно представить больший ущерб интересам национальной безопасности, чем причиненный обвиняемым». 4 марта 1987 г. Поллард признал себя виновным и был приговорен к пожизненному тюремному заключению. В Израиле, с участием американского государственного обвинителя Джозефа Дидженова и адвоката госдепартамента Абрахама Софаер, была также проведена проверка утверждения того, что руководители государства не знали о наличии своего шпиона в американской разведке. Руководство этой работой было поручено директору «Шин Бет» Аврахаму Шалому — американцы считали его порядочным человеком. Расследование не отличалось глубиной: были допрошены несколько человек, имевших отношение к работе с Поллардом, но, например, вербовщик Авьем Селла даже не был упомянут. Две комиссии были созданы и в Израиле (от кнессета и кабинета министров). Сопредседателями назначили адвоката Иегуду Ротенстрейха, который выступал в качестве юрисконсульта разведсообщества, и бывшего начальника генштаба Цви Зура, который 20 лет курировал «Лакам», когда во главе этой службы стоял Биньямин Бламберг. Премьер-министр Шимон Перес, министр иностранных дел Ицхак Шамир и министр обороны Ицхак Рабин все обещали сотрудничать с парламентской комиссией Аббы Эбана. Комиссии разошлись в оценке степени осведомленности об операции. Количество и качество поступающего от «Лакам» материала не могли не заметить ни «Моссад», ни новый шеф «Амана» Ехуд Барак. Не могло не возникать вопроса о риске, связанном с этой операцией. Конечно, в системе разведывательных сообществ по возможности никогда не задают таких вопросов в отношении операций, проводимых другой службой. Раскрытие любых деталей нарушает принцип «компартментализации». Но все-таки существует один такой уровень комитет «Вараш», на котором первые лица, облеченные высшим доверием, обмениваются информацией. Это жизненно необходимо для сообщества и для страны. Не известно и вряд ли когда-нибудь вообще будет известно, что знали члены комитета «Вараш», хотя не знать ничего они просто не могли. Очень может быть, что четкого, ясного, обговоренного решения по этой операции не было принято.

Но есть ощущение направленных и координированных действий разведки по отношению к этой операции.

Элементарный логический анализ показывает: надо было операцию «дотянуть». Во-первых, провести с Джеем обязательную для всякого агента подготовку по вопросам конспирации и тактики. Поработать с таким перспективным источником могли и в Вашингтоне. Во-вторых, свести к минимуму вынос документов из штаба ВМС и наладить конспиративную связь, исключив появление агента на конспиративной, легко засвечиваемой квартире. В-третьих, проработать «прикрытие» — внешний контроль, чтобы вовремя выявить наблюдение за ним, наладить подстраховку, исходя из возможностей других разведывательных каналов. И наконец, важнейшее — отработать механизм эвакуации в случае тревоги; для любого агента отрабатывается несколько вариантов, один из которых избирается в зависимости от конкретных обстоятельств. Возможно ли это было и требовало ли особых усилий? Ответ очевиден: конечно возможно — и ничуть не выходит за рамки рутинной практики. И в «Моссаде», и в «Амане» десятки и сотни человек годами занимаются обеспечением безопасного минимума для работы агентов и достигли в этом деле признанных высот. За очень редким исключением, провалы в последние годы происходят не из-за их недоработок, а из-за личных просчетов агентов или серьезных (порой и нетрадиционных) действий контрразведки противника. Могли Хофи и Барак не знать, что «Лакам» не располагает ни силами, ни людьми, ни опытом такой работы, хотя сейчас агентство возглавляет кадровый и удачливый разведчик Рафаил Эйтан? Нет, конечно. Почему же серьезные люди в разведсообществе пошли на неизбежный провал Полларда и связанный с этим серьезный скандал в Израиле и США?

Вариантов ответа просматривается два. К тому моменту, когда Эйтан «слил» в военную разведку и аналитический центр «Моссад» информацию, её было уже так много, что факт разведработы против США уже состоялся и очень обоснованно можно было полагать, что ФБР или другая подобная структура уже разыскивает источник утечки. В этой ситуации вмешиваться, оказывать профессиональную помощь было опасно — фактически подставлялась собственная служба под неизбежный удар. Можно было какое-то время просто пользоваться представившейся возможностью и даже подсказывать (через «Лакам») наиболее интересующие направления — не случайно, наверное, Поллард говорил на суде о «исключительной координации армии, ВВС и ВМФ Израиля» и не предпринимать никаких действий к снижению тяжести скандала после провала. Но изнанка этой истории может быть ещё непригляднее. «Лакам» вскарабкался на слишком большую высоту и приобрел чрезмерную независимость. Он не просто стоял в стороне от разведсообщества и в большинстве случаев сохранял «непрозрачность» даже на уровне комитета «Вараш» — он де-факто стал одною из самых независимых структур. И складывается впечатление, что тайной парадигмой других разведслужб стало его «укрощение». Аналитики и стратеги не могли не высчитать, что операция окончится провалом; и здесь Эйтану не надо было ни мешать, ни помогать — сам разобьется. И разведчики пошли на международный скандал, на трагедию Полларда и его жены, на временное охлаждение отношений с США на государственном и тайном уровне, — но дождались своего.

…Рафи Эйтан заявил комиссии кнессета, что его совесть была абсолютно чиста: «Все, что я предпринимал, в том числе и по делу Полларда, совершалось с ведения моих руководителей. Я не позволю использовать себя в качестве козла отпущения и не намерен покрывать осведомленность и ответственность других лиц». Видимо, это были не пустые слова — не случайно Эйтан ушел в спокойную отставку на пост президента «Исроель кемикал», самой крупной государственной компании Израиля. Разведсообщество перераспределило обязанности и продолжало работать без «Лакама» как самостоятельной структуры, абсорбировав, естественно, и людей (в большинстве) из «Лакама», и его связи, и его техническую базу. И в дальнейшем произошел только «последний отголосок», который как бы подводит итог и рассказам о ядерной программе Израиля, и раздумьям о проявлении разногласий в израильском обществе и его разведывательном сообществе. В прессе эта история получила название «Дело Вануну».

Персональное досье.

Мордехай (Мотти) Вануну родился в Марокко в 1954 году в еврейской семье, где было семеро детей. В начале 1960-х годов семья выехала из Марракеша в Израиль с алией, тайным потоком эмигрантов, организованным «Моссадом» и поселилась в трущобном районе города Беершеба, пыльного городка с населением, состоящим из евреев и арабов-бедуинов. По израильским понятиям — в глуши посреди пустыни.

Отец Вануну Салумон старался заработать на жизнь, изготавливая и продавая на местном рынке ремесленные поделки. Затем Вануну служил в армии, в обычных инженерных частях; со службы возвратился в звании капрала. Какое-то время обучался на физическом факультете университета Тель-Авива, но был отчислен за неуспеваемость. В 1975 году он прочел в газете объявление о наборе «учеников техника» в «Камаг», как на иврите сокращенно назывался Центр ядерных исследований в Димоне. В ноябре 1976 года он был принят туда на работу и направлен на ускоренные курсы физики, химии, математики и английского языка. Через два месяца он вместе с 39 слушателями из 45 успешно сдал экзамены, прошел медицинский осмотр, получил пропуск в режимную зону и 10-дневный срок для ознакомления с объектом и существующими там порядками. Затем последовало ещё одно собеседование (его проводила комиссия из трех человек), и наконец 7 августа 1977 г. молодой «менахель мишмерет» впервые официально заступил на смену. Мордехай Вануну почти 10 лет проработал в качестве технического специалиста на совершенно секретном ядерном объекте Димона в пустыне Негев. Работа проходила достаточно успешно, давала пристойной материальное обеспечение и даже определенное уважение в обществе; в ней только не было — и слава Богу, что не было, на таком-то объекте! — серьезных перемен.